Самюэль Дилэни

Баллада о Бете-2

 

1

- На это отвечу: потому что они там.

Дневной свет спиральных плафонов высекал из темноты костистое лицо профессора.

- Но...- начал было Джонини.

- Никаких «но»! - отрезал профессор.- Все не так просто. То, что они сделали,- никогда не будет повторе­но; тем более, последние из них все еще там. Вот почему ты отправишься изучать Звездный Народ.

- Но, сэр,- Джонини опять попытался возразить,- я говорю вовсе о другом: прошу освободить от этой темы. От меня ждут ответов на все вопросы по Звездному На­роду, но вы же знаете, полевые работы отнимут много времени. Я не отказываюсь работать по теме моего дип­лома: нуктонская цивилизация на Кретоне Три или над чем-нибудь еще в этом роде, сэр.- И словно спохватив­шись, добавил:- Я понимаю, подобную привилегию мо­жете предоставить только вы!

- Совершенно верно,- невозмутимо отозвался профессор. Он подался вперед.- Поскольку ты исключи­тельно одаренный студент, я прислушаюсь к твоим по­желаниям, но должен признаться: твоя просьба ставит меня в затруднительное положение.

Джонини сглотнул слюну.

- Сэр, я не хочу тратить ваше время, но в галактиче­ской антропологии слишком много направлений, и, на­сколько я могу судить, Звездный Народ - это тупиковый пучь. Незначительная величина, переходный фактор, вы­павший из космических уравнений еще до того, как они были выведены. Его вклад в культуру вторичен, ничего нового он не создал. Все, что осталось,- крохотное по­селение, которому федерация из сентиментальных по­буждений позволяет влачить жалкое существование возле Леффера Шесть. Столько иных цивилизаций ждут исследования, а я вынужден ковыряться в дюжине хромоникелевых скорлупок, анализируя, документируя, вос­создавая историю деградировавших кретинов. Они меня не волнуют. Все так и есть, и ничего больше они из себя не представляют, сэр.

- Допустим,- миролюбиво заметил профессор,- но ты слишком эмоционален.

Он просмотрел записи на настольном экране и строго взглянул на студента.

- Я не могу удовлетворить твою просьбу. Я готов поспорить: ты утверждаешь, что культура Звездного На­рода потеряла смысл. Почему?

- Потому, сэр,- Джонини ожидал подобного вопро­са,- что Звездный Народ покинул Землю в 2242-м году. Предполагалось, что сменится двенадцать поколе­ний в космосе, прежде чем звездолет достигнет цели. Через шестьдесят лет после их отлета на Земле был изобре­тен гипердвигатель, а через сто, когда десять оставшихся кораблей подлетели к системе Леффера,- человечество уже установило прямые контакты с множеством обитае­мых миров и вошло в Конфедерацию. И это явилось для Звездного Народа спасением, ибо уровень его циви­лизации был столь низким, что потомки тех, кто отправил­ся через Галактику с благородными идеалами, не только не смогли установить контакт с чужой культурой, но и выжить. Эта великолепная десятка была загнана на орбиту вокруг Леффера, где им позволено благополучно выми­рать. По имеющимся сведениям, они довольны существую­щим положением вещей, насколько они вообще могут быть довольны. Пусть там и остаются! Я знать о них ничего не желаю!

В уверенности, что его точка зрения донесена до оппо­нента, стипендиат ожидал пусть не полного одобрения, так хоть какого-нибудь положительного отклика.

Но молчание затянулось. Когда же наконец профессор заговорил, его тон был более чем прохладен.

- Ты продолжаешь утверждать, что Звездный Народ не внес существенного вклада в культуру, а знаком ли ты со всеми документами?

Молодой человек зарделся.

- Сэр, меня, конечно, нельзя считать крупным спе­циалистом по Звездному Народу, но повторяю: за двенад­цать поколений можно было создать хотя бы одно ори­гинальное сочинение - балладу, картину, поэму или еще что-нибудь помимо безвкусных, сентиментальных упраж­нений в ностальгии!

Профессор вопросительно изогнул бровь.

- Я просмотрел записи их баллад, собранных в 79-м году Ксамоллой Нелла,- продолжал Джонини,- и в них не встретил ни единой метафоры, которую можно счесть оригинальной или относящейся, по крайней мере, к жизни на Звездном Корабле. Нет ничего, кроме полумистиче­ского фольклора, выраженного в образах песка, моря, городов и духов. Некоторые вызывают определенный ин­терес, но все это из области пустых фантазий, не имею­щих отношения к людям, рождающимся и умирающим на звездолетах. Меня эти слащавые излияния совершенно не трогают.

Профессор изогнул другую бровь.

- Да? Но прежде чем получишь направление на практику, хочу подчеркнуть то, что я говорил раньше: Звездный Народ сделал нечто в своей жизни, чего никогда не было сделано и с тех пор никем не повторено. Они двигались через пространство очень долго и вполне могли обнару­жить в нем и песок, и море, и города, и духов. Никто так не знает пространства. Гипердвигатель просто берет че­ловека из одной точки и переносит в другую,- он улыб­нулся и, растопырив ладонь, пресек поползновения Джо­нини, готового высказаться и по этому поводу.- Ты там не был. В любом случае они совершили самое отчаянное путешествие, какое только можно вообразить, и за одно это заслуживают не только уважения, но и изучения.

- Сэр, что может быть безопаснее межзвездного про­странства?! - воскликнул Джонини не без иронии.- В нем ничего нет.

Брови профессора вернулись в исходное положение.

- Даже если бы мы были уверены, что это так, а этого мы знать не можем, какого черта ты считаешь, что путе­шествие на земных кораблях безопасно?! Допустим, в пространстве были, кроме них, и другие! Не забывай, из дюжины стартовавших достигли цели десять, причем, два без экипажа! Вероятно, было нечто в этом «безопасном» пространстве - в этом песке и море, о чем мы не дога­дываемся.

Костлявый палец ткнул в клавишу консоли. По экрану побежали строчки.

- Ты говорил, что читал записи Нелла. Наверняка и баллада о Бете Два не прошла мимо тебя. Я хочу полу­чить полный исторический анализ первоисточника этого произведения. Это твое задание.

- Но, профессор...

- Свободен!

2

Джонини просмотрел лаконичное примечание: «Бета Два - один из звездных кораблей, прибывших в систему Леффера без экипажа. Данная баллада особенно популяр­на у Звездного Народа (См. Приложение «О музыкаль­ных традициях»). Обратите внимание на неритмичный рефрен, оригинальную особенность большинства баллад Звездного Народа, а также Эллиптический синтаксис».

«Вот уж, действительно, потуги на оригинальность»,- подумал Джонини и обратился к тексту.

И тогда пришла она к городу

По песку, с растрепанными яркими волосами,

С глазами угольной черноты и со сбитыми в кровь стопами,

И под ее руками - зеленоглазое дитя.

Трое стояло на городской стене,

Один - коротыш, а двое - повыше,

Один держал на виду золотую фанфару

И прокричал сквозь нее, чтобы все могли слышать,

Что она пришла к городу

По песку...

 

Женщина стояла за базарным прилавком,

Слезы, как алмазы, на ее щеках,

Один глаз незряч, она не могла говорить,

Но она слышала, как стража взывала:

Она пришла к городу

По песку...

 

Один человек стоял у здания суда,

Чтобы снова судить, как он делал прежде,

И когда он услышал зов стражи, он сказал:

«Она вернулась в город, чтобы умереть».

Да, она вернулась к городу

По песку...

 

Другой стоял на Холме Смерти.

Его лицо скрыто маской, а руки недвижимы.

Через плечо свисает веревка,

И он стоял, как вкопанный, на склоне.

Трое на городской стене взывали: «Прочь!

Приди к городу на другой день».

Но там внизу женщина стояла:

«Я вернулась, как обещала.

Да, я вернулась к городу

По песку...

 

Вы дали мне время попутешествовать.

В поисках зеленоглазого ребенка, который сделал вас тем, кто вы есть.

Я обыскала город и пустынные дюны,

И я нашла того, кто вверг нас в пучину бед.

Но я вернулась к городу

По песку...»

 

Она прошла сквозь ворога, и дети заплакали,

Она прошла через Рынок, и голоса умерли,

Она прошла мимо Дома суда и судьи притихшего,

Она прошла к подножию Холма Смерти.

 

Вниз по холму спустился человек с веревкой,

Встретил ее у подножья.

Она смотрела на город, потом повернулась и улыбнулась.

Одноглазая женщина держала зеленоглазого ребенка.

 

Огонь и кровь, мясо, дерьмо и кость -

Ниц на колени:

Сталь, камень и дерево

Сегодня суть прах, и город исчез,

Но она вернулась, как обещала.

Да, она вернулась к городу

 По песку, с растрепанными яркими волосами.

С глазами угольной черноты и со сбитыми в кровь стопами,

И под ее руками - зеленоглазое дитя.

 

Полный исторический анализ этого произведения из первоисточника означал, что Джонини должен посетить колонию звездолетов лично и разузнать о балладе все, что можно, по крайней мере, у трех различных племен Звездного Народа. На лабораторную работу отводилось двадцать четыре часа. Не больше и не меньше. Но он мог договориться в координационном Центре Времени, что, если потратит неделю там, в университете пройдут только сутки. Дольше Джонини не собирался задерживаться. Чтобы облегчить работу, решил предварительно покопать­ся в библиотеке.

Для начала он просмотрел предисловие Нелла к «Балла­дам Звездного Народа» и обнаружил кое-что заслуживаю­щее интереса: «Конечно, в действительности я не бывал в самой колонии из-за нехватки времени, а также несовме­стимости наших культур. Но Звездный Народ позволил роботу войти в корабль и сделать текстовые и нотные запи­си. Фольклорный робот передал мне распечатку текстов. Единственное, что я привнес,- это вставил поправки там, где наблюдались явные пропуски слов или целых фраз. Работа была проведена в довольно сжатые сроки, и воз­можны ошибки из-за невнятности записи, либо из-за не­точного толкования терминов сказителем. В случае разно­чтений прошу обращаться в архивную библиотеку».

Джонини откинулся на спинку, испытывая праведный гнев дотошного исследователя. Фольклорный робот, от­сутствие прямого контакта с носителями фольклора!.. По­хоже, у Ксамоллы ушло меньше времени на весь свой труд, чем придется потратить ему на одну-единственную балладу. Он мог с легкостью представить себе ситуацию: Нелле где-то в окрестностях Леффера внезапно прихо­дит в голову идея послать робота к Звездному Народу в надежде записать что-нибудь новенькое. (Вероятно, этот собиратель маялся от безделья в карантине или во время ремонта собственного звездолета.) Робот отпахал всего шесть или семь часов - и так увидело свет академическое издание фольклорных песен!

Откровенная халтура обозлила стипендиата.

На всякий случай он проверил и архив университетской библиотеки. Единственная вольность, которую себе по­зволил Ксамолла Нелла, приходилась на седьмую строфу. Робот дал строки в следующей интерпретации:

Она прошла сквозь ворота, и голоса заплакали,

Она прошла через Рынок, и дети умерли.

Да, похоже, исправление было закономерным. В против­ном случае, картинка вырисовывается слишком сюрреали­стической. А это противоречит создавшемуся у него впечатлению о Звездном Народе.

Внимательно перечитывая балладу, Джонини нашел в ней притягательную простоту. Жаль, что смысла маловато. Ни тебе сияния галактик за иллюминаторами, ни леде­нящих душу подробностей таинственного скольжения меж звездами.

Он сменил диск на каталожный и вызвал на дисплей новые записи. Выбор был небогат - с полдюжины. Он искал голубую запись - голубым цветом в каталоге по­мечались первоисточники. На удивление, таковой оказа­лась только одна. Подозревая, что в каталог вкралась ошибка, стипендиат проконсультировался у библиотекаря и выяснил, что никакой ошибки нет.

Запись шла без названия. На удивление, она относи­лась к тому древнему периоду, лет девяносто назад, когда забытые и людьми, и богом старинные корабли объяви­лись в сфере влияния Федерации.

Аудиокомментарии читались землянином с Центавра. (Чрезвычайно сжатый диалект с множеством согласных весьма подходил для официальных сообщений.) Речь шла о первом контакте со Звездным Народом и вооруженном конфликте с представителями Федерации:

«...и наконец пришлось использовать гипновибратор. Даже в этом случае войти оказалось чрезвычайно трудно. Эво­люция вспять зашла слишком далеко. Сонные существа, лежащие вповалку в переходных шлюзах с оружием в ру­ках, безволосые, нагие, бледные, хрупкокостные. Несмотря на лихорадочные (можно даже сказать, героические) уси­лия не допустить нас внутрь, они не смогли причинить нам вреда. Попытки прощупать их подсознание пока­зали, что в основе Звездный Народ отнюдь не враждебен. Однако они настолько порабощены своей невероятной ми­фологией, возникшей в результате так и не расшифрован­ных происшествий за время путешествия, что мы пришли к выводу оставить их в покое. Их технические средства совершенно непригодны для переброски больше чем на де­сять-двенадцать миллионов километров. Похоже, что меж­ду кораблями в полете существовали контакты при по­мощи радиосвязи и, как мы выяснили, путем перехода отдельных групп с корабля на корабль. (После продолжи­тельного молчания голос заговорил снова.) У них все еще есть письменность, и она принадлежит, несмотря на многонациональность первоначального экипажа, к группе английских языков. Но ее трудно понять из-за орфогра­фических изменений, и еще потому, что тексты состоят из одних эвфемизмов. Масса документов, подвергшихся изучению, связана с понятием Рынка (Базара), который, как мы предположили, является обозначением гидропо­ники или иного, производящего провиант, устройства на корабле. Лингвисту Бурберу понадобилось больше часа, чтобы определить неверность такого подхода. Термин «Рынок» относится к инкубатору, в котором для стабили­зации численности населения звездолета хранятся эмбрио­ны и где родители могут получить выращенных младен­цев. Рынок, или так называемый Родильный Банк, выпол­нял еще одну важную функцию: сохранность популяции от нежелательных мутаций. По внешнему виду доходяг трудно было сказать, что эту функцию Рынок осуществлял достаточно успешно».

Джонини перечитал две инвертированные строчки бал­лады. Так вот что такое Рынок. Связь Рынка с детьми очевидна. Без сомнения, поправка должна выглядеть так:

Она прошла сквозь ворота, и голоса умерли.

Она прошла через Рынок, и дети заплакали.

А может, все-таки первоначальный вариант? И если пер­воначальный, то почему?

Быстро, но тщательно он просмотрел сообщения по каждому кораблю, и его внимание привлекло:

«...Бету Два мы нашли совершенно пустой. Длинные ко­ридоры безлюдны, но освещение продолжает функциони­ровать. Двери кают нараспашку, кассеты в видеоустрой­ствах наполовину проиграны, на скатертях столовые при­боры - словно брошенные в спешке. Зрелище возле утилизатора напоминает мне, как комментатору, картину Освенцима во время так называемой Второй Мировой Войны. Камера полностью набита скелетами, словно эки­паж охватил повальный суицид или - в это трудно пове­рить - здесь было совершено массовое убийство. И снова наш лингвист Бурбер привлек внимание к факту, что ске­леты принадлежат только взрослым особям. Это привело к внимательной проверке Родильного Банка, который ока­зался безнадежно выведенным из строя. Большинство стек­лянных колб, в которых развивались зародыши, было разбито вдребезги. Очевидно, между двумя этими ужас­ными фактами существует связь, но из-за нехватки вре­мени тщательное расследование не производилось. Гипноопрос на других кораблях выявил осознание Звездным Народом какой-то катастрофы на Бете Два несколько поколений назад, но природа и размеры этой катастрофы затуманены легендами...»

Джонини снова остановился и пробежался по упомина­ниям Холма Смерти. (По-английски утилизатор - Death Nead, дословно - Голова Смерти, а Холм и Голова звучат приблизительно одинаково.) Отсек Смерти... по­местить в Камеру Смерти... и даже Склон Смерти... Но никакого ясного толкования.

Джонини вызвал другую запись: просмотр древнего мик­рофильма о конструкции звездолетов до эпохи гипердвигателя:

«...снабжено Камерой Смерти, которая действует как утилизатор отходов. Она может быть также использована для умерщвления приговоренных к высшей мере наказа­ния в тех экстремальных случаях, когда нет иного способа сохранить существующее положение вещей в таком огра­ниченном сообществе (социуме)».

С чем-то похожим на пробуждающийся интерес Джо­нини в который раз уже вернулся к тексту баллады. На Бете Два был разгромлен Родильный Банк (Рынок). Отсек Смерти можно было использовать для приведения в действие приговора за подобный акт вандализма. По­хоже, в оригинальной версии седьмой строфы был свой смысл.

Она прошла сквозь ворота, и голоса заплакали,

Она прошла через Рынок, и дети умерли.

Она прошла мимо Дома суда и судьи притихшего,

Она прошла к подножию Холма Смерти.

По крайней мере, у него было теперь с чего начинать.

3

Вытянувшись в пилотском гамаке, Джонини безучастно созерцал темный экран внешнего обзора, который все равно не функционировал в условиях гиперперехода. За секунду полета он проскочил несоизмеримо большее рас­стояние в пустоте, чем Звездные Корабли, которые со скоростью улитки - несколько тысяч километров в секун­ду - трудолюбиво ползли по невесомому бархату косми­ческой ночи. Несмотря на пробуждающийся интерес, ко­торый он отказывался признавать, стипендиат все еще ви­дел себя - потенциального галактического антрополога - на пути к расследованию незначительного, тривиального инцидента, связанного с тупиковой ветвью культуры.

Как он стремился к городам Нуктона на Кретоне Три с их серебряными залами, парками черного камня - реликвиями столь трагичной расы, создавшей шедевры архитектуры и музыки! Тем более это удивительно, что у этой расы не было ничего, кроме архитектуры и музыки, для передачи друг другу сиюминутных эмоций. Цивили­зация Нуктона не имела письменности и речи - для ком­муникаций применялись опять же только архитектура и музыка. Феноменальные достижения такой культуры, ко­нечно же, требовали дотошного изучения.

Легкая расплывчатость окружающих предметов сооб­щила Джонини, что крейсер вышел из гиперпространства. В правом верхнем углу экрана появилось изображение зеленого солнца Леффера. Прямо перед глазами возникла розетка из полумесяцев - Звездные Корабли первопро­ходцев космоса. Они выглядели, как обрезки ногтей на вельвете цвета сумерек. Джонини насчитал их шесть. И каждый, как он знал, достигал двадцати километров в диаметре - эдакие мастодонты. Остальные четыре пря­тались в тени этих шести. Наблюдая, он выявил узор их причудливого перемещения - словно пылинки грациозно танцевали в луче света. Они были скомпонованы на орбите с десятигодичным периодом обращения в трехстах мил­лионах километров от Леффера, и каждый корабль от­стоял от предыдущего на семьдесят километров.

Медленно выплыл из полумрака новый полумесяц, а один из тех, что был раньше заметен, постепенно погас. Джонини прибавил экрану разрешающей способности, от­чего дисплей поголубел, а полумесяцы кораблей приоб­рели зеленоватый оттенок.

Крейсер Джонини имел компактный гипердвигатель с временной задержкой в шесть недель, чего не хватало для серьезных прыжков по звездам. Однако университет не предоставлял студентам кораблей с большим временным запасом, потому что прыжки на таких кораблях могут вы­зывать парадоксы, приносящие массу хлопот Централь­ному Контролю. Большим кораблям он может предоста­вить и двухгодичный временной запас. Но если ты влип в нештатную ситуацию, шестинедельный запас давал воз­можность прыгать только в промежутке между отправной точкой и временем, когда наступил кризис, вопя SOS на весь космос в надежде, что кто-нибудь придет на помощь (весьма маленькая вероятность). Либо покориться судьбе, выйти в обычное пространство и тогда уж только надеять­ся, потому что больше рассчитывать не на что. А в резуль­тате власть предержащие постоянно жаловались на число происшествий со студентами. Никакой справедливости!

В двух тысячах километрах от своей цели Джонини сбавил скорость и, пока сближался с колонией, все гадал: как ему распознать Бету-2. И вообще, чем заняться сна­чала: отыскать и исследовать брошенную Бету-2 или всту­пить в переговоры (если они только захотят!) с обитате­лями одного из населенных кораблей.

Еще одно интересовало его, хотя и не имело никакого отношения к поставленной задаче, по крайней мере, не­посредственно. Последнее, о чем он узнал в архивах, отно­силось к другому брошенному кораблю, Сигме-9:

«…абсолютно выпотрошенным (торопливый голос ком­ментатора). Колоссальная, неправильной формы, часть обшивки оторвана напрочь. Внутренние каркасы окружены собственным зеленоватым свечением. Остаток корпуса переломлен чуть ли не надвое. Нет никаких шансов, что здесь кто-нибудь уцелел. Поразительно, как инерция и ав­томатика сохранили эти останки на прежнем курсе...»

Джонини увеличивал масштаб до тех пор, пока туман­ные сферы не заполнили настенный экран целиком. А из розетки звездолетов выплыл новый корабль. Отождествить его с Сигмой-9 не составило труда. Корабль выглядел словно сдавленная яичная скорлупа. Рваные края усеивали булавочные концы переломанных ферм и балок. В корпусе зияла колоссальная дыра, от которой во все стороны змеи­лись хорошо различимые трещины с отставшими фрагмен­тами обшивки.

На первый взгляд, это могло быть следствием мощного взрыва внутри звездолета, но, по размышлению, Джонини решил, что сие маловероятно, так как при существовавшей конструкции подобный взрыв, способный уничтожить зна­чительную часть корпуса, неминуемо разбросал бы остан­ки. Знания, приобретенные им в процессе изучения курса физики столкновений, напрочь отметали вероятность уда­ра извне, фактически, такой тип разрушения не имел права на существование. Однако вот он, пример, висел прямо перед ним на экране.

Джонини доверил автопилоту вести крейсер прямо к розетке звездолетов, а сам, переключив экран на реальный масштаб, наблюдал, как разрастаются туманные сферы. Остановив крейсер в ста пятидесяти километрах от бли­жайшего корабля, стипендиат принялся за визуальное обследование во всех спектрах, но безрезультатно. На­конец, на скорости сто пятьдесят километров в час (обес­печив себе время на размышление) Джонини начал сбли­жение. На отметке 42-й секунды он ткнул в клавишу остановки времени.

И время стало.

Практически, теперь он находился в поле хроностазиса, а его крейсер завис чуть ли не на расстоянии трех метров от поверхности звездного корабля. Джонини переключил экран на выносные датчики, и изображение стало расти, растекаться во все стороны. Он опускал глаза до тех пор, пока не возникло ощущение открытого космоса. Тогда он огляделся.

Плиты обшивки, которые он подсознательно ожидал уви­деть гладкими и ровными, вблизи напоминали изъеденный, заплесневевший сыр. Броня кристаллизовалась в борозды и чешуйчатые натеки; зеленоватые сами по себе, они стали более темными, нежели это могло быть вызвано освеще­нием далекой звезды.

Джонини взглянул вверх. У него перехватило дыхание. В четырнадцать раз большая, чем Луна, видимая с Земли, над ним нависала громадина Сигмы-9. Джонини знал, что ничто не могло двигаться в хроностазисе. Он знал, что на­ходится в безопасности внутри крейсера, в нескольких минутах полета от дюжины обитаемых звездных систем и их планет. Однако вспоротая груда металла надвига­лась прямо на него, мерцая сквозь тьму. Казалось, она наваливается, наваливается...

Джонини закричал, прикрыл глаза локтем, а другой ру­кой отключил внешние датчики. Весь в поту, дрожа от внутреннего напряжения, огляделся: визиэкран вновь был всего лишь двухметровым окном.

Нет, мозг не готов к безграничности космоса. Корабль, мерцающий зеленым огнем,- падающая громада - это ужасно…

Мерцающий корабль?!

Он оторвал потную руку от подлокотника. Мерцающий? Это, должно быть, оптическая иллюзия. Во временном стазисе ничего не должно мерцать. Но как же искрящееся газообразное зеленоватое свечение, окутывавшее нависаю­щий корабль? Джонини настроил визиэкран, чтобы еще раз взглянуть на Сигму-9, теперь уже в психологически безопасной обстановке пилотской кабины. Зеленая изуве­ченная громада мерцала в бездонном провале космоса...

Он запаниковал. Что-то было не в порядке с его запасом времени. Глаза обежали ряды аварийных датчиков. Нет, все в ажуре. Джонини собрался было уже перейти в гиперпространство, прежде чем произойдет непоправимое, но занесенная над пультом рука остановилась. Рядом был Леффер.

Он подключил фильтр и дал на экран увеличение.

Поверхность солнца во временном стазисе выглядит совершенно иначе, чем при нормальном течении времени. Нечто, известное под именем эффекта Кифера, делает звезды похожими на резиновый шар, который окунули в клей, а затем прокатили по россыпи разноцветных кон­фетти. Каждый оттенок сияет, словно отдельная точка, чет­ко различимая и яркая. Обыкновенно текстура звезды на­поминает флюоресцирующую кожуру апельсина.

Эффект Кифера был в наличии. Так что он действитель­но находился в хроностазисе. И тем не менее на Сигме-9 что-то происходило.

Ползя на скорости 20 километров в час, Джонини пере­ключился на нормальный поток времени и принялся вы­искивать вход в один из неразрушенных звездолетов. Им мог оказаться лишь изъеденный метеорами полусфе­рический выступ на корпусе. Джонини завис над шлюзом, радируя опознавательный сигнал чисто автоматически, безо всякой надежды, что кто-либо откликнется. К удивлению, в динамиках раздался голос со странным английским ак­центом:

- Ваши уши не закупорены, но ваши глаза слепы. Ваши уши не закупорены, но ваши глаза слепы. Вход запрещен, пока глаза слепы. Представьтесь. Прием.

Монотонный голос принадлежал автомату, но само сообщение повергло Джонини в недоумение. Он снова ради­ровал опознавательный сигнал и добавил на той же ча­стоте:

- Если отвечает робот, то, пожалуйста, пусть на связь выйдет оператор. Я хотел бы поговорить с человеком.

- Ваши уши свободны от серы, свободны и не закупо­рены,- все тот же монотонный голос.- Но ваши глаза сле­пы. Мы совсем не видим вас.

Тут Джонини догадался. Очевидно, робот разбирался в модуляциях. Он явно требовал видеоизображение Джо­нини. Так Джонини и поступил, настроив экран на ответ­ную передачу.

- Ваши глаза чисты. Передаем код шлюза.

В углу экрана появилась цепь обозначений из белых кружков и черных линий. Поверх легла строчка печатными буквами:

ВЫ ВХОДИТЕ В ГОРОД ГАММА ПЯТЬ.

Полусфера под ним принялась разворачиваться. Кос­мические шлюпки, для которых предназначался шлюз, были раза в три больше крейсера Джонини. От корпуса отрывались и уплывали наслоения разрыхленного метал­ла. Рассыпаясь на части и клубясь, они, словно облачком, окутали поворот полусферы внутрь корабля. Автопилот ввел крейсер в открывшийся туннель. При повороте на экране мелькнула Сигма-9, и Джонини вспомнилось, как он сказал профессору: «Сэр, что может быть безопаснее межзвездного пространства?!». Предположительно эти звез­долеты обладали надежнейшими двигателями и неразру­шимыми корпусами. Что же в таком случае сжевало об­шивку и разрушило Сигму, как будто та была из фарфора? Он пообещал себе, что поставит перед корабельным ком­пьютером эту задачу и посмотрит, какой вывод сделает ма­шина из замеров напряжении и усталости металла изуро­дованного корпуса. Те, кто побывал здесь до него, так и не придумали ничего путного.

Тройные лепестки первого шлюза сомкнулись, и Джо­нини принялся ждать момента, когда его крейсер станет в док.

Крейсер вздрогнул, вспыхнула лампа, сигнализирующая о контакте антигравитационного поля. Шлюз явно пред­назначался для более крупных судов, захваты причала тщетно барахтались в вакууме. Поле держало крейсер точно в центре шлюза, но захваты оказались слишком коротки. Джонини нарастил плотность поля до плотности, сравнимой с титановой сталью в радиусе шести метров. Пускай вопьют свои клыки!

БАНГ.

Клыки впились.

В динамиках - голос:

- Приготовиться к высадке.

Давление атмосферы в шлюзе сравнялось с земным. Ну вот и все, подумал Джонини. Что он знал об остальной части звездного корабля? Роботы запрограммированы так, что если что-нибудь не в порядке, в корабль постороннего не допустят. На всякий случай он запаковал в походную аптечку атмосферный кокон объемом два кубических мет­ра, проверил аккумулятор на поясе, завязал шнурок левой сандалии, встал и пошел к выходу.

Избирательные мембраны давно заменили двойной кес­сон. Лепестки диафрагмы разошлись в стороны, и Джо­нини посмотрел в док, где в шести метрах от него к анти­гравитационному полю присосалась гибкая труба-пере­ходник.

Крейсер Джонини обладал приятным подобием грави­тации, а звездный корабль пребывал в невесомости. Джо­нини оттолкнулся от корпуса и нырнул в невесомость. Край переходника оказался совсем рядом, словно раз­верстая пасть миноги. Внутри переходника наблюдалось голубовато-белое свечение. Джонини остановился, нажал кнопку на аккумуляторе и, цепляясь за гибкий поручень двинулся дальше.

Прямоугольные окна, отражая молочно-белый свет, через равные промежутки выходили в док. Метров через пять гофрированная стена сменилась стальной, и окна исчезли Джонини попал в сам корабль. Сзади раздался слабый шелест, он повернулся: конец переходника - закупорен. В переходнике было достаточно прохладно, откуда-то веяло ветерком.

В обе стороны корабля вели треугольные коридоры. По их центрам тянулись спиральные поручни. Указатель одной стороны гласил: РЕКРЕАЦИОННЫЙ ЗАЛ, другой - НАВИГАЦИОННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ. Антрополог Джонини слабо разбирался в технической терминологии, тем более, что все эти термины исчезли с появлением новой техноло­гии постройки звездолетов. Однако ему было известно достаточное количество латинских и индоевропейских кор­ней, которые должны были помочь выпутаться из возни­кающих лингвистических тупиков.

При некотором размышлении Джонини решил, что НАВИГАЦИОНКА должна оказаться более заманчивой це­лью. С другой стороны, его заинтересовал вопрос, что за рекреацией занимались в соответствующем зале и каким способом. Но все-таки он отправился туда, откуда могли приноситься жертвы безбрежному морю,- в НАВИГАЦИОНКУ.

Минуту спустя он подплыл к маленькой рубке. Внуши­тельный столб возвышался в центре помещения. На сте­нах - множество экранов, под ними - столы. И стены, и потолок, и, естественно, пол-металлические, поэтому Джонини включил магнитные подошвы на своих сандалиях и медленно опустился. Он окинул взглядом привинченные к полу столы. Явно эта часть корабля когда-то подверга­лась действию гравитации.

- Одну минутку, - раздался голос из настенного гром­коговорителя,- Я постараюсь разыскать кого-нибудь из людей, как вы просили.

- Спасибо.- Джонини ничего не оставалось делать, как поблагодарить услужливый автомат. Однако робот не торопился.

- Где все?

- Слишком сложная постановка вопроса,- отозвался автомат.- Я постараюсь разыскать кого-нибудь из живых существ, - повторил он.

Через несколько секунд динамик заработал снова.

- Извините, сэр, но никто не отзывается.

- Что, нет никого из живущих на корабле? - спросил стипендиат.

- Люди живы, - последовал недвусмысленный ответ. В нем почудилась угроза.

На одном из столов лежала стопка книг. Книги! На­стоящие книги были предметом вожделения для специали­ста по антропологии, каковым считал себя Джонини. Тяжелые, громоздкие, требующие специальных средств для хранения, они были камнем преткновения для многих поколений студентов. Джонини же не относил себя к ленивым школярам. Любая книга, достаточно старинная, становилась для него бриллиантом, независимо от содер­жания. Сама концепция КНИГИ была в таком противо­речии с современным сжатым, переполненным и куда-то торопящимся бытием, что его приводило в экстаз простое обладание подобным раритетом. Коллекция Джонини в составе семидесяти томов считалась в университете пре­тенциозной роскошью. Жемчужиной коллекции - каж­дая страница впрессована в пластиковую оболочку - являлся телефонный справочник Манхэттена за 1975 год.

Он приблизился к вожделенной стопке и взял верхний том. Том отсоединился со щелчком, говорящим, что пере­плеты книг намагничены. Джонини раскрыл книгу. Стра­ницы из тонкого металла серебрились в голубоватом свете рубки. Что-то вроде бортового журнала или дневника. С указаниями времени и даты перед каждой записью. Джонини раскрыл наугад где-то в середине и пробежал глазами строчки:

«Находимся в пустыне уже 39 часов. Не знаю, сможет ли корабль вынести еще. Счет песка варьируется между 15-ю и 22-мя. Самое ужасное, мы не представляем, сколь­ко это может продолжаться. Первая пустыня, которую мы встретили двенадцать лет назад, тянулась четырна­дцать часов, прежде чем мы ее преодолели. Спустя два года море снова закончилось, и мы топали через пустыню почти одиннадцать месяцев. Износ корабельной брони невероятен. Если встретится еще что-нибудь подобное, третье поколение не выживет. Потом было плавание по чистому океану в течение шести лет. И налетел песчаный смерч небывалой интенсивности. Он бушевал почти три часа со счетом выше ста пятидесяти. И нанес почти такой же ущерб, как и первая встреченная пустыня. Насколько простерлась эта пустыня? На час, на год, на столетие?»

Более поздняя запись:

«Счет стабильно держится на шести в течение послед­них девяти дней. Это истинное благословение, если учесть, что длительный счет один-два может оказаться губитель­ным. Обручил этим вечером Африда Ярина VI-ro и Пэгги Ти XVII-ю. Праздновали на Базаре. Слегка опьянев, я ушел пораньше. Они выбрали детеныша БХ 57911, вклю­чающего некоторые из моих генов. Пэгги пошутила: «Поскольку ты - крестный отец, то в нашем ребенке пусть будет что-нибудь и от тебя». Полагаю, что шутка воспри­нята Афридом благосклонно, ведь эмбрион, в основном, был слеплен из его генетической линии и линии Пэгги. Я ушел в подавленном настроении: детеныши, как этот,- порождение Базара,- кажутся слишком плоскими, одно­мерными для нас, еще помнящих Землю. Конечно, никто не говорит им про реальную опасность пустынь. Они спо­собны извлечь столько удовольствия из малого, они так верят в счастливый исход нашего путешествия, что было бы слишком жестоко упоминать на вечеринке о песке. Я знал, что мне будет еще хуже, но я звякнул Лилле на Бету Два: «Как самочувствие, Капитанесса?» - «Вашими молитвами, Капитан» - «Хочешь перебраться на корабль вырастить ребенка?» - «Ты пьян. Хэнк» - «Не совсем. Я серьезно. Почему бы тебе не оставить город Бета Два на своего заместителя и не сплавать на шлюпке ко мне? Я стану Консультантом, и мы заживем в идиллии и неве­сомости. Нам осталось недолго. Подумай, Ли!» - «Пусты­ня действует тебе на нервы, Хэнк» - «Жаль, что все может оказаться напрасным - наши жизни, наши мечты. Кто мог предположить, что мы встретимся с подобной дрянью? Если бы могли только предвидеть такое, то ока­зались бы готовыми к испытанию. Мезонные поля ана­логичной плотности при нашей скорости прогрызут кора­бельную броню, как термиты» - «А вдруг мы выберемся из этой пустыни через пять минут и больше уже не встре­тим ни одной? Мы не знаем, что нас ждет впереди, Хэнк» - «Да, дьявол, черт или пурпурный дракон с крыль­ями из папье-маше, поджидающий чудненькие горошинки, вроде нас, которые плывут мимо... Но это маловероятно. Мезонные поля - вот реальная опасность. Мы будем изъ­едены до такой степени, что наши корабли превратятся в бесформенную груду металлолома. Внешние перископы свидетельствуют: поверхность брони выглядит, как до­рожная карта североатлантических штатов. Еще три сотни лет - и нам крупно повезет, если этот ломоть швейцар­ского сыра доберется до Леффера. Ли, перебирайся в мой город и проведем время вместе» - «Хэнк (я не мог зрить ее. Наши разговоры всегда проходили в темноте. Мы не ви­делись с тех пор, как ей исполнилось 22 года. Мысль о том, что ей скоро стукнет 70, казалась мне дикой), пред­положим, мы выберемся из пустыни. У меня, по крайней мере, десять лет в запасе, чтобы научить малышей еще триста лет быть живыми и чтобы Земля могла гордиться своими детьми. Но к тому времени мы давно взойдем на Холм Смерти» - «Ли, но есть и другие, способные их это­му научить» - «Это не так, ты знаешь, Хэнк». Я молчал несколько секунд. «Да, я знаю». Тут она меня удивила, и я понял, что пустыня угнетающе действует и на нее. Она быстро сказала: «Если в следующий раз счет песка дойдет до 125-и, я приду к тебе, Хэнк». И выключила связь. Почему-то в этот момент я ощутил себя полным ничто­жеством».

Запись кончилась, и Джонини перевел глаза на следу­ющую:

«Счет песка - одиннадцать».

Следующая:

«Счет упал до восьми».

Еще одна:

«Счет - семь».

Затем:

«Счет песка стабилизировался на семи».

Эта запись повторялась на протяжении почти целого месяца. Потом встревоженное:

«Счет возрос до девятнадцати».

«Счет песка - 32».

Часом позже:

«Счет песка - 39».

Спустя еще час:

«Счет - 79».

Следующий час:

«Как это случилось, не знаю. Я наблюдал за ползущей по циферблату стрелкой уже три часа. Счет - 94. Счет - 117. Чувствую себя взмыленным, как лошадь, выигравшая стипль-чез. Потом у моего локтя задребезжала междугородка. Я вдавил клавишу и сразу услышал голос Ли:

«Боже, Хэнк, что происходит?» - «Ли, я... не знаю» - «Счет - 138, 149... Хэнк, мы же мечтали о звездах. Хэнк, но, кажется, это так и останется мечтой...» - она заплакала. Я онемел. Когда посмотрел на циферблат, стрелка двигалась со скоростью секундной. «Уже 196, Хэнк. Я плыву к тебе». Я едва угадал смысл слов сквозь всхлипы­вание. Счетчик показывал 209. «Ты с ума сошла! - за­орал я в мембрану.- Твоя шлюпка станет решетом, преж­де чем ты пройдешь триста километров! Все кончено, Ли!». Она все еще рыдала, а стрелка взмыла к трехсотой отметке. Качнулась и скакнула к нулю, на три секунды замедлив падение на цифре 45. Первой мыслью было, что счетчик вышел из строя. Я услышал вопросительное: «Хэнк?» - «Ли?» - «Мы выбрались, Хэнк!». Ничего из строя не вышло, только внутри меня что-то оторвалось. «Мы снова в море, Хэнк. Я плыву к тебе все равно. Не останусь, но хочу с тобой повидаться».

Джонини перевернул страницу:

«Полчаса газовый шлейф ее шлюпки выглядел на экране, как растрепанный яркий локон. Она приблизилась с чис­тыми глазами и открытыми ушами. Я спустился в переход­ник, чтобы ее встретить. Я видел, как она вплыла. Наши взгляды скрестились: ее карие глаза сверкали, темные во­лосы растрепались, улыбка сияла на губах, а белая-белая кожа светилась алебастровой бледностью. Мы двинулись навстречу друг другу, и я понял. ЧТО я видел. «Хэнк,- обратилась она ко мне. Ее волосы были седы и коротко пострижены, запавшие глаза выглядывали из паутины мор­щин. Улыбки не было. Ли тяжело дышала. - Хэнк? - она все еще не могла поверить, что перед ней я.- Пожалуй­ста, скорее выведи меня из зоны гравитации, пока не слу­чился удар. Я плохо себя чувствовала и последнее время проводила в нулевой секции» - «Конечно» - «Боюсь, что я еле стою»,- сказала она, усмехнувшись через силу. Это был ее голос. Я следил за ним сорок лет, которые отделяли нас от Земли. Я обнял ее за плечи и заметил растянувшие­ся складки на шее... Мы добрались до лифта. В нулевой секции, где гравитация отсутствовала полностью, она облегченно вздохнула и сказала: «Похоже, Хэнк, ты лучше сохранился, чем я. Говорят, красавицы быстрее стареют. А я... я была симпатичной, правда, Хэнк? - она засмея­лась.- Впрочем, неважно. Ты же знаешь, парень, каково чувствовать себя со сбитыми ногами?» - «Сбитые но­ги?» - удивился я.- «Разве это выражение не добралось до вашего города? - в свою очередь удивилась она.- Так говорят малыши, когда кто-нибудь долго пробудет в не­весомости, а потом попадет в секцию, где есть гравита­ция. Нет сомнений, это выражение скоро доберется и до вас. Забавно, как взрослые падки на детский слэнг. Малы­ши берут у нас слова и придают им новые значения. А по­том эти слова возвращаются к нам. Дети влияют на нас так же, как и мы влияем на них, - она вздохнула.- Мы столько земного вложили в малышей, и теперь они хотят, чтобы все было по-земному. Неудивительно, что они дают земные названия вещам, нисколько не относящимся к Земле. Как ты думаешь, Хэнк, мы достигнем цели?» Я не ответил. Я хотел, но просто не мог. Она ждала со странной улыбкой на бесцветных губах. Улыбка сошла, когда она посмотрела на свои старческие руки. Потом она снова взглянула на меня, и в ее глазах таился страх. «Ли, мы уже немолоды. Нам недолго ждать?» - я говорил вопро­сительно, словно хотел услышать, как такое могло слу­читься с нами. В ответ она сказала: «Кажется, мне пора домой». Мы обменялись ничего не значащими фразами у люка шлюпки. Я обнял ее, и она сжала меня так крепко, как только могла. Я отпустил ее. А потом она стала всего лишь серебристым пятнышком на экране. Весь остаток дня я пребывал в плохом настроении, и малыши избегали меня, как чумного. Вечером снова связался с городом Бета Два. «Привет, Капитан!» - услышал я знакомый голос. «Привет!» - словно не виделись сегодня. Потом мы поступили так, как давно уже не делали: часа полтора говорили о звездах».

Джонини захлопнул книгу. Песок и пустыня - мезонное поле! Город - составная часть Звездного Корабля. Яркие волосы - шлейф космической шлюпки. Сбитые но­ги, черные глаза. Конечно же, баллада о Бете Два появи­лась значительно позже, чем повествование о дружбе первых Капитанов - Хэнка и Ли. Теперь почти все, по крайней мере, в рефрене, приобретало совершенно понятный смысл.

Он позволил памяти пробежаться еще раз по строчкам баллады, не замечая экрана перед собой, не чувствуя веса бортового журнала:

И тогда пришла она к городу

По песку, с яркими растрепанными волосами,

С главами угольной черноты и со сбитыми в кровь ногами.

И под ее руками - зеленоглазое дитя.

 

И тут кто-то произнес:

- Привет!

4

Джонини резко повернулся и чуть было не слетел с магнитных катушек. Книга выскочила из рук и запрыгала по полу.

Одной рукой за край дверного проема держался маль­чик. Он вытянул тощую ногу и остановил книгу.

- Держи! - отфутболил ее назад, и книга полетела к Джонини, позвякивая страницами.

- Спасибо!

- Пустяки!

Мальчик был худ, наг, его молочная белая кожа словно просвечивалась насквозь. На первый взгляд, ему было лет 14-15, если б не волосы: длинные, шелковистые, обесцвеченные. Они отступали от висков назад, как у старых лю­дей, которые начинают лысеть со лба. Губы тонкие, нос плоский, но господь не обделил его глазами: громадными, цвета морской волны.

- Что ты делаешь? - спросил мальчик.

- Да вот, осваиваюсь. Ищу...

- Что ищешь?

- То, что... э-э... могу найти...- Джонини был изумлен и слегка сбит с толку.

- Ты нашел это,- парень показал на книгу.

Джонини осторожно кивнул.

- Ты можешь ее прочесть?

Джонини вновь кивнул.

- Ты, должно быть, умный,- сказал парень,- Готов поспорить, что я тоже смогу ее прочесть. Дай-ка!

Джонини ничего не оставалось, как перепасовать жур­нал обратно к дверному проему. Парень ловко принял пас ступней, подбросил импровизированный мяч и, когда журнал оказался у него в руке, начал читать:

- Бортжурнал города Гамма Пять, собственность Ка­питана Хэнка Брандта, начатый...

- Хорошо, хорошо,- перебил Джонини.- Я  тебе верю! Где ты научился говорить?

- Что значит «где»? - его глаза, и без того громадные, расширились от удивления.

- Твой выговор. Ты говоришь на современном анг­лийском.

Речь парнишки была куда более современной, нежели архаичные обороты робота.

- Я просто...- парень запнулся.- Не знаю, где научил­ся,- он помотал головой,- научился и все.

- А где все остальные? - спросил стипендиат. Подросток отцепился от двери и завертелся в воздухе, не выпуская книгу.

- Остальные что?

- Остальные люди,- пояснил землянин.

- На Кораблях,- ответил подросток. Потом доба­вил: - Но на Кораблях Сигма Девять и Бета Два лю­дей нет.

- Я знаю,- сказал Джонини, изображая терпение.- Где люди на этом Корабле - Гамме Пять?

- Главным образом, в центральной секции, на База­ре, в горах, на рыбачьем побережье или же в Бассейной.

- Ты проводишь меня к ним?

Подросток всплыл правым боком к потолку.

- А ты уверен, что хочешь этого?

- Почему бы и нет!

- Ты вряд ли им понравишься! - он снова ухватился рукой за притолоку.- Они чуть не прикончили последних посетителей. В старых станнерах еще полно энергии.

- Что за посетители? - поинтересовался Джонини.

- Лет девяносто назад пытались проникнуть в Ко­рабль.

«Ну да, первый контакт с Федерацией!» - подумал зем­лянин.

Внезапно подросток прыгнул вперед. Джонини инстинк­тивно пригнулся. Его магнитные подошвы едва не поте­ряли опору. Оказалось - парень пролетел мимо и поло­жил бортжурнал на место. Цок! - звякнул намаг­ниченный металл. Подросток вцепился в край стола рукой и ногой. Джонини увидел вблизи, что пальцы на ногах пар­нишки были раза в полтора длиннее, чем у человека.

- А что здесь потерял ты? - спросил Джонини.

- Робот сказал про тебя. Вот я и пришел.

- Разве здесь нет кого-нибудь постарше, кто мог бы поделиться со мной информацией?

- Не уверен, что эти люди смогут помочь тебе.

- Так где же они?

- Я уже говорил, на Базаре и в Бассейной,- подрос­ток повернулся к стене и что-то включил.- Вот смотри.

Серый экран взорвался радугой. Постепенно цветовые пятна сложились в картину. Это было помещение внуши­тельного вида с гравитацией, хоть и незначительной. Пол покрывала вода, она пузырилась и расходилась малень­кими волнами. Прозрачные пластиковые трубы пересекали помещение по всем направлениям. Металлические шту­ковины разных форм и размеров выступали над поверх­ностью, а вдоль стены тянулся ряд манипуляторов. По пластиковым трубам сновали мужчины, а может, мужчины и женщины - Джонини не в состоянии был разглядеть половые признаки с такого расстояния. Подслеповатые маленькие розовые глазки, приросшие к черепам ушные раковины, покатые плечи, пухлые, без ногтей пальцы. Эдакие обаяшки. Они время от времени останавливались и манипулировали рукоятками и панелями, штуковины в воде подчинялись их воздействию: раскачивались, подни­мались и опускались. Джонини сразу же припомнилось описание Звездного Народа в архивах: люди в Бассейной были к нему гораздо ближе, чем зеленоглазый подросток в рубке. Джонини окинул оценивающим взглядом верхние и нижние конечности подростка. Ногти, хоть и обкусан­ные, наличествовали. У него есть даже волосы, а те, резвя­щиеся в пластиковых трубах, были абсолютно лысы.

- Вот он, главный,- парнишка ткнул пальцем в изоб­ражение.

Фигура на экране огрела своего спутника по загривку. Тот шарахнулся, отпрянул к панели и принялся энергично изображать бурную деятельность.

- Не думаю, что он захочет тебе помочь! Это, кстати, Бассейная. Терпеть ее не могу!

Джонини с неподдельным интересом следил за фигу­рами, снующими в зоне гравитации, а потом перевел взгляд на собеседника, столь искусного в перемещении без оной.

- Понимаю, парень. У тебя - сбитые ноги.

- Ты сам это сказал.

- А чем они там занимаются? - спросил Джонини, снова поворачиваясь к экрану.

- Поддерживают реактор-времянку в рабочем состоя­нии. Он должен находиться под водой. Реактор вращением создает искусственную гравитацию в центральной секции.

«Словно гироскоп внутри бейсбольного мяча,- подумал Джонини.- Подводный реактор! Да, насколько примитив­ны могут быть эти корабли. Удивительно, как они вообще добрались сюда».

- Почему же ты не похож на них? - спросил Джо­нини, когда подросток отключил изображение. Тянуть нечего, лучше спросить.

- Я пришел сюда из другого города,- сказал тот.

- А,- сказал Джонини. Очевидно, на других кораб­лях деградация не зашла столь далеко.- Так можно най­ти здесь кого-нибудь, кто мог бы помочь мне?

- В чем помочь?

- Помочь получить информацию.

- Ты говоришь слишком туманно.

- Меня интересует песня о Бете Два.

- Какая именно песня? - спросил подросток.- Об этом городе сложено больше песен, чем обо всех остальных вместе взятых.

- Так ты их знаешь?

- Целую кучу всяких песен,- сказал тот.

- Это баллада о Бете Два. Начинается со слов: «И тогда пришла она к городу...»

- А, верно. Знаю.

- Так о чем же, черт возьми, она?

- О Лилле РТ 857.

- Не могла ли она быть потомком той женщины, ко­торую любил Хэнк Брандт?

- Какой женщины?

- Той, что была Капитанессой города Бета Два.

- Да, это была она, когда... Не знаю, как это выра­зить.

- А что случилось?

- Тогда все переменилось.

- Переменилось? Что произошло? Что переменилось?

- Да все,-сказал подросток.- Это случилось тогда, когда были атакованы города Эпсилон-7 и Дельта-6, Сиг­ма-9 раздавлена, а мы завязли в пустыне. Базар был раз­громлен, а... да все переменилось.

- Атакованы?! Поясни!

Подросток покачал головой и пожал плечами:

- Это все, что я знаю. Лучше не могу объяснить.

- Так кем же были атакованы?

Подросток молчал. В широко распахнутых зеленых гла­зах читалось недоумение.

- Можешь мне сказать, когда это случилось?

- Около двухсот пятидесяти лет назад,- ответил он. - Городам оставалось лететь еще полторы сотни лет. А Лилла РТ 857 была Капитанессой Беты Два.

- И что тогда...

Подросток пожал плечами.

- Наверное, все произошло так, как говорится в песне.

- Вот как раз это я и хочу понять! - Джонини заду­мался на мгновение, припоминая строфы.- Ну хоть мо­жешь сказать мне, кто эта кривая женщина?

- Ее имя Меррил. Кривая Меррил. Она была... ну, из Одноглазых.

- Кто такие Одноглазые?

После минутной паузы подросток сообщил:

- Они мертвы. Они могли бы помочь тебе, но они все мертвы.

- Чем они занимались?

- Они берегли нас от других. Они пытались учить нас. Они стремились к тому, чтобы мы знали, как посту­пать дальше. Но, в конце концов, они все погибли от рук тех, кого ты видел.

Джонини озабоченно наморщил брови. Что-то начинало проясняться, но вот что, сказать было трудно.

- Может, в твоем городе найдется кто-нибудь, кто объ­яснит мне все? Давай поищем! Подросток замотал головой.

- Никто не сможет помочь тебе.

- Откуда такая уверенность? Ты знаешь на своем корабле всех?

Ответа Джонини не ждал, однако подросток утверди­тельно кивнул.

- И сколько же их?

- Много.

- Ну хоть приблизительно... Подросток пожал плечами.

- Они встретят меня враждебно?

- Нет, враждебности не будет.

- Вот и хорошо,- сказал Джонини. Его будоражила мысль обнаружить что-нибудь новенькое на одном из ко­раблей.

Генерируемое магнитное поле на подошвах оказалось значительно слабее, чем он думал. Повернувшись, он вне­запно отделился от пола и беспомощно всплыл, как мон­гольфьер.

Подросток, все еще державшийся за стол, выбросил ногу вперед:

- Держись за руку!

Джонини лихорадочно пытался ухватиться за лодыжку, изловчился и был отбуксирован к потолку, где его санда­лии с клацаньем присосались к переборке.

- Опыта передвижения в невесомости у тебя мало­вато,- заметил подросток.

- Практики не хватает,- сказал Джонини, отпуская ногу и выпрямляясь.- Это твоя идея - называть нижнюю конечность рукой?

- А как ее еще называть? - сказал подросток с легким возмущением.

- Я называю это ногой,- рассмеялся Джонини.

- Верно,- сказал подросток,- но нога - это ведь рука, не так ли?

- Положим, строго говоря, рукой можно назвать все, чем можно хватать и что торчит... а, неважно!

Не было смысла вдаваться в рассуждения. Идя к двери, Джонини подумал, что эта информация ничего не дает для расшифровки баллады. Ноги и руки одинаково счи­таются руками, и это вполне естественно, когда в условиях невесомости нижние и верхние конечности приобрели оди­наковую гибкость. «И под ее ногами - зеленоглазое ди­тя». Это наверняка можно было отнести к разряду че­пухи.

Но что-то, усвоенное в полузабытом курсе лингвистики, не давало Джонини покоя. Как это там? Нестабильный денотат..? Спираль разложения семантической функции..? И тут его озарило. Там, где отсутствует гравитация или ею можно пренебречь, говоря о поразительном развитии ног, в таком окружении классификация по вертикали - верх, низ, под, над, сверху, снизу - быстро теряет точное значение. Согласно спирали, прежде чем слова совсем выпадут из языка, они на какое-то время должны задер­жаться в качестве поэтических вариантов слов с более су­щественным значением, таких, как: внутри, сквозь, между (можно привести прекрасный пример спирального угаса­ния, о котором Джонини и не подозревал: рекреационный зал и навигационное отделение). «Между,- подумал Джо­нини,- между ее ног - зеленоглазое дитя». Он остано­вился у входа в переходник. Подросток тоже остановился, озадаченно мигая огромными зелеными глазами.

Невероятно. Они все прошли через инкубатор с общим генетическим потенциалом. Но Базар разгромлен, и все переменилось.

- Из какого ты, говоришь, города? - внезапно задал вопрос Джонини.

- Сигма-9.

Джонини замер. Перед ними трехлепестник входа мед­ленно оттягивался внутрь стенок.

- В каком доке твоя шлюпка? - спросил Джонини.

 Подросток отрицательно покачал головой.

- В каком доке? - настаивал Джонини.

- Не шлюпка...- обронил тот.

- Каким же образом ты здесь оказался?!

- Таким,- сказал подросток и исчез. Его нигде не было. Джонини плавал в одиночестве. Наверное, он сбрен­дил. Потом Джонини решил, что с ним все в порядке, а нечто странное происходит на корабле. И если произошед­шее - всего лишь плод больного воображения, то почему же он тогда явно осознает все противоречия? Подросток заявил, что их много на Сигме, но еще раньше подчеркнул, что на корабле никого нет. Джонини резко развернулся и ринулся в навигаторскую. Влетев в рубку, он крикнул роботу:

- Соедини меня с кем-нибудь, кто может предоставить истинную информацию о том, что здесь происходит!

- Мои извинения, сэр,- раздался голос, совершенно лишенный обертонов.- Я оповестил весь город, сэр, но ни один человек не отозвался на сообщение о вашем при­сутствии.

Потом робот повторил:

- Ни один человек не отозвался.

По спине Джонини поползли мурашки.

5

И снова Джонини наблюдал из крейсера, как разраста­ется на экране разодранный корпус Сигмы-9. Плиты об­шивки за время стремительной гонки на миллиарды ки­лометров были изгрызены бог весть каким количеством мезонных дождей - крошечных частиц с невероятным мно­гообразием зарядов, масс и спинов. Однако не они стали причиной катастрофы.

Инстинктивно он сбросил скорость, когда под прямыми лучами звезды засверкали концы разломанных ферм. Джо­нини пронесся над безжизненным остовом. Зияющая тьма мелькнула и уплыла в сторону. С такого расстояния увидеть вновь мерцание звездного корабля было трудно. Он подключил банк памяти компьютера, чтобы запечат­леть все изгибы и разломы искореженного металла. Быть может, удастся воспроизвести модель катастрофы. Сни­зив скорость до минимума, Джонини дрейфовал в ва­кууме.

Зияющая бездна медленно разворачивалась. Автопилот направил крейсер в эту бездну. Когда крейсер пересек гра­ницу света и тьмы, экран померк. Джонини прогнал видео­камеры по всему спектру. В ультрафиолетовом участке оказалось достаточно излучаемой энергии, чтобы получить на экране смутное изображение. Металлические фермы, расплавленные на концах, хаотически маячили то тут, то там, проступая словно сквозь подводный молочно-голубой туман. Парящие обломки самых причудливых очер­таний лениво дрейфовали в ничтожном поле притяжения, создаваемом гравитационной массой гигантского ко­рабля.

Показался коридор, рассеченный надвое, словно кусок резиновой трубки лезвием бритвы. Джонини внезапно остановил развертку панорамы: сквозь мглистую синеву пробивалось темно-красное пятнышко излучения. Он све­рился с приборной доской. Ничего угрожающего. Ему снова припомнилось мерцание. Что могло породить по­добный феномен?

Крейсер все глубже погружался в пропасть. Один раз Джонини переключился на видимый участок спектра, но экран тут же почернел.

Компьютер «пахал» без передышки, но результатов не выдавал. Когда крейсер надежно припарковался к мас­сивной балке, Джонини вынул атмосферный наполнитель. Он представлял собой силовой кокон с запасом воздуха более шести часов и в рабочем состоянии развертывался в сферу диаметром в два метра. Оболочка была гибкой настолько, что позволяла человеку работать - как в пер­чатках. Кокон практически был непроницаем и, разраста­ясь, шевелился на полу, как живой.

Джонини шагнул в него, и силовые стенки сомкнулись.

Открылись створки шлюза, обнажив черный провал пус­тоты. Окружающее померкло, и в то же время тьма снаружи просветлела.

Крейсер приник к паутине перекрученных балок и ферм. Словно перерезанные артерии, свисали плети кори­доров. Подняв глаза, Джонини осмотрел край иссеченной обшивки. Под собой, среди изломанного металла и раз­вороченных помещений, он заметил  красноватое  све­чение.

Случайно взглянув в сторону, Джонини судорожно схва­тился за регулятор на поясе и так резко затормозил, что ткнулся головой в стенку кокона. Среди ферм что-то дви­галось.

Оно выпрямилось на одной из балок и помахало ему рукой.

Подросток, по-прежнему нагой и тощий, казалось, не имел в вакууме никакой защиты. Движение шелковистых прядей волос только усиливало впечатление от пребыва­ния под водой. Парень находился метрах в десяти, и на этом расстоянии и в таком участке спектра его глаза казались черными дырами.

Он помахал снова.

Джонини в одно мгновение сделал с полдюжины умо­заключений, причем некоторые из них подвергали сомне­нию его собственное здравомыслие и память. Все гипотезы до одной он отверг и, в конце концов, просто помахал рукой в ответ - больше ничего не оставалось делать. В этот момент подросток оттолкнулся от балки и полетел к Джонини. Руками и ногами он обхватил кокон и повис на нем, как лягушка. Потом он был!.. наполовину внутри, а через секунду и весь целиком.

- Привет.

Джонини вжался спиной, мокрой от пота, в противопо­ложную стенку кокона.

- Кто...- начал было он. Одна невероятность напол­зала на другую, и они мельтешили, словно бабочки на залитой солнцем лужайке. Он затряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Люди, беззаботно ныряющие в космический вакуум, проходящие сквозь оболочку энер­гетического кокона, исчезающие, появляющиеся... Невоз­можно...

- Привет...- повторил подросток, мигая.

Джонини заело.

- Кто...

- С тобой все в порядке?

- Кто ты?! - выдавил наконец из себя Джонини и отклеился от упругой стенки.

Подросток снова моргнул и пожал плечами.

Джонини хотелось крикнуть: «Убирайся отсюда», за­крыть глаза и не смотреть, как мальчишка исчезнет, а по­том - вернуться домой. Но он не закричал. Те чувства, которые побуждали его коллекционировать невозможно громоздкие книги, заставили повнимательней присмотреть­ся и к «невозможностям» вокруг.

Он насчитал их пятнадцать. Все они болтались в хаосе ферм и балок, кто вверх ногами, кто под углом, все наги и, насколько Джонини мог судить, являлись дубликатами стоявшего рядом с ним подростка.

- Я так и подумал, что ты направишься сюда,- ска­зал подросток. Потом добавил: - Послушай, а ты уверен, что с тобой все в порядке?

- Содержание адреналина в моей крови наверняка выше обычного,- заметил Джонини, с трудом сохраняя спокойствие.- Но это потому, что я оказался в ситуации, когда происходят вещи, которых я не понимаю.

- А что происходит?

- Да вот ты, например! - чуть было не сорвался Джо­нини.

- Я же сказал тебе, что не знаю, кто я такой. Не знаю. Джонини, поглощенный собственными переживаниями, не сразу уловил за этими словами неподдельное смятение собеседника.

- А сам ты кто? - спросил тот у стипендиата.

- Я - студент,   изучаю   антропологию.   Я - че­ловеческое существо. Мое тело состоит из плоти, крови, костей, гормонов, и оно не способно преодолеть двести километров вакуума без необходимой защиты. Оно не способно исчезать и возникать вновь, оно не способно про­никнуть сквозь пленку силового кокона. Я откликаюсь на имя Джонини Горацио Твабога, и вполне возможно, что я окончательно спятил.

- Ого!

- Хочешь теперь сам попытаться?

Подросток встретил Джонини непонимающим взгля­дом.

- Скажи свое имя.

Подросток пожал плечами.

- Как тебя зовут люди?

- Люди зовут меня Дети Разрушителя.

Как уже отмечалось, Джонини не был достаточно силен в языках, чтобы уловить все нюансы подобного прозвища. Заявление подростка не вызвали у него особых ассоциа­ций. Краем глаза он вновь отметил красноватое свечение среди руин.

- Что это? - показал он пальцем.

- Отсек Смерти.

И опять Джонини обратил внимание на двойников, немо взирающих на их беседу. Один из дублей прыгнул и про­плыл метрах в трех, беспрестанно оглядываясь, пока не стал совсем крошечным и не затерялся вдали.

- А это что?

- А?

- Это тоже Дети Разрушителя?

Подросток кивнул.

- Ага. Это остальной я.

Джонини опять не успел вдуматься в семантическую двусмысленность ответа, который дал бы ему возможность понять происходящее. Он посмотрел в сторону Отсека Смерти, коснулся пульта управления на поясе и поплыл к свечению, набирая скорость. Его бы теперь совсем не удивило, если бы подросток выпал из кокона. Но тот, как и следовало ожидать, остался внутри зашиты.

- Между прочим,- сказал Джонини,- сколько воз­духа ты вдыхаешь? В коконе - запас шесть часов на од­ного человека. А регенератора я с собой не захватил.

- Это зависит от моего желания,- отозвался под­росток,- в принципе, дышать мне нет никакой необхо­димости.

- Тогда, пожалуйста, не дыши.

- Хорошо,- согласился юноша,- но тогда я не смогу с тобой разговаривать.

- Дыши только в том случае, когда хочешь что-нибудь сказать. Годится?

- Годится.

Они приблизились к тому месту, где плавали обломки, позволяющие, тем не менее, протиснуться вглубь.

- Куда теперь? - спросил стипендиат.

- Можно пройти по коридору, - отозвался подросток. Добавил сдавленно: - Я только что... использовал... две секунды... воздуха...

- А? Какой коридор?

- Вон... Секунда с четвертью... воздуха…

Миновали пересечение коридоров. В этом месте зияла громадная трещина.

- Куда мы идем? - спросил Джонини через плечо.

- Скоро будем возле Гор... Одна и...

- Да брось ты,- махнул рукой Джонини.- Меня не волнует, сколько ты израсходуешь. Я не собираюсь здесь долго торчать.

- Мне не хочется доставлять тебе неудобства.

Они свернули за угол, миновали участок, где стены во­обще не было, и поплыли вниз. В конце коридора кокон затормозил.

Перед ними в голубоватом тумане проступил внутрен­ний объем громадного помещения. В центре над возве­денным постаментом висела гигантская сфера. Даже при таком скудном освещении и на таком расстоянии Джонини смог различить высеченные на ее поверхности контуры земных материков и океанов. Объем зала, сиденья, амфи­театром окружающие постамент, глобус, непонятным обра­зом парящий над всем, придавали помещению ту гранди­озность, представить которую, глядя из космоса на раз­рушенный корабль, Джонини не мог. Это чувство сораз­мерности форм и объемов было успокаивающим, чуть ли не религиозным.

- Что это? Отсек Смерти?

- Дом Суда.

- Дом Суда?! - Джонини оторвал взгляд от свода потолка, посмотрел на кресла и наконец обратил внима­ние на глобус.- Что здесь происходило?

- Суд. Над преступниками.

- Так много преступников на Звездных Кораблях?

- Не так много. По крайней мере, вначале. К концу стало гораздо больше.

- А чем провинились эти преступники?

- Выступали, главным образом, против Нормы.

- Нормы?!

- Да. Ты можешь прослушать записи, если хочешь. Все заседания Суда записывались.

- Аппаратура до сих пор функционирует?

Проводник кивнул.

- Где она?

- Там, внизу,- подросток показал на постамент.

Джонини коснулся пояса, и кокон поплыл к глобусу, за­вис над возвышением. Студент настроил силовую защиту на сверхгибкость и повышенную магнитную проницае­мость. Подошвы, несмотря на утончившуюся силовую пленку, клацнули, когда он стал на пол, и прилипли.

Подросток покинул кокон и сел по другую сторону по­стамента. Он поманил Джонини, и стипендиат осторожно обогнул постамент. Когда они сблизились, раздался не­громкий хлопок: подросток всунул голову в защиту:

- Картотека здесь.

Сказав это, он убрал голову из кокона.

Джонини дотянулся до покатого стола, пробежал паль­цами в силовых перчатках по его торцу, пока не наткнулся на защелку. Столешница пошла вверх, открыв взору не­привычное зрелище, что-то наподобие детской мозаики. Наклонившись, Джонини понял, что перед ним груда пя­тиугольников, на каждом из которых - два имени. Он прищурился, пытаясь различить надписи: 45-А7 Милар против Кокран; 758-В8 Трэвис против Нормы; 654-М87 де Рогге против Блодела; 89-Т68Л Одноглазый Дэвис про­тив Нормы.

Пятиугольники находились на противне, который пере­мещался вертикально бесконечным конвейером. За ним следовал другой противень, тоже с изрядной кучей пяти­угольных карточек. Сразу можно было понять, что пяти­угольники располагаются в хронологической последова­тельности. Просматривая их, Джонини. обнаружил неко­торую закономерность. К концу все больше и больше по­падалось дел Одноглазых против Нормы. Джонини дошел до места, где пятиугольники кончились. Последний про­цесс: 2338-Т87 Одноглазый Джек против Нормы.

Он вздрогнул - его юный напарник снова оказался внутри кокона.

- Как включать запись?

- Просто надави на планшетку. Хочешь - пальцем, хо­чешь - локтем, хочешь - носом!

- Нажать?

- Да,- нетерпеливо воскликнул подросток.

Джонини ткнул пальцем в последний пятиугольник и невольно отступил: внезапно раздался могучий рокот. Звук передавался через подошвы сандалий. Постамент вибрировал, как гигантская мембрана громкоговорителя. Множество людей говорили одновременно.

- Тук-тук,- перекрыл этот гул звук молотка, и стар­ческий баритон выкрикнул: - Прошу к порядку! Молчать! К порядку!

Рокот стих и распался на отдельные звуки: кто-то вер­телся в скрипучем кресле, кто-то кашлял в кулак, кто-то трубно сморкался. Джонини рефлекторно оглянулся и упер­ся взглядом в пустой амфитеатр.

- К порядку в Суде! - повторил баритон без особой на то надобности.- Наблюдается легкое отклонение от нормальной судебной процедуры. Капитан Алва, прежде чем мы приступим, вы можете огласить свое заявление.

- Благодарю вас, Судья,- этот голос принадлежал более молодому человеку, фразы падали размеренно. «Го­ворит устало»,- отметил про себя Джонини.

- Благодарю вас. Только это не совсем заявление, скорее просьба. Просьба к Суду и призыв к снисходитель­ности граждан города Сигма-9. Я прошу не проводить это судебное разбирательство, прошу (послышался неприяз­ненный ропот) также, чтобы Одноглазый Джек и все Одноглазые, оставшиеся на Сигме-9, были помещены под надзор Штаба Навигаторов с возложением на меня полной и абсолютной ответственности за их поведение... (ропот взорвался криками протеста).

Над шумом пронесся стук молотка Судьи, и его голос успокоил присутствующих:

- Капитан Алва, ваша просьба - самая...

Его перебил громкий бас Капитана:

- Я вношу это предложение не только от себя, но с полного одобрения каждого Капитана всех городов нации. Мы находимся в постоянном радиоконтакте со времени трагедии на Эпсилон-7. Капитан Альфы-8 Влион, Капитанесса Беты-2 Лилла, Капитан Эпсилон-6 Риччи - каж­дый капитан каждого города нации просил выступить меня с этой просьбой, ваша честь. И они выступят с аналогич­ной просьбой на судах соответствующих городов.

В аудитории разразилась гроза. Молоток Судьи засту­чал снова. Когда наступило некоторое затишье, Судья обратился к Капитану:

- Капитан Алва, напоминаю, что как Капитан этого города вы отвечаете за его физическое состояние. Но данное дело касается других сторон бытия. И как духов­ный наставник, как вместилище моральной чистоты и как представитель Нормы, я обязан во имя города отказать вам в просьбе. Окончательно и бесповоротно!

Снова ропот, но на этот раз с нотками облегчения. Стук молотка был не таким громким, и ответная тишина на­ступила быстрее.

- Приступим к началу официальной процедуры. Дело 2338-Т87 Джексон О-Е-5611, физическое и умственное отклонение первой величины, он же Одноглазый Джек, против Нормы. Вы находитесь в зале Суда, Джексон? (Минутное молчание.) Джексон, вы присутствуете здесь?

Раздался голос, пронзительный и такой же усталый, как у Капитана:

- Разуйте глаза, разве вы не видите, что я давно здесь!

- Я должен вас просить следовать судебной проце­дуре, которая установлена Нормой. И не выкрикивать дер­зостей, не имеющих отношения к делу. Присутствуете ли вы на Суде?

- Да, я присутствую на Суде.

- Опишите свое отклонение от Нормы так, как вы это понимаете.

Свист воздуха, поспешно втянутого в рот.

- Это неважно. У вас есть глаза, и вы сами можете меня видеть.

- Джексон О-Е-5611,-в голосе Судьи возникла нотка легкого замешательства,- Кодекс Нормы требует, чтобы девиатор имел представление о своем собственном откло­нении. Будьте добры, опишите Суду ваше отклонение так, как вы его понимаете.

- Я имел несчастье выйти с Базара с полным набором мозгов. Здесь это считается ненормальным. А может, я де­виатор потому, что существует память о Земле и наших целях, которые я считал настолько важными, что изучал их без соизволения Нормы? Может, потому, что решил присоединиться к таким же, как я, чтобы продолжить свои изыскания? Однако это превратило меня для вас в одноглазого монстра, который должен быть затравлен прежде, чем сможет подумать в неверном направлении и кого-нибудь совратит.

- Видите, Джексон явно не сознает собственного от­клонения. Это освобождает его от необходимости самому подписывать сертификат утилизации. Теперь нет никаких препятствий к тому, чтобы отослать его в Отсек Смерти.

- Милостивый боже, у меня есть руки, ноги, я вижу и слышу! Хорошо, скажите тогда, что у меня не в по­рядке?

- Не соизволит ли медицинский эксперт представить Суду сравнительный анализ? Шелест бумаг, кто-то поднялся. Грудное контральто:

- Осмотр Джексона О-Е-5611 произведен два дня на­зад в сопоставлении с Нормой города Сигма-9.

- Продолжайте, Доктор Ланг.

- Благодарю. Джексон О-Е-5611, рост метр 87, Нор­ма - метр 77, конечно, эта разница несущественна, но это, тем не менее, отклонение. Джексон О-Е-5611 посто­янно грызет ногти, и подобное деяние было замечено еще в раннем детстве. Это довольно значительное отступление от Нормы, то есть состояние, которое присуще менее пяти процентам населения, и определенный повод для даль­нейшего наблюдения за ним.

- Обращаю ваше внимание. Доктор, что вы опускаете стандартные критерии,- вмешался голос Судьи.

- Да, ваша честь, но в связи с недавней катастрофой на Эпсилон-7 я сочла необходимым перейти к наиболее важным проявлениям девиации.

- Я просто хотел отметить для протокола, что суще­ствуют и другие стандартные отклонения. Как я заметил, Капитан Алва собирается возразить.

Голос Капитана:

- Ваша честь, я хочу обратить внимание на то, что раз­рушение города Эпсилон-7 и является причиной, по кото­рой я и другие Капитаны верим...

- Хорошо,- прервал его голос Судьи,- тогда Доктор Ланг представит полный отчет по отклонениям.

- Ваша честь, это не входило в мои намерения...

- Я требую полного отчета, Доктор Ланг. Надеюсь, это не противоречит вашим обязанностям? Продолжайте!

Капитан:

- Но, ваша честь!..

- Доктор Ланг, будьте добры!

По аудитории пробежал гул. Контральто продолжило:

- Вес 67,5 кг. Норма составляет 65 кг. Должна заме­тить, что это различие имеет значение только в связи с ростом. Очевидно, что для своего роста подсудимый недостаточно упитан, хотя вес его превосходит Норму.

Напряженный голос Джексона прорезал наступившую тишину:

- Что за эзопов язык! Мысль проста: из-за ваших преследований уже три месяца я питаюсь всякой дрянью.

- Джексон!

Доктор продолжила:

- Он полностью подпадает под Норму в смысле физической конституции: праворук, а по Норме 89 процентов городского населения тоже правши.

И снова голос Джексона, резкий и торопящийся:

- Я вижу, что вы держите карандаш в левой руке, Доктор Ланг! Разве это не показатель серьезного отклонения?

- Джексон, стоит ли мне напоминать, что в некоторых городах Одноглазым не позволяется даже говорить во время их собственных процессов! А иногда - и присутствовать на них! Мне бы не хотелось прибегать к подобной практике в качестве временной меры.

- Капитан Алва!..- воскликнул Джексон, ядовитость сменилась мольбой.

- Джексон,- отозвался капитанский бас,- я делаю все, что...

Голос Доктора Ланг:

- Есть легкое различие в длине конечностей. Правая рука почти на полтора сантиметра длиннее левой. Норма допускает разницу в сантиметр. Ноги идентичной длины, Норма города Сигма-9 допускает разницу в два миллиметра. Обратите внимание, что его лицо измождено. У меня нет цифр, но здесь явное отклонение. У него пepeбит нос в двух местах. Процент населения, у которого есть подобный лицевой дефект,- 1,6. Это - абсолютное откло­нение от Нормы. Небольшое родимое пятно на правом плече тоже вне пределов Нормы. В искусственно создан­ных ситуациях, требующих большого усилия, индекс потоотделения 9,75 против нормальных 8,91. Наблюдается также отчетливо выраженная...- контральто перечислило отклонения в гормональном, метаболическом и прочих состояниях организма. Ее речь напоминала доклад совре­менного ксенобиолога об открытии совершенно нового вида жизни. Пожалуй, только там подобная детальная проработка уместна как нигде, подумалось Джонини.

Через четверть часа утомительного монолога Доктор Ланг оборвала выступление, а потом выдала стаккато эпилога, в котором Джонини различил недостаток убежденности:

- Из-за экстремальности нашей ситуации, мне кажется, что все это, взятое в совокупности, представляет собой достаточное отклонение от Нормы, чтобы рекомендовать утилизацию в Отсеке Смерти.

Зал взорвался одобрением, которое быстро утихло.

Судья:

- Вы можете опросить Доктора Ланг перекрестным допросом. Если, конечно, хотите отнять наше драгоцен­ное время.

Джексон быстро и отчаянно:

- Да, хочу.

Судья:

- Приступайте. Но хочу заметить, что перекрестный опрос эксперта - всего лишь формальность.

Джексон:

- Вы напоминаете мне сегодня о многих вещах, ваша честь.

Последовала пауза, но Судья не отозвался.

- Доктор Ланг, вы - деловая женщина. Вы взаимо­действуете с биологами и персоналом Родильного Банка, на дружеской ноге со многими навигаторами, так?

Доктор Ланг:

- Да, это правда.

Голос эксперта был тут же перекрыт голосом Судьи:

- Не вижу, какое это имеет отношение...

- Ваша честь,- вмешался капитанский бас,- пусть Джексон продолжит!

Тишина. Потом Доктор повторила:

- Это правда.

Джексон:

- Вы помните. Доктор, как два года назад у тринадца­тилетней девочки по имени Томасса обнаружили первый за десять поколений истории города случай рака подже­лудочной железы?

- Помню!

- И как была спасена жизнь Томассы?

- С помощью древней техники радиологической те­рапии.

- А как вы узнали об этой технике и способах ее применения?

- От старухи, по имени...

- ...по имени Мавле ТУ-5, которая полгода спустя была осуждена как одноглазая девиантка и отправлена в Отсек Смерти!

Судья:

- Не вижу, какое это имеет отношение...

Снова поднялся шум, и молоток, не переставая, делал дело. Через полминуты относительная тишина восстано­вилась, и голос Джексона продолжил:

- Капитан Алва! Когда гироскопический эксцентриситет распределителя гравитации вышел из строя, разве вы не обратились за помощью к Бену Холдену И-6, чтобы прой­ти двухнедельный ускоренный курс общей теории отно­сительности, прежде чем вы отважились вскрыть кожух?

Судья:

- Это не имеет никакого отношения к слушаемому делу! Вам позволили провести перекрестный опрос только Доктора Ланг!

Джексон:

- Во имя любви к знанию! Да, я спрашиваю, я говорю, что мы не кучка мутированных монстров, я говорю вам, что мы - единственные люди, которые пытаются сохра­нить то, что осталось от мудрости в этой первобытной пещере, которую вы зовете городом. Ваша излюбленная Норма! Изолировать два десятка и умертвить их газом из-за их любви к истории. Заставить человека покинуть убежище, натравив на него стаю специально выдрессиро­ванных восьмикилограммовых крыс только за то, что он выучил таблицу умножения! Впрыснуть женщине пол­дюжины смертоносных вирусов, чтобы она призналась в знакомстве с теоремой Гёделя, и послать ее на этом основании на Холм Смерти как неисправимую мутантку! С какой Нормой согласуются подобные деяния?! С таким понятием этики можно...

- Молчать!!!

Затем медленно, но с нарастанием голос:

- Наши предки поставили перед нами благую цель: привести к звездам человеческие существа, и никаких отклонений мы терпеть не будем! Вы что, забыли, что совсем недавно подполье Одноглазых захватило Эпсилон-7 и уничтожило город!

Три голоса пытались нарушить судейскую монополию: Капитана, Джексона и Доктора:

- Ваша честь, мы не...

Судья:

- То, что последнее сообщение пришло от Одногла­зых,- достаточное доказательство: они были последними, оставшимися в живых. Они явно свергли руководство Нормы. 15 тысяч человек на Эпсилон-7 мертвы. Все мертвы. Но Сигма-9 не последует примеру Эпсилон-7. Таким образом, ввиду угрозы, которую представляет подобное отклонение, я согласен с рекомендацией Доктора Ланг о смертном приговоре путем...

- Простите, ваша честь,- прозвучал отчаянный голос Капитана,- только что поступило сообщение из радио­рубки. Помехи резко ухудшили нашу связь с Дельта-6. Мы едва разобрали... Похоже, что они просят о помощи...

Следующий звук Джонини воспринял как взрыв, только не прекращающийся. Сначала ему показалось, что аудито­рию зала Суда охватило безумие. Но потом он понял, что это - рев радиопомех. Он снова ткнул планшетку. Рев стих. Охваченный ужасом, Джонини отступил от картотеки и огляделся.

Амфитеатр перед ним уже не пустовал. Почти четверть посадочных мест была заполнена лазурнокожими мальчи­ками. Все они неотрывно смотрели на него. Теперь, когда запись окончилась, некоторые из них всплыли и зависли над сиденьями. Джонини, озираясь, искал своего провод­ника. И, наконец, заметил его, возлежащего на вершине кокона.

- Что? Что они?

Джонини махнул в сторону фигур. Подросток просунул голову внутрь:

- Я же говорил тебе, они - остальное я. Дети Разру­шителя.

- Тогда кто же ты?

Подросток скользнул целиком внутрь кокона, пожал плечами, а когда Джонини снова посмотрел на сиденья - они были пусты.

- Разве ты не говорил, что хотел пройти к Отсеку Смерти?

Джонини покачал головой, но не отрицая, а просто чтобы прояснить собственные мысли. Он все еще пытался сообразить, почему конец последней записи оборван, а также разобраться в ситуации между Одноглазыми и пред­ставителями Нормы. И нигде не было объяснения этим зеленоглазым подросткам, столь беззаботно порхающим в вакууме.

- Ты же сказал, что хочешь взглянуть на Отсек Смерти!

- А? - откликнулся Джонини.

Ничего не прояснялось.

- Ах, да. Ну, конечно,- вспомнил он.

- Следуй за мной! - приказал подросток, потом до­бавил, похоже, желая утешить: - Ты все увидишь.

6

Так вот что в балладе именовалось Холмом Смерти.

Кокон с Джонини вплыл в помещение, превосходящее размерами покинутый зал Суда. Стены плавно переходили в свод. Голубоватое освещение сменилось розоватым. Пол загибался кверху, потолок сходился со стенами, образуя гигантскую воронку, перегороженную решеткой в виде черепа. Какое-то время Джонини просто не мог оторваться от этого зрелища.

Наконец его взгляд остановился на беседке далеко внизу. За ней была видна дверь. Позвякивая подошвами по металлу, он направился к этой двери. Открыв ее, не­произвольно моргнул, ибо освещение вновь сменило цвет на голубой. Перед ним раскрылся интерьер жилой комна­ты, явно не рассчитанной на невесомость, что царила нынче в этой части Корабля. Книги снялись с полок и усеяли стены, словно устрицы - садок. То же самое сделала лам­па. Когда Джонини потревожил своим появлением много­вековой покой, лампочка вспыхнула и снова погасла. На этот раз окончательно. Подумалось: «Кто мог здесь жить?».

Он пробежался взглядом по названиям книг. «Моби Дик», «Просвещенные» на французском языке, «Путешест­вия, Орест», «Червь Уроборо». Он не читал их, да и слы­шал только об одной. На противоположной стене комнаты находилась еще одна дверь. Потянул за ручку. Черная тень показалась ему чем-то живым, и он испугался. Но это была только ткань. Еще не опомнившись от страха, он вытянул костюм из шкафа и расправил складки. На плече почувствовал посторонний предмет и, откинув капю­шон, обнаружил, что это веревка. Свитая в эмблему.

Не раздуваясь колоколом, как того следовало ожидать, костюм поплыл по воздуху, капюшон расправился и уста­вился на Джонини зловещими прорезями для глаз.

Стипендиат наморщил лоб. Он поймал одеяние, сунул его в стенной шкаф и закрыл дверь. Один рукав остался снаружи и болтался в безвоздушном пространстве, словно отрезанная рука.

Джонини вернулся к книгам. Одна из них - большая, черная, казалось, что-то напоминала. Она была похожа на книгу, в которой Капитан Хэнк Брандт записывал теку­щие события на своем Корабле. Джонини взял ее в руки и открыл на одной из серебристых страниц. Но это не было бортжурналом. Записи были чрезвычайно лаконичны. На титульном листе - эпиграф: «Боже, что я здесь де­лаю...» Затем: казнен сегодня в 14.00, имя и дата; казнен этим утром, имя и дата; казнен этим днем в 15.15...

Книга была заполнена наполовину. Джонини нашел последнюю запись: «…этим вечером в 23.45, Одноглазый Джексон О-Е-5611».

Внезапно чьи-то слова проникли в мозг Джонини. Он оглянулся и заметил подростка, напевающего под зауныв­ную мелодию:

Другой стоял на Холме Смерти,

Его лицо скрыто маской, а руки недвижимы.

Через плечо свисала веревка,

И он стоял, как вкопанный, на склоне.

 

Джонини отпустил книгу, вернулся к входной двери и выглянул наружу.

Дети Разрушителя - их было уже несколько сот - стоя­ли на полу, загибающемуся к черепу. Они повернулись и посмотрели на него. Их тощие тела отбрасывали в крас­ном свете такие же красные узенькие тени.

Джонини отвернулся. Подросток вновь выскользнул за пределы кокона. Мысль «Что есть ты?» мелькнула в го­лове, но подросток пожал плечами, прежде чем эта мысль соскользнула стипендиату на язык. Джонини размыш­лял несколько секунд.

- Ты - телепат?

Подросток кивнул.

- И поэтому ты так хорошо говоришь на современ­ном языке?

Телепат согласился и с этим предположением.

- И ты утверждаешь, что не знаешь, кто ты? - спро­сил Джонини, пытаясь сдержать в узде неконтролируемые мысли.

И в третий раз подросток кивком показал свое согласие.

- Тогда почему бы нам вместе не попытаться это узнать? - пригласил Джонини телепата в кокон.- Давай вернемся на мой корабль, хорошо?

- Хорошо,- сказал телепат.

Они вышли из Отсека Смерти по голубому коридору, прошли через Дом Суда и выпорхнули в провал, ведущий в открытый космос, где крейсер Джонини прилип к метал­лическим фермам Сигмы-9.

Кокон понесся сквозь вакуум к серебряному прямо­угольнику крейсера. В нескольких метрах от шлюза кокон затормозил, и Джонини сказал:

- Я хочу, чтобы ты подождал снаружи, пока не по­зову!

- Согласен.

Джонини двинулся дальше, оставив подростка вне силовой защиты. Селекторная мембрана шлюза пропусти­ла сквозь себя человека в защите, и у Джонини едва не подкосились ноги от вернувшейся гравитации. Он свер­нул кокон и отпихнул съежившуюся оболочку в угол, как использованный пластиковый пакет. Потом выглянул в проем шлюза. В свете наружного освещения крейсера подросток приветливо взмахнул рукой или ногой, кто там разберет. Джонини взмахнул в ответ и пошел в рубку.

Он еще раз взглянул на подростка, но уже на экране, и ввел крейсер в хроностазис. Он вернулся к шлюзу и снова выглянул. Ничто в кромешной тьме не должно было двигаться, потому что, грубо говоря, все за преде­лами стазис-поля застыло в нулевом времени. Правда, то же самое можно было сказать и о крейсере Джонини.

- Теперь входи! - сказал он негромко.

Джонини предполагал два варианта: либо подросток останется в неподвижности, как муха в янтаре, либо вплы­вет в проем шлюза. Землянин отдавал предпочтение вто­рому, тогда это оказалось бы в одном ряду со странным мерцанием, которое он наблюдал ранее на Сигме-9 и которое тоже игнорировало временной стазис.

Но ни один из вариантов не прошел. Все взорвалось.

По фермам и балкам Сигмы-9 прокатилась волна фиоле­тового света. Гравитация внутри крейсера словно взбесилась. Тяготение пульсировало, включив в свою сферу и землянина. На него обрушивались то многократное «g», то полная невесомость. Фигура юного телепата взмыла в гейзере зеленых искр, которые устремились к шлюзу, но промахнулись.

Громкоговорители крейсера завыли в разных регистрах. Джонини, спотыкаясь, побрел в рубку. Наверное, что-то случилось с его зрением: рубка удваивалась, учетверялась, увосьмерялась, и рука, нащупывающая переключатель, чтобы вернуть крейсер в нормальное время, потерялась среди бесчисленного множества возможных решений.

И тут его голову резко выкрутило.

Он падал, падал, как осенний лист, огибая огромную пульсирующую туманность мыслей. Белый свет так божественно сиял перед глазами, что ему хотелось рыдать. Он отвернулся от белого и перед ним вспыхнул ослепительно зеленый, и это показалось ему почему-то забавным. Джонини окутало печальное тепло. Из анфилады бесконечны комнат навстречу выкатилось лицо - лицо человека с зелеными глазами, темными волосами, выступающими скулами. Лицо, надвигалось, и Джонини попытался оттолкнуть его, но рука скользила сквозь и сквозь, километр за километром, пока не наткнулась на переключатель хроностазиса…

И он стоял перед пультом. Его слегка подташнивало.

Джонини рухнул в пилотский гамак и повернулся к шлюзу как раз в тот момент, чтобы встретиться глазами с подростком.

- Что случилось? - выдавил он из себя.

- Ты позвал меня, а я не мог...

- Не мог что?

- Я не слышал тебя. Так что мой... отец... Отец? У тебя нет слов. Мой отец сказал мне, что ты звал.

- Что ты имеешь в виду?

- Мой... отец... Но не отец... Разрушитель.

- Какой Разрушитель?

- Он там... Там, откуда я пришел.

- Когда я спрашивал, откуда ты взялся, ты сказал, что пришел с этого звездного корабля - Сигмы-9.

- Все верно. В нем находится мой отец.

- В каком именно месте он обитает?

Подросток задумался.

- Он повсюду.

Джонини задраил люк входного шлюза.

- Я отправляюсь к Бете-2,- сказал он.- Может быть, там я найду что-нибудь интересное.

Он попытался выйти из состояния оцепенения, в кото­рое его ввергли последние события. Крейсер, отчалил от балок и направил нос прямо в пробоину Сигмы-9, где его ждали звезды.

Компьютер выдал сигнал готовности. Джонини вывел на экран результаты анализа причин, которые могли при­вести Звездный Корабль к катастрофе. Единственное заклю­чение, к которому пришел электронный мозг, состояло в том, что Сигма-9 вскрыта снаружи, будто великан очистил гигантский плод от кожуры.

- Эй, постой! - воскликнул подросток. В этот момент они были на полпути между двумя кораблями.

- Зачем? - удивился Джонини.

- Ты увидишь! Останови!

Джонини затормозил.

- Теперь включи хроностазис.

Не без настороженности стипендиат щелкнул переклю­чателем. Ничего сверхъестественного не произошло.

- Взгляни на Сигму-9, и ты увидишь моего отца.

Озадаченный Джонини направил локатор внешнего обзора на обломок, от которого они только что стартовали. Как и прежде, Сигма-9 переливалась и мерцала в полном пренебрежении к хронологической позиции.

- Эти блестки! - показал подросток.- Они и суть.

- Они?

- Они и суть Разрушитель.

7

Бета-2 молчала. Шлюзы открылись без всякой команды. Коридоры, хоть и наполненные воздухом, встретили их невесомостью.

- Я ищу архивы,- сказал Джонини своему спутнику, когда они плыли по треугольным переходам.

- Это сюда!

Они свернули в помещение, которое прежде представ­ляло собой корабельную библиотеку.

- Здесь все остальные архивы,- произнес спутник Джонини, подплывая к стеклянному стеллажу с книгами.

Джонини отодвинул стеклянную панель, открывая книж­ные богатства. Плотно теснились тома в черных облож­ках - бортжурналы за все время полета. Он перелистал один, потом вытащил другой. И понял, что перед ним до­кументы Родильного Банка и инструкция по производству пищи. У него не было никакого представления, откуда начинать поиски, когда подросток сам выбрал том и подал землянину.

- Это журнал моей матушки.

Прежде чем слова достигли ассоциативных центров мозга, Джонини прочитал: «Бортжурнал города Бета-2, собственность Капитанессы Лиллы РТ-857».

- Твоя матушка? - Джонини припомнил свою интер­претацию строчки: «Между ее ногами - зеленоглазое дитя».

Подросток кивнул.

- Взгляни на то место, когда первый корабль был атакован.

Он перегнулся через плечо землянина и перевернул несколько страниц, ближе к концу тома:

«Сообщение пришло в полдень, когда мы покинули море и вышли на неглубокую отмель. С самого начала счет песка крутился в районе сорока, что вызвало у меня странное напряжение. Да еще эта чепуха по поводу Одно­глазых... Но за последние три часа счет снизился до трех и продолжает держаться на этой отметке. Всякая отмель представляет опасность. Но до тех пор, пока счет песка незначителен, мы способны вынести подобное со­стояние в течение нескольких лет. Меня мучает неопре­деленность: то ли счет возрастет, то ли вообще исчезнет. Нормально жить и чувствовать в таком положении не­возможно.

После делового совещания я решила посетить квартал Одноглазых. Проходя городской галереей, я встретила Судью Картрайта.

«Что привело тебя сюда? - поинтересовался он. «Просто прогуливаюсь»,- ответила я. «Изучаешь, должно быть, своих подопечных, Ли»,- он показал на прохожих. «Да нет же, ей-богу, гуляю» - «Похоже, нам с тобой по пути. Давай пройдемся немного вместе, чтобы создать впечатле­ние единства светской и духовной властей города» - «Я собираюсь свернуть»,- сказала я. Но он все же прово­дил меня. «Ты что-нибудь слышала о недавно возникшей секте в квадрате два? Они придали элегантность кое-каким ритуалам, которые я ввел лет десять назад. Это вселяет в сектантов уверенность, что они не зря коптили небо, а привнесли в мир некую частицу абсолютной истины. Знаешь...- он понизил голос до шепота,- но я почти не слышал, чтобы кто-нибудь из офицеров города посещал их собрания. Ли, наверное, тебе нужно было бы как-то воздействовать на них. В свете нашей солидарности, во имя единства». Я улыбнулась: «Мы чрезвычайно заняты, судья. И давай будем откровенны, все эти обряды зани­мают много времени, которого у нас нет»,- улыбкой я скрыла желание плюнуть ему в рожу. «Обряды - это смысл существования большинства горожан» - «Я могу напи­сать объявление для желающих»,- а если честно сказать, я бы прилепила это объявление на его самодовольную харю. Судья Картрайт усмехнулся: «Большего потребовать от Капитанессы я не в силах». Когда мы дошли до проти­воположного конца галереи, он остановился. «Тебе сюда, Ли?» - «Да». Я вошла в лифт, который связывал адми­нистративные палубы.

Коридор с высоким потолком был безлюден. Мои шаги гулко звучали под сводом. Я вошла в зал, просторный, мрачный, пронизанный паутиной служебных лестниц, трубопроводов, кабелей. Эта путаница мешала мне видеть вглубь дальше ста метров. Припомнилось, как однажды в детстве я оказалась на краю подобной пропасти, когда с другими ребятишками играла близ выхода. Нас всегда охватывал ужас, что мы можем потеряться. Но сейчас я только глубоко вздохнула и оттолкнулась от поручня. Сила тяготения оставила меня, и я поплыла навстречу перекрестию ферм и балок. Требуется определенная сно­ровка, чтобы выпрыгнуть из зоны гравитации в зону неве­сомости. Большинство сограждан так никогда этому и не научилось. Немало тел попало в Отсек Смерти с перело­манной шеей. Я поймала рукой проплывающую мимо лестницу и взобралась наверх. Совершенно очевидно, что этот район корабля строился с таким расчетом, что здесь жить не будут. Он предназначен для ремонта механизмов города, но горожане в этих механических норах, пещерах, закоулках никогда не бывают. Тем не менее, в нем уже до семисот обитателей. С моего места открывался вид на кожух детрактора - металлическую сферу диаметром в 25 метров, сплошь покрытую заклепками. Я столкнулась от площадки и переплыла к одной из растяжек, удержи­вающих сферу. Я снова вспомнила детство: еще тогда я пришла к выводу, что одна магнитная подошва чре­звычайно полезна для игр в невесомости, а две подош­вы - сплошное беспокойство.

Мой магнитный якорь намертво прикрепил одну мою ногу к поверхности кожуха. Я пару раз щелкнула выклю­чателем «уоки-токи», чтобы дать знать о своем появлении. В этот момент знакомый тихий голос сзади произнес: «Зачем ты нажимаешь на рычажок?». Я подавила импульс резко обернуться, потому что потеряла бы равновесие. Голос хихикнул, и я попыталась посмотреть через плечо. «Всякий раз, когда я здесь оказываюсь, Ральф утверждает, что ты угадываешь мое появление, стоит мне только по­кинуть зону гравитации. Но, на всякий случай, я всегда даю знать о себе. У меня нет времени стоять на одной ноге целый день». Снова хихикнули. «Так это ты, Тим?» Я медленно повернулась, а он, который мог перемещаться в невесомости в пять раз быстрее, чем я, уже был вне поля моего зрения. «Вот он я». Я быстро повернула голову - он парил передо мной, по-прежнему хихикая.

Тиму семнадцать, может быть, восемнадцать лет. Он смугл, волосы нестрижены, одет в неописуемые лохмотья. У Тима нет одной руки, и его левый рукав заколот на плече. «Ты к Ральфу?» - спросил он. «Да, к нему» - «Есть, Капитанесса Ли»,- он обезьянничал, передразни­вая порядки на корабле. Отвязал моток веревки от пояса и бросил мне конец. Я пропустила веревку подмышками и уцепилась за нее обеими руками. Тим обмотал другой конец вокруг своего запястья, что всегда казалось мне ненадежным, и крикнул: «Отчаливаем!». Я оторвала подош­ву от поверхности кожуха. «Нам туда!»-он показал на проход между двумя гигантскими колоннами, потом сжал­ся, как лягушка, и прыгнул в совершенно противополож­ном направлении. Это всегда сбивает меня с толку, когда приходится путешествовать в невесомости. Веревка натяну­лась, и я полетела раза в три быстрее, нежели отважи­лась бы сама. Тим и я представляли собой одно физиче­ское тело со смещенным центром тяжести, и когда он отлетел на всю длину связывающей нас веревки, траекто­рия полета изменилась, и мы по спирали понеслись туда, куда требовалось. Каждые пять-шесть секунд Тим отталки­вался или рукой, или ногами от встречающихся на пути труб, балок и прочей металлической бижутерии. Вскоре мы выбрались на простор. Под нами вращалось Кольцо внешним диаметром метров в полтораста и внутренним - в сто двадцать. На нем, как на карусели, кружились ма­ленькие домишки. Иногда, под действием центробежных сил, они слетали с Кольца и кувыркались между трубами и фермами. Довольно хрупкие строения! Я уверена, что запрыгнуть на идущий поезд не менее трудно, чем выса­диться на Кольцо. Я закрыла глаза, уповая на провиде­ние и умение проводника. Мгновение спустя меня втащили в гравитацию. Три четверти земного притяжения. Боль­шинство Одноглазых, даже такие увечные, как Тим, прояв­ляли подлинные чудеса координации, оставляя в недоуме­нии прочих горожан. Я уверена, что в этом кроется основ­ная причина страха перед ними.

Когда я открыла глаза, Тим захлопывал люк. Я сидела на полу, и Меррил наклонилась надо мной: «Что привело тебя на этот раз, Капитанесса Ли?» - «Я хотела погово­рить с тобой и Ральфом о многом. Вы знаете об отмели, на которую мы наткнулись?». Меррил помогла мне встать: «Да, но с ней ничего не поделаешь. И ты пришла сообщить только о том, что ваши приборы показывают то же, что и наши?». Это было сказано с той же легкой насмешкой, которая проявлялась и у Тима. «Не только об этом. Ральф здесь?» Меррил кивнула. Они двое, Ральф и Меррил, были лидерами у Одноглазых, хотя структура их социума столь аморфна и по горизонтали, и по вертикали, что термин «лидеры» не годится. «Идем,- сказала Меррил.- Он услы­шал твои позывные. У нас есть время поговорить с тобой».

Мы спустились по тесной шахте. Блик света из наруж­ного окна перемещался по стенам, напоминая, что мы находимся внутри центрифуги. Мы вошли в комнату, и Ральф поднялся из-за стола, улыбаясь: «Капитанесса Лилла, чем обязан?». Мы находились в его официальном кабинете. Здесь стояли ящики картотеки, стены были украшены двумя картинами, одна из них - копия ста­рого земного художника Тициана «Успение», другая - «Абстракция», представляющая собой войну зеленого и черного цвета - принадлежала кисти художника второго поколения города. «Ничем не обязан. Да просто поговори­те со мной, как интеллигентные люди, фразами, которые я могу логически воспринять. Можете даже съязвить о наиболее явных глупостях города, можете даже посоветовать что-нибудь» - «Что-нибудь стряслось?» - спросил Ральф. Я присела на гамак. Меррил расположилась на картотечном ящике, Тим уселся на полу, хотя его никто не приглашал, но никто и не гнал. «На пути к Кольцу я встретила Судью Картрайта. Он предложил администра­ции посещать обряды. И я не в силах воспрепятствовать этому» - «А что за обряды?» - Тим подал голос с пола. «К счастью, тебя это не должно беспокоить,- ответил ему Ральф.- Одно из преимуществ живущих с нами. Мы приняли тебя, когда твоей милости исполнилось три года, но кое-кто из старших помнит, что это такое». Тим, как мне рассказывал Ральф, заблудился здесь ребенком и пробыл больше тридцати часов в полном одиночестве, прежде чем его обнаружили. Его засосало в одну из гигант­ских вентиляционных шахт, по которым гнали воздух со скоростью полтораста километров в час, и лопасти перемоло­ли руку Тима по локоть. Вместо того, чтобы отослать обратно в город, где его обязательно настигла бы Норма, Тима оставили в Кольце и выходили. «Много людей соби­раются вместе и часами занимаются абсолютно бессмыс­ленными вещами по совершенно надуманным поводам. Ну, например, надо простоять на голове пять минут в углу, а потом выпить семнадцать стаканов подкрашенной розовой воды в честь Бассейной, которая вращается сем­надцать раз в час, поддерживая гравитацию, а розовая окраска - в честь допплеровского эффекта...» Тим рас­смеялся: «Да нет, я знаю, что они это делают. Но за­чем?» - «Потому что горожанам нечем заняться! - ска­зала я.- Им лень напрягать свои девственные мозги, и у них нет мужества стать кем-нибудь». Теперь засмеялся Ральф: «Если бы все горожане пришли в Кольцо, то, упаси боже нас от такого,- мы бы все погибли. Мы су­ществуем неофициально, приворовываем излишки провиан­та, торгуем с вашими людьми, которым требуются наши знания. Мы - те самые люди, Ли, для которых обряды - совершеннейшая чушь. Люди, которые могут свихнуться, если не воссоздадут радарную секцию города в миниатюре, хотя бы в качестве хобби, не внесут усовершенствования в систему гидропоники, и не из-за прироста населения, а ради прихоти, или не успокоятся, пока не испишут холст красками ради эстетического наслаждения формой и цветом. Просто у нас другие обряды». В этом месте Тим встал: «Не наступило ли время появиться Ходжу?» - «Ты прав,- сказала Меррил,- он доберется до внешней стороны. Слетай и притащи его сюда». Тим выскользнул в дверь. «Ходж?» - переспросила я. «Ага»,- кивнула Меррил. «Он тоже нас навещает?» - «Он испытывает одиночество, пожалуй, еще более тягостное, чем твое»,- пояснила Меррил. «Забавно,- сказала я.- Иногда мы встречаемся в галерее. Никто с ним не заговаривает, все его сторонятся. А он гуляет, размышляет о чем-то, наблюдает за людьми... Не думаю, что ему легко найти собеседника. Но если мое наблюдение справедливо для официальной части города, меня поражает, что вы допускаете его в Коль­цо» - «Чего тут удивительного?» - спросила, в свою очередь, Меррил. Я пожала плечами: «Ну, например, он несет ответственность за столь громадное количество ваших... Я хочу сказать, что, когда юридическому департаменту втемяшется в башку начать очередную кампанию Нормы...» Я замолчала. «Несет ответственность? - переспросила Меррил.- А, понимаю, что ты имеешь в виду. Он просто выполняет приказ» - «Ходж очень одинок,- заметил Ральф.- Мы все здесь одиноки. Вполне возможно, что такой вид страха имеет право на существование учитывая, что мы сами склонны жить без оглядки на закон» - «Ходж приходит дважды в неделю,- подытожил Меррил.- Он ест, играет в шахматы с Ральфом» - «Целых два раза в неделю? - воскликнула я.- Хорошо, если он посещает мою секцию один раз в год» - «Знаешь иногда мне кажется, что у тебя с Хеджем много общего»,- сказала Меррил. «Ты так считаешь?» - «Вы единственные, кому запрещается вступать в брак и брать с Базара детей» - «С тем исключением, что в любой момент я могу подать в отставку и сыграть материнскую роль, когда захочу. Ходж вынужден нести свой крест пожизненно». Ральф кивнул: «Но у вас есть и общее - вы отвечаете за город целиком. Даже Судья Картрайт не имеет никакой власти над Одноглазыми, кроме случаев, когда он ловит кого-то из нас. Мы обязаны повиноваться тебе так же, как любой горожанин» - «Знаю, - сказала я, а потом добавила,- ответственность. Собственно, именно об этом я и хотела посоветоваться с вами. Иногда мне кажется, что, позволяя сектантскую деятель­ность, я нарушаю свой долг, свою меру ответственности. О да, пару раз в спорах вы заявили, что на корабле есть свои ритуалы у каждого - от Капитана до бедняги, который носом толкает металлический шар по желобу, символизи­руя преклонение перед идеей путешествия к звездам. Но надо же как-то различать! Я вижу наших детей, а потом Тима. Однорукий и всякое такое, но он жив! В Родильном Банке работает стажером некий Парке, парнишка смыш­леный, но больно уж медлительный. Однажды он как-то поделился со мной, что поражен недостатком у админи­страции интереса, проявляемого к собраниям сектантов. Он считает нас всех приземленными охломонами, без тяги к высшим материям». Мои собеседники терпеливо ждали продолжения рассказа, пока я устраивалась поудоб­нее. «Я хочу сказать, что когда-нибудь - и об этом, ка­жется все позабыли - никаких городов не будет. Будет огромный новый мир, повисший в ночи. Нам придется сражаться с природными стихиями, искать продовольст­вие, охотиться, а не получать провизию готовой по кон­вейеру с гидропонных плантаций. Вы и я - мы уже не увидим того, что обязательно произойдет не через пять или шесть сотен лет, а всего лишь через полтораста. Взвешивая все это, я бы предпочла запустить в новый мир Тима, а не энтузиаста ритуалов Паркса. И если я позволю городу превратиться в скопище тупоумных, то не выполню своих обязанностей». Несколько секунд Ральф размышлял. Я гадала, какой совет он мне даст. Меррил явно нечего было сказать. Как раз в это время раздался голос Тима: «А вот и Ходж!».

Ходж был высок, скуласт, с глубоко посаженными гла­зами. Черный капюшон сброшен на плечи. Он остановился на пороге, и эмблема качнулась, как ядовитая змея. Его черное одеяние заставило меня воспринять окружающую обстановку по-новому, даже картины, которые до этого момента казались угрюмыми, просветлели. Мы поболтали еще немного и, когда настало время обеда, я оставила их наедине с Ходжем, взяв, как всегда, в провожатые Тима. На этот раз я не закрывала глаза. Я наблюдала, как Одноглазые прыгали на Кольцо, как будто переходили с тротуара на проезжую часть. Тим догадался о моих мыслях: «Знаешь, Ходж почти так же хорош в невесо­мости, как любой Одноглазый, но все же для перехода на Кольцо ему требуется помощь. Не хватает практики». Он освободил меня от веревки и втолкнул в коридор, по которому я пришла. Я повернулась, помахала на прощание и отправилась в свою каюту».

8

Запись вторая, «Парке разбудил меня в 3.30 утра, чтобы сообщить неприятную новость. Он стоял ночную вахту на базаре, поэтому все узнал одним из первых. Я выбралась из постели, прошлепала к интеркому и включила связь: «В чем, черт побери, проблема?! Возрос счет песка? Отмель пошла на убыль?..» - «Капитанесса, здесь Парке» - «Какая муха тебя укусила? Разве нельзя было подождать до побудки?» - «Счет песка достаточно стабилен, Капитанecca. Но возникло одно обстоятельство, пожалуй, еще более неприятное, нежели возрастание счета!» - «Ну!» - Жесткая радиация в черте города утроилась. Это не так страшно, на первый взгляд, но меня волнует ее влияние на развитие эмбрионов. Я пытался закрыть ячейки, но не уверен, что это - надежная защита» - «Что вышло из строя? Разобрались, какой из реакторов?» - «В том-то и дело - излучение действует извне» - «Ты уверен? Связаться с другими городами?» - «Я решил сразу вызвать вас, Капитанесса. Что скажете?» - «Тогда я вызываю Альфу-9» - «Можно мне послушать?». Я вызвала девятку и пять минут ждала ответа Риччи. Наконец он отозвался: «Как ты себя чувствуешь, моя девочка?» - «Девочка весьма озадачена,- сказала я.- Наш город заливает поток радиации. Пока еще уровень не высокий, но источник радиации, как мне сказали, снаружи» - «У вас тоже? - до Риччи явно не дошло связаться с другими.- Около двадцати минут назад меня разбудили и сообщили то же самое. Я приказал помощнику все капитально проверить и снова уснул. У меня выдалась тяжелая ночь: спорил до хрипоты с Судьей Филлотсом. Один из обитателей невесомости промахнулся и размозжил голову о стенку. Два Одноглазых пытались его спасти, но он умер. И теперь душка Судья хочет навесить на них обвинение по вмеша­тельству в чужие дела. Пришлось орать на него, пока он не устал выслушивать мои энергичные доводы. Я, при­знаться, тоже притомился малость. Так что там с радиа­цией? Я знаю, что мы вчера выбрались на отмель...»

Внезапно налетел вихрь радиопомех, и это тянулось с полминуты, как будто началось вавилонское смешение языков. Потом помехи прекратились, и голос Риччи встревожено произнес: «Эй, что происходит?» - «Понятия не имею,- сказала я.- У вас там все в ажуре?» В середине фразы помехи возобновились с прежней силой, и на этот раз на моей консоли замигали огоньки местной связи. Я ответила ближайшему. Говорил Миккер из радиорубки: «Не знаю, что именно, но что-то творится на Эпсилоне-7. Они все время пытаются связаться с нами, но их попытки безуспешны» - «Соедини меня, пожалуйста» - «Есть, Ка­питанесса!». Помехи налетели вместе с неразборчивыми голосами. Тем не менее прорезался голос Миккера: «Включите видео, Капитанесса. Вывожу на экран!». Я включила телевизор над консолью. Из серого экран стал черным, и на фоне звезд появилась группа светя­щихся дисков. Это было радиоизображение всех городов. Каким-то образом они смогли пробиться сквозь помехи и голоса - в принципе, я поняла, что это всего один голос с радиоэхом: «Эпсилон-7, это Эпсилон-7, боевая готов­ность номер один, как слышите, как слышите... Эпсилон-7». Должно быть, другие города тоже это слышали. Пробился новый голос: «Здесь капитан Влион с Дельты-6, слышу вас хорошо, прием». Явно, у Дельты-6 было меньше хлопот с помехами, чем у нас. «Хвала господу. Одноглазый Пайк говорит из квартала Одноглазых, Эпсилон-7. Все осталь­ные мертвы... официальная часть корабля. Они или сошли с ума, или... Появился кто-то или что-то с зелеными...» Снова возникли помехи, и когда передача возобновилась, Капитан Влион говорил: «Прости, не понял. Пайк, пожа­луйста, успокойся и повтори помедленнее» - «Проклятый корабль чуть не взорвался. Что-то около сорока минут назад. В городе шел ночной цикл. Вдруг все затряслось, люди проснулись. Некоторых ранило. Потом все стали чокнутыми, потому что никто ничего не понимал. А в гале­рее - я сам видел - появилась фигура, охваченная огнем, с зелеными глазами. Нет, я не понимаю происходящего. Но все умерли. Двадцать минут назад наша группа пыта­лась проникнуть в город, но повсюду трупы, трупы, одни трупы. Несколько уцелевших еще кричали, пытаясь сооб­щить нам что-то важное. Мы увидели сияние и убра­лись...» - «Погоди минутку, Пайк!» - «Это вы погодите! Черт вас возьми! Снимите нас отсюда! Мы прячемся в аппаратной, вышлите шлюпки! Ради всего святого, вышли­те шлюпки и заберите нас...» Голос Пайка перекрыл истош­ный вопль. Закричал и сам Пайк. Тут я сообразила, для чего Миккер вывел передачу на видео. Один из дисков на экране - Эпсилон-7 - изменился. Вокруг него образо­вался нимб, и изображение задрожало, пошло волнами. Внезапно передача оборвалась, а Эпсилон-7 стал развали­ваться на глазах. Сначала он съежился, потом распался на пять или шесть фрагментов, которые разлетелись в разные стороны. То, что осталось от корабля, больше всего походило на смятое пустое яйцо. За этим зрелищем наблю­дали все остальные одиннадцать городов. У меня не было слов. Наконец послышался голос Капитана Алвы: «Капитан Влион, вы поняли, что произошло?». Капитан Влион отозвался: «Да, я слышу. Я не...» - он не докончил. Этот голос, казалось, принадлежал не Капитану Влиону, да и можно ли утверждать, что мы все остались прежними. «Я не знаю...» - прошептал он».

 

Запись третья. «Потрясение прошло, и город наполнился слухами. Отмель имела место, но, по сравнению с разру­шением города, это вряд ли можно было считать серьез­ной проблемой. Кругом паника, потому что нет людей, которые знали бы, как защищаться. Судья Картрайт радуш­но приветствовал меня сегодняшним утром: «По крайней мере, у этой трагедии есть и положительная сторона - очень многие вернулись к обрядам». Полагаю, он ожидал, что меня это сильно обрадует. Миккер и три радиста с других кораблей сохранили присутствие духа и достаточ­ный профессионализм, чтобы не потерять самообладание и записать произошедшее ночью на пленку. Все утро линии внешней связи были задействованы на полную катушку - они проводили сравнительный анализ приня­тых передач, пытаясь докопаться до смысла заглушенных помехами слов Пайка. К концу дня они расшифровали около десятка слов, но ничего не прояснили. Межгород­ская конференция капитанов успехом тоже не увенчалась. Сначала минут пять длилось тягостное молчание, потом четверть часа заняли смехотворные рассуждения. В общем, мы расстались несолоно хлебавши.

Во время обеда Капитан Алва вызвал меня на связь. «Что еще? - спросила я.- Снова какие-нибудь неприят­ности?» - «Именно. У нас ходят упорные слухи, что Одноглазые захватили власть на Эпсилоне-7 и умудрились его взорвать» - «Что?!» - «Пока ничего серьезного, но пошли разговоры, что, дескать, пора ужесточить Нор­му» - «И кто же выступил с этой инициативой?» - «По­нятия не имею. Мысль о том, что город просто может взять и взлететь на воздух, оказалась для большинства лояльного населения невыносимой. Так и вижу, как мои сородичи вертятся на заднице от нетерпения обвинить в происках хоть кого-нибудь. Одноглазые - самые подхо­дящие для обвинения» - «Но почему?» - «Логика проста: последнее сообщение с Эпсилона-7 получили от Одногла­зого, следовательно, они были последними во главе города, а значит, силой подавили офицеров, и так далее, и тому подобное» - «И притом умудрились уничтожить весь город?!» - «И не говори. Одна из сект уже включила гибель корабля в свой ритуал: они накачиваются парами эфира, становятся в круг, а ведущий выдавливает глаз у большой куклы. При этом все стонут и испытывают кайф от зрелища разрушения»-«Нюхать эфир-мне это совсем не нравится» - «И мне. Лучше бы развлекались, как могли, но только без наркотиков!». Я с ним согласи­лась. Надеюсь, что сектанты не выйдут из-под контроля полностью.

Утром пожаловал Паркс. Он - глава Родильного Банка. Речь шла об его ассистенте. Парке сказал, что этот парень приносит блокнот и карандаш и время от времени что-то черкает. Паркс думал, что тот делает какие-то расчеты. Но когда ассистент явился на работу сегодня, Паркс никак не мог заставить его работать. Парень сидел и чертил в блокноте. Потом объяснил, что в его секте всегда заносят в блокнот определенные знаки, когда в голове появляются определенные мысли. Какие это должны быть мысли, он не знал, но явно думал об этом все время и вынужден был торчать в углу, рисуя кружочки, кресты и парал­лелограммы.

«Могу представить,- сказал Алва,- и меня это начинает серьезно волновать...»

 

Запись четвертая. «Я работала уже четверть часа в собственном кабинете, когда меня попросил о встрече Судья Картрайт. «Доброе утро». Я поздоровалась. «Шел мимо и решил переговорить с тобой, прежде чем зако­паюсь в своих делах. Придется произвести много перемен и более строго следить за соблюдением закона» - «О чем ты?» - «Разве до тебя не дошло официальное объяснение катастрофы на Эпсилоне-7?» Я сплела пальцы перед со­бой и откинулась на спинку кресла: «Насколько мне известно, не было ничего похожего на официальную вер­сию» - «Перестань - сказал он игриво,- не хочешь ли ты сказать, что ничего не слышала об этом? Я и заглянул только за тем, чтобы проверить поступление официаль­ного объяснения. Оно известно всему городу» - «Какое именно объяснение известно всему городу?!» - «Одно­глазые на Эпсилоне-7 попытались захватить город, всех перебили, а под занавес взорвали корабль» - «Ничего подобного даже не рассматривалось» - «Тогда ты долж­на...» - «К тому же это явная нелепость» - «Ты увере­на?» - «Естественно. Я хочу, чтобы ты прослушал запись, сделанную той ночью, когда погиб город». Я связалась с Миккером. Следующие полчаса Судья просидел перед экраном, как завороженный. Я видела запись раз пятнад­цать, потому забыла, какое потрясение испытывает чело­век во время первого просмотра. Судья не произнес и слова, черты его лица заострились. «Что, похоже на бун­товщика, который только что взял штурмом корабль?» Он невнятно пробормотал: «Может, все это было подстроено, Капитанесса? В конце концов, что же тогда вторглось в город?! Зеленый человек с пылающим взором или, как там говорилось...»

После ухода Судьи звякнул Паркс: «Знаешь, Капитанесса, излучение все еще интенсивно. Мутации заставят скакать Норму, как сумасшедшую» - «Я сейчас зайду к тебе и гляну сама» - «Вряд ли можно что-нибудь предпринять, - сказал Паркс, - твой приход просто подбодри персонал».

Базар ярко освещен люминесцентными лампами, все ячейки заполнены бликующими колбами, в которых происходит таинство вызревания жизни. На фронтальной стене - генеалогическая картотека, куда занесены ДНК-данные на каждого человека города. Ассистент Паркса склонил русую голову и так увлекся своим блокнотом, что не заметил моего появления. Паркс выныривает из-за стеллажа и приветствует меня ослепительной улыбкой. Он перехватывает мой взгляд и безнадежно машет рукой: «Не обращай внимания. Пойдем, покажу, что я сделал». Мы углубляемся. «Я поместил в свинцовую фольгу бластулы на ранней стадии. Они наиболее подвержены мутации. Ты же знаешь, что наследственный аппарат человека наиболее хрупок в первые несколько недель после оплодотворения. Не уверен, что фольга поможет - или пан, или пропал». Я заметила, что одна секция ячеек не блестит в свете фонарей, и поняла, что именно здесь колбы заверну в свинец. Глядя на эту сморщенную фольгу, я внезапно ощутила весь груз ответственности перед этими тысячами рожденных и нерожденных душ, несущихся меж звезд, потерянных в безвременье, море и песке, жизни и катастрофе. «Ну что ж, ты оказался прав, я вряд ли чем могу помочь. Базар действует на мою психику угнетающе, а может, во мне просто говорит материнское начало». Парке рассмеялся. Я оставила Базар и вернулась в кабинет».

 

Запись пятая. «Капитан Алва связался со мной вечерером. Он был очень расстроен: «Ли, как у вас с Одноглазыми?» - «Картрайт досаждает им как только может». Я услышала, как свистит его дыхание в микрофоне: «У меня положение гораздо хуже. Я собираюсь пoпpocить тебя сделать довольно необычную вещь» - «Слушаю» - «Присоединишься ко мне в официальном обращении ко всем юридическим учреждениям нации с просьбой не преследовать Одноглазых? Я хочу, чтобы все капитаны присоединились к этому обращению. Если пойдет такими темпами, Одноглазых уничтожат в одночасье. Вместе с ними исчезнут знания, а вместе со знаниями улетучится и наша гуманность» - «Нам не полагается вмешиваться в прерогативы духовной жизни горожан...» - начала я размышлять. «Ли?!» - «Помолчи, Алва, я просто размышляю вслух. У нас с Одноглазыми тоже не идиллия. Если у тебя уже есть поддержка других Капитанов, я почувствовала бы себя более уверенно. А, к черту! Я присоединяюсь! Только вышли текст обращения, прежде чем выступишь» - «Благодарю, Ли». Тон, которым это было произнесено, выражал облегчение, и у меня упал камень с души. «Ты уже третья, кто поддерживает меня» - «Думаю, согласятся все без исключения, если судить по показате­лям общественной температуры моего города. Надеюсь, что это принесет хоть какую-то пользу». Я услышала вздох Алвы. Казалось, он донесся до самых звезд. «Я тоже на это надеюсь».

 

Шестая запись. «Все погибли. Должна ли я кричать, негодовать - города Дельта-6 больше нет. На этот раз процедура разрушения заняла десять часов. Началось с сильнейшей бури помех, забивших передачу с суда над Одноглазым Джеком, за которым мы все следили, затаив дыхание. Затем стали пробиваться слабые сигналы... Паника... Потом - зов помощи из радиорубки. Потом опять помехи. Явно пришло зеленоглазое существо. Фан­тастика. Прямо не знаю, как это воспринимать. Легче было бы думать как о вселенской шутке. Но это реаль­ность, и жизни всех граждан города будут зависеть от того, насколько верно они воспримут эту реальность. Ближе к концу единственная связь была только с Одно­глазыми. «Помогите, помогите, помогите!». Зеленоглазое существо украло у них здравый смысл и маршировало среди уцелевших десять часов, и после этого наступило разрушение. Я радировала Алве на Сигму-9. «Нельзя ли что-нибудь сделать? Может, я слетаю и погляжу?» - «Не глупи, Ли. Что ты сможешь сделать?» - «По крайней мере, спасу кого-нибудь, по крайней мере...» По интеркому кто-то вопил. «Если ты погибнешь, Ли, кому от этого польза?» - «Польза будет, если я узнаю, кто убийца». И тут на экране диск Дельты стал разваливаться. Боже, какие истошные вопли...»

9

- Пропустите пару страниц,- сказал подросток. Джонини не стал спорить. Его глаза впились в строчки:

«...так что, когда я услышала Капитана Алву, кричащего на весь эфир: «Помогите хоть кто-нибудь, ради бога!», что я могла сделать? Я связалась с Миккером: «Распоря­дитесь подготовить междугородный паром! Я собираюсь сама взглянуть»-«Но, Капитанесса,-возразил Миккер,- если вы встрянете в эту заваруху...» - «Последняя агония продолжалась десять часов. Надеюсь, у меня хватит времени туда и обратно» - «А предыдущая - всего шест­надцать минут. Так что все может случиться. Не забудьте о песке...» - «Я отправляюсь, готовь паром!». Когда я вы­скочила из каюты, меня окликнул из соседнего коридора Судья Картрайт: «Капитанесса!» - «В чем дело?» - «Миккер только что известил меня, что вы собираетесь на Сигму-9» - «А вам-то какое дело!» - обрезала я. «Я запре­щаю вам плавание! Если вы нарушите мой запрет, то можете не возвращаться!». Я резко остановилась: «Откуда у вас взялась такая власть, что можете мне что-нибудь запрещать?» - «Как вы помните, я несу ответственность за моральное состояние горожан, а вы пока еще живете в нашем городе! Я более чем уверен, что ваше возвраще­ние деморализует сограждан...» - «Ради бога, чего вы бои­тесь?» - «Допустим, вы привезете Разрушителя с собой» - «Разрушителя?!» - «Да, зеленоглазое существо, которое разрушает...» Я прервала его тираду: «По крайней мере, вы перестали сваливать вину на Одноглазых. Я отправ­ляюсь, судья...» Я не обратила на его слова внимания из-за обуревавших меня гнева и ярости, а может быть, из-за подспудного страха перед Неведомым.

Тройные створки шлюза разошлись в стороны, и мой паром пулей вылетел в открытое море. Счетчик песка застыл на цифре 3,7. Мерцающее яйцо Сигмы вырастало на глазах. Кибер объявил: «Ваши уши не закупорены». Я включила радио. «И ваши глаза открыты».

Как только паром вошел в док Сигмы, счетчик песка упал до нулевой отметки. Немедленно подсоединился переходник, и когда я вышла из парома, от нервного перевозбуждения у меня засосало под ложечкой. Я почув­ствовала легкое покалывание в висках, но приписала это тому же нервному перевозбуждению. Чем дальше я продвигалась по совершенно пустому коридору, покалывание нарастало, но только приблизившись к Навигаторской, я поняла, что у меня в голове поселился зуммер. Я свер­нула на городскую площадь, гадая, где находится зелено­глазое существо. Внезапно впереди замаячили челове­ческие фигуры. Один из людей упал, потом свалилось еще двое, остальные качнулись к стенам. Одна из этих фигур прислонилась к столбу и медленно сползла на пол. Я попробовала вызвать кого-нибудь по «уоки-токи». Когда я его включила, зуммер в голове перестал звенеть и будто переселился в приемник. Пока я пыталась сообразить, что делать, звон взмыл до протяжного свиста и превратил­ся в речь: «Кто ты?». Я удивилась и вскрикнула от неожи­данности. «Я - Разрушитель. Так меня кличет твой народ. Кто ты, что пришла охотиться на Разрушителя?» Это было странно, это было непонятно. Я подумала, что какой-то сумасшедший забрался в рубку и преследует меня. «Где ты?» - в отчаянии я забыла переключить «уоки-токи» в режим передачи. Помню, я звала его: «Где ты? Я хочу помочь тебе!». Сквозь хрип захлебывающегося динамика донеслось: «Я здесь».

Тут это и случилось. Полагаю, большинство воспомина­ний о происшедшем на Сигме - плод моей фантазии. Все словно взбесилось: мысли, впечатления, и сквозь бурлящий хаос возникло нечто величественное, мерцающее, но человекообразное - как привидение. Нагая гигант­ская фигура с глазами, текущими, как река в половодье. Происходящее настолько заполонило меня, что я только и смогла выкрикнуть: «Прекрати!». И все прекратилось. Моя голова снова реально воспринимала окружающее. Я увидела переливающуюся, тускнеющую, почти исчезаю­щую и вновь возникающую на фоне разрушений фигуру. «Я здесь!» - повторил гигант, но звук достиг моих ушей не из громкоговорителя «уоки-токи», а изо рта Разрушителя. «Что ты натворил!» И только теперь до меня дошла абсурд­ность ситуации, в которой я очутилась. «Помоги мне! - сказал Разрушитель.- Я... я не знаю...» - «Ты губишь людей, вот что ты творишь!» - выкрикнула я. «Я прибли­жался очень медленно,- ответил он,- и очень осторожно к их мозгам, но они захлебываются в крике. Ваши мозги не слишком велики». Он заколебался, потек, теряя форму, как мираж, потом снова обрел контуры великана. Мое сердце громко стучало, но я все же взяла себя в руки: «Меня же ты не убил» - «Ты велела мне остановиться. Я не в твоем мозгу. Я просто слуховая и зрительная проек­ция». Я не совсем поняла, о чем он говорит, поэтому по­просила: «Тогда подведи свою проекцию поближе, но не делай ничего, что может повредить мой мозг. Мне хочется рассмотреть тебя поподробнее». В три гигантских шага он пересек разделяющее нас пространство и завис надо мной - зеленоглазый, просвечивающийся насквозь: «Ты не видишь меня таким, какой я есть на самом деле. Я позаимствовал форму у людей, с которыми пытался войти в контакт. Но их мозг не выдерживает, даже тогда, когда я подхожу очень медленно» - «А как же я?» - «Я шел к тебе быстро, но ты потребовала прекратить, вот я и пре­кратил» - «Спасибо,- внезапно я вспомнила.- А где Ка­питан Алва?» - «Он мертв, мертвы остальные, все мерт­вы» - «Все?!» - «Никто не говорил: прекрати!». Внезапно плотина моих эмоций прорвалась, и я заорала на него: «Тогда и оставайся в этом состоянии! Черт бы тебя по­брал! Все мертвы... Да что же... Не шевелись! Но почему же ты сам не догадался?! Да кто ж ты такой? Откуда взял­ся?!». Может быть, я еще что-нибудь выкрикивала, не помню. Когда гнев схлынул, я вся дрожала от ненависти и боли. Он ничего не говорил, а только дрожал, как желе в формочке. Наконец я спросила: «Кто ты?». Очень тихо, словно его проняло до глубины естества: «Не знаю». Тут я догадалась спросить: «Откуда ты?» - «Извне. Я сущест­вую в... вы зовете это песком - в мезонных полях вне ваших кораблей» - «Ты...- эта мысль не вмещалась в моей голове,- живое существо из моря и песка?». Он кивнул. До сих пор мной двигала истерия, но теперь вся невоз­можность происходящего затопила мой разум, и я всле­пую, как боксер с заплывшими глазами, стала наносить удары вопросами: «Но каким образом ты способен общать­ся со мной?» - «В действительности я не могу, однако теперь мне стали доступны ваши слова и гештальты. Ваши мозги слишком малы для меня. В действительности я не могу общаться с тобой, но знаю, о чем ты думаешь. Я по­заимствовал ваш язык, и ты слышишь меня». Только теперь я заметила, что сдерживаю дыхание. «Я не пони­мал,- продолжил Разрушитель,- что вы - живые сущест­ва. До тех пор, пока ты не сказала мне перестать. В первый раз обратились непосредственно ко мне. Как человек воро­шит муравейник, чтобы посмотреть, что в нем происхо­дит, так и я ворошил ваши корабли. Я видел смятение, но не сознавал, что делаю вам плохо» - «Твоя форма жизни разительно отличается от нашей. И много вас там, в песке?» - «Только один я» - «Должно быть, ты очень одинок»,- сказала я. «Одинок...» Я услышала вопроси­тельную интонацию. «Я... одинок». И тогда случилось нечто странное. Комната стала дрожать, как асфальт в солнеч­ный полдень, и мне показалось, что возвращается хаос разрушения. «Да, я очень одинок». Дрожание возобнови­лось, цвета изменились. «Поделись же, что с тобой проис­ходит?» Из зеленых глаз полились слезы, стекая по мерцающим щекам, «Как видишь, я плачу. Так это у вас называется?» - «Возьми себя в руки, я понимаю... Тяжело сознавать собственное одиночество. Как только встретишь кого-нибудь, начинаешь понимать, как ты одинок» - «Да, когда встречаешь кого-нибудь, кто не одинок так, как сам» - «Ты считаешь, что я не одинока?». Окружающее вошло в норму. Цвета стали обычными, дрожание прекра­тилось. «Нет, ты одинока. Я прочел это в твоем разуме. Но все же не так, как я». И снова пауза. Мельтешение цветов. И он сказал: «Я люблю тебя» - «Что?!». Призна­ние повторилось, но мельтешения не было. «Ты любишь меня? Почему?» - переспросила я. «Потому что ты - сила среди людей. Ты одинока и не одинока». Его мысль была путаной, и в то же время мне казалось, что я его понимаю. «Это... это очень лестно» - «А ты готова полю­бить меня?». Я замерла, испытывая, конечно, самые разно­образные чувства по отношению к этому необычному существу. Я хотела его понять, однако не собиралась прощать. «Не хочу смеяться над тобой, но и представить не могу, как это все будет выглядеть,- сказала я,- не могу представить смысла нашей любви» - «Любовь - слово из вашего лексикона. Если я дам тебе то, что ты желаешь, полюбишь меня?»-«Все-таки...» Он прервал мою мысль: «Больше всего ты мечтаешь о потомстве, которое способно жить среди звезд. И ты знаешь, что большинство людей сейчас не в состоянии жить в вакууме. Обещаю не трогать ваших кораблей. Твое потомство будет жить среди звезд и общаться со мной сквозь время...»

У каждого человека существует критическая точка, после которой он ломается. У меня все затряслось после его слов, не знаю, как назвать подобное переживание. Разрушитель сказал: «Ты любишь меня,- и распростер руки.- Приди!».

И я пошла.

Что произошло потом, не знаю: смешение цветов; боль; металлический лед... Меня подхватило и разорвало в клочья; ожог; мириад чужих мыслей, связных и бессвяз­ных... Цвета: от белого до красного через каскады зеленого, бьющие сквозь тусклое золото и превращающиеся в изумру­ды его очей. Боль: прозрачная, как наслаждение, пульси­рующая, взрывающая все мое существо и оседающая блестками на кончиках пальцев. Она наплывала волнами. Эти волны поднимали меня, бросали, снова поднимали, пока я не закричала, не засмеялась, не заткнула крик растопыренными пальцами. Мое тело сотрясала дрожь. Я ощущала мерцающее присутствие Разрушителя в себе; огненный цветок с обугливающимися лепестками, я вби­рала в себя его сущность, мягкую, как туман, и твердую, как металл».

 

Следующая запись. «Сигма-9 разошлась по швам через две минуты после моего отлета. Радиопомехи сделали мои глаза темными. Гироскоп испортился, и всю обратную дорогу я провела в невесомости, ощущая себя, как после длительного возлияния. На подлете к Бете Два, когда я общалась со сторожевым роботом, на нашу беседу наложился голос: «Говорит Смизерс из Дома Суда. Капитанесса Ли, Судья Картрайт запретил вам входить в город» - «Что запретил?» - «Судья Картрайт не хочет...» - «От­крой шлюз немедленно, или я за себя не ручаюсь, когда доберусь до города!» - «Сожалею...» - «Вызови Картрайта на связь!». Он выжидал до момента моего отлета и явно свихнулся, если надеется, что сможет оставить меня сна­ружи. «Со мной еще два ассистента, и мы все вместе должны проверить, не несете ли вы с собой разрушения. Может, если придете в следующий раз. Судья Картрайт...» - «Вы что там, окончательно сбрендили?!»-«Нет, Капитанесса, но наши обряды...» - «Плевать на ваши идиот­ские обряды!» - «Капитанесса,- вступил новый голос,- можете определить эту ноту?». Из динамика донесся звук трубы. «Не могу, зачем мне это надо» - «Это часть обряда, который Судья Картрайт составил специально для вас. Звук, который вы слышали, имитирует трубный глас, ниспосланный нашим предкам...» - «Я уничтожу тебя, как только выясню твое имя. Я объявлю тебя психом и загоню в Отсек Смерти. Откройте шлюз сию секунду! Я сказала, что вернусь, и вернулась! Я нашла причину катастроф. Я знаю, как предотвращать подобные явления, и если вы впустите меня, спасу корабль». Наступило гне­тущее молчание. «Вы нашли зеленоглазого вожака взбун­товавшихся девиантов? Он не с вами?» - «Никого на пароме нет, кроме меня! - отрезала я.- И он вовсе не человек, хоть с одним, хоть с двумя глазами!» - «Кто же он?» - спросил тот, с трубой - «Ну, что ж, буду ждать в море. А вы стройте догадки, пока не сообразите, что время уходит» - «Пожалуй, следует позвать Судью Картрайта»,- сказал кто-то из тройки экзаменаторов. Через пару минут другой из них стал грызть ногти прямо перед микрофоном,- должно быть, от изрядного волнения, а потом прошептал в сторону: «Как хочешь, но я ее впущу!».

Шлюз распахнулся. Я подозревала, что за это ассистен­ты Картрайта получат от него изрядную нахлобучку, но, честно говоря, меня это мало волновало. Через двадцать минут я уже говорила с Судьей по интеркому и рассказала ему столько, что у него, наверное, волосы вспыхнули на голове. Но о главном умолчала. Следующую неделю я не выходила из своей каюты. Наконец я посетила Базар «Парке,- сказала я,- у меня проблема, сумеешь мне по­мочь?» - «В чем дело. Капитанесса?» - «Я беременна» - «Что?!» - «У меня будет ребенок» - «Внутри? Как это?!» - он сел на стол. «Хороший вопрос,- сказала я.- Просто замечательный вопрос. Но в ответе я не coвсем уверена. Я хочу, чтобы ты вынул его» - «Ты имеешь в виду аборт?» - «Ну уж нет. Ты должен вынуть его осторожно и поместить в одну из своих колб» - «Ничего не понимаю... Гормоны поддерживают полную стерильность горожан. Как же вы... А вы уверены?» - «Осмотри меня»,- попросила я. Он сделал обследование и удивленно протянул «Да, действительно... Когда же назначим операцию?» - «Сейчас,- твердо ответила я.- И сбереги его, пожалуйста, Паркс. Я бы выносила его сама, но среди женщин нации не осталось никого, кто пройдет через роды и выживет, и я не исключение» - «Он будет жить»,- пообещал Паркс.

Он применил местную анестезию, и я наблюдала за ходом операции при помощи системы зеркал. Занятное зрелище, и когда Парке закончил, я чертовски проголодалась. Отправилась к себе, там же перекусила и поразмышляла на досуге. Паркс неожиданно прервал мои мысли: «Капитанесса Ли, Капитанесса Ли...» - и он замолк, будто чем-то подавился. «С ребенком все в порядке?» - «С ним никаких проблем, но остальные... Они гибнут. Они умирают повсюду. Я потерял половину генетической рассады» - «Усилилась радиация?» - я старалась унять дрожь в голосе. Первой мыслью было - Разрушитель нарушил данное мне обещание. Но обломки Сигмы-9 по-прежнему следовали за нами. «Все дело в вас, наверное. Проверьте себя. Я исследовал ваш эмбрион, он насквозь пропитан радиацией и, тем не менее, жив и нормально развивается. Так или иначе, на Базар проник источник жесткого гамма-излучения и погубил половину зародышей. Даже я ощутил легкое недомогание и принял дезактивационный душ». Я отключилась от Родильного Банка и подошла к настенному счетчику. Судя по его шкале, моя смерть наступила в тот момент, когда я вошла в корабль. Я собиралась позвонить Парксу, как чей-то вызов изменил мои намерения. На экране возникло изображение Картрайта: «Не хотелось бы вас беспокоить, Капитанесса, но я счел необходимым заняться этим делом лично» - «В чем дело?» - «Боюсь, что мне придется взять вас под арест!» - «За что?» - «Дело Лиллы РТ-857 против Нормы» - «Чем я отличаюсь от общего помола за исключением не­которых мелочей?» - «Ваше дело не пустяк, Капитанес­са. Вы были беременны, а в нашем городе это не только непростительно, но и незаконно» - «Кто сказал тебе?». Мне хотелось это знать. Я не могла представить Паркса в роли доносчика. Но в последовавший ответ было легко поверить: «Ассистент Паркса все слышал...»

10

Еще несколько строчек, и записи кончились. Джонини захлопнул книгу. Подросток внутри кокона протянул ему следующую.

- Записи Ходжа,-сказал он.-Ходжа-палача.

Джонини бегло пробежал глазами лаконичные фразы о смерти за смертью. В голове зазвучала баллада:

 

Она прошла сквозь ворота, и голоса заплакали,

Она прошла через Рынок, и дети умерли,

Она прошла мимо Дома Суда и судьи притихшего,

Она прошла к подножию Холма Смерти.

 

«А как же одноглазая женщина, которая держала зелено­глазое дитя?» - подумал Джонини. Последние несколько страниц мартиролога были более подробны. Ходж записал:

«Суд окончен. Он быстро завершился. Защиты не было. Я там не присутствовал, но кое-что слышал. Я вижу ее каждые несколько часов, когда она подходит к окну карцера. Смерть тяжелым грузом свалилась на ее плечи. Не думаю, что ее страшит казнь. Однажды она подозвала меня. Я открыл глазок на Вершине Холма, чтобы лучше слышать. Она спросила: «Что происходит в городе?» - «Вакхана­лия,- ответил я.- Секта вышла из-под контроля. Горожане напали на Одноглазых. Они охотятся на девиантов по всему кораблю, вооружившись газом и копьями. Ральф мертв, это я знаю, хотя уже не бываю в Кольце». Она всегда выделялась своим спокойствием, но эти новости явно взволновали ее. «Ты не мог бы пригласить Парк­са?» - тихо попросила она. «Это запрещено, но я поста­раюсь для вас, Капитанесса». Парке прибежал с Базара с такой скоростью, словно только и ждал вызова. Он по­смотрел на меня многозначительно, но я не мог оставить их наедине. В конце концов, Капитанесса решила, что мне можно доверять, и приказала ему рассказывать. «До­верять? - он глянул на меня с ненавистью и язвительно заметил,- можно доверять убить вас?» - «И это тоже,- согласилась осужденная,- что там с ребенком? Он в безопасности?». Парке кивнул: «Они пытались ворваться внутрь и перебили много колб, но после первой атаки... В общем, у меня появилась идея. Видишь ли, Капита­несса, у нас есть союзница. После одного из налетов, когда убили Ральфа, на Базар пробралась Меррил. Она знает, что я симпатизирую Одноглазым. Одним словом, как из тебя вынули, так в нее вставили эмбрион. Она доносит ребенка, а за неделю до родов мы сделаем ей кесарево. Теперь он в движущемся контейнере, и никакие разбиватели колб ему не страшны» - «Здорово придумано!» - сказал я. «Каково предназначение этого ребенка, Капи­танесса? Это как-то связано с Сигмой-9? - спросил Парке.- Он представляет собой что-то особенное?» - «Да»,- сказала она и рассказала нам историю его зача­тия. Вся эта история для меня была не слишком понят­ной. Ли использовала много ученых слов, но в конце Парке произнес: «Так мы сможем обжить межзвездное простран­ство,- а потом добавил,- сектантам до него не добраться! Оставшиеся Одноглазые воспитают его. Меррил подозре­вала что-то в этом роде. Но я не осознавал...- он обо­рвал себя.- Меррил оплакивает вас, Капитанесса. Когда мы на Базаре обсуждали суд, она - мы все - плакали». Капитанесса стиснула подоконник, нервный тик заставлял дергаться левое веко. «Позаботьтесь о том, чтобы он жил!».

Последние две записи были: «Беспорядки нарастают. Они грозят перекинуться даже сюда».

И: «Казнена сегодня в 16.00. Капитанесса Лилла РТ-857».

Джонини повернулся лицом к сыну Разрушителя.

- И он выжил.

Подросток кивнул.

- Я вырос и смог сделать сколько угодно своих дубли­катов, не повторяя проблем роста.

Джонини поднял палец:

- Это объясняет все твои фортели. Как и твой отец, ты существуешь вне времени. Вот откуда мерцание и дви­жение в хроностазисе.- Джонини нахмурил лоб.- Но обещание... Разрушитель пообещал твоей матери, что ты сможешь достичь звезд и вступить в контакт.

- Но он же не сказал, когда. Разве ты не хочешь взять меня с собой в университет?

- Конечно. Но...- Джонини разразился смехом.- С твоей врожденной телепатией ты можешь вступить в контакт с кем угодно и когда угодно. И все это с экстра­темпоральными способностями. Ба, да это же самое круп­ное открытие галактической антропологии со времен... Со времен, да я просто не знаю!

Подросток кивнул.

- Нас предназначали именно для этого. Мы способны доставить любой объем полученной информации моему отцу, он переварит ее, и тогда мы поделимся с вами. Вам только надо взять нас с собой к месту очередного контак­та, а все остальное мы сделаем сами.

Джонини распирала гордость.

- Обещание, данное твоим отцом, гораздо основа­тельнее, чем было задумано. Вы будете вступать в контакт не только ради Звездного Народа, но и ради всего челове­чества. И ты будешь своего рода посредником. Ты всегда в контакте с отцом, независимо от своего местопребывания?

Подросток наклонил голову:

- Мой отец и я - едины.

На крейсере Джонини снова перечитал «Балладу о Бете-2» и отметил для себя, насколько понятнее и доступ­нее стала она. «Кто же написал балладу? Кто-нибудь из последних Одноглазых? Или кто-то из лояльных граж­дан города, скрытое сострадание которого нашло отраже­ние в поэтическом произведении?» Он уже планировал, как можно воспользоваться помощью детей Разрушителя в своих изысканиях по Кретону Три, Но все равно сквозь все эти мысли пробивались строфы гимна, а балладу смело можно было приравнять к гимну:

 

Огонь и кровь, мясо, дерьмо и кость -

Ниц на колени:

Сталь, камень и дерево -

Сегодня суть прах, и город исчез.

Но она вернулась, как обещала!

 

Samuel Delany 1963

Перевод П. Катина