Библиотека художественной литературы

Старая библиотека художественной литературы

Поиск по фамилии автора:

А Б В Г Д Е-Ё Ж З И-Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш-Щ Э Ю Я


Читальный зал:
Андрей ДАШКОВ

                                 ЗМЕЕНЫШ

                  (роман (1995 - 1996 г.г.), фрагмент)

                 Что мне осталось? Замер, охваченный ужасом,
                 Как курица, высидевшая змееныша.*

                                            Эдгар Ли Мастерс

-------------------------------------------------------------------------
* Перевод Андрея Сергеева.
-------------------------------------------------------------------------

                         ПРОЛОГ
     Ни один мужчина рода Люгеров не скончался тихо и мирно в своей
постели. Все они были авантюристами и рано или поздно выбирали
сомнительный путь, который пролегал от темных лачуг прошлого по
скользким тропам настоящего к невозможным дворцам будущего.
     Слот Люгер по прозвищу Белый Стервятник не являлся
исключением. Продолжение рассказа о нем застает его в тот
момент, когда он богат и почти счастлив. Продажа одного из
трех земмурских бриллиантов позволяет ему некоторое время
безбедно жить в Гарбии и содержать женщину, носящую под
сердцем его ребенка. Купить можно все, кроме покоя, а тогда
Люгер весьма нуждался в покое. У него оставалось три месяца,
чтобы добраться до своего поместья; к концу этого срока
Сегейла должна была родить.
     Стервятник еще не знал, как долго пробудет в поместье, зато
твердо знал, что уйдет оттуда, прежде чем скука окончательно одолеет
его. Его женой стала отлученная от власти принцесса южного королевства,
и он еще надеялся увидеть на троне Морморы своего сына.
     На самом же деле его уход затянулся на пять долгих лет, которые
были наполнены любовью, тревогой и ожиданием смерти...

                      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
                       ЛЕТО 2995

                      Глава первая

                   СТЕРВЯТНИК И КАБАН

     Летняя ночь была безветренной и душной. Луна висела
высоко в небе, изливая на землю липкий свет. Немало
преступлений совершалось в эту ночь в Элизенваре, и внезапное
безумие охватывало мирных обывателей. Луна заглядывала в окна
и ласкала лица спящих; демоны Гангары превращали их сны в
кошмары, а потом кошмар продолжался наяву...
     Густые леса к северу от города напоминали застывший
бледно-голубой океан; глубины этого океана были
погружены во тьму. Огромный старый дом посреди заброшенного
парка, слившегося с лесом, казался покинутым людьми. Но
черно-рыжий кабан со старыми ранами на голове и шее, застывший
у начала подъездной аллеи, внимательно наблюдал за домом,
как делал это в течение многих предшествующих ночей.
     Он был готов ждать до самой смерти. Его ожидание стоило жизни
двум охотникам из окрестных деревень, чьи кости уже были омыты
весенними дождями... Кабан стал свидетелем появления в
поместье Люгера мужчины и женщины, а также совершенного ими
кровавого преступления. К сожалению, мужчина оказался не
тем, кого жаждал встретить превращенный Ралк, и он не стал
убивать его.
     Вместо этого Ралк продолжал наблюдать за домом, ожидая
возвращения настоящего хозяина, и видел много жутких вещей.
Бесплотная черная фигура, не пригибавшая травы, бродила по
ночам вокруг дома, и тогда в чердачных окнах тлел холодный
голубой свет, испорченные часы били так громко, что их бой
разносился по лесу; кто-то дико кричал и выл в нежилом
восточном крыле; обнаженная женщина с искаженным безумием лицом
и распущенными волосами бродила по парку среди статуй,
посеребренных луной, и подолгу смотрела в черную застойную воду
пруда. Не менее странным вскоре стало поведение мужчины,
которого кабан часто видел разгуливающим по крыше в
сомнабулическом состоянии. При этом его суженные зрачки
казались кусочками льда, сосредоточившими в себе ядовитые лучи
злого светила.
     Если бы не всепоглощающее желание отомстить Люгеру,
Ралк давно ушел бы из этого проклятого места, в котором духи
вели беспощадную войну с пришельцами. Но его собственная
война еще не закончилась, а терпение было бесконечным. Теперь
его трудно было напугать - он не мог потерять больше,
чем уже потерял.
     Он ждал возвращения Стервятника каждый день, каждую ночь.
     И наконец дождался.

                       *    *    *

     Карета медленно двигалась по заброшенной лесной дороге.
Два фонаря на крыше едва освещали проплывавшие мимо заросли
и лошадиные спины. Сгорбившийся кучер, узкие глаза которого
выдавали в нем уроженца Гарбии, настороженно поглядывал по
сторонам. Приятная во всех отношениях и хорошо оплаченная
поездка заканчивалась в довольно мрачном месте.
     В карете полулежала беременная женщина с огромным
животом, предвещавшим близкие роды. Несмотря на мягкие подушки,
в которых она утопала, каждый толчок экипажа на неровностях
дороги причинял ей жестокие страдания. Лихорадочно
блестевшие глаза и обескровленные губы изменили прекрасное
лицо Сегейлы. При свете луны оно было похоже на трагическую маску...
     Карету сопровождал всадник, одетый богато, но неброско.
Серый плащ с капюшоном скрывал большую часть его фигуры, длинные
пепельные волосы и пару кинжалов на поясе. Зато узкий меч в ножнах
лежал на его бедрах и был готов к употреблению.
     Всадник ехал чуть впереди экипажа; его чувства были обострены
до предела. Последний участок пути почему-то казался ему и самым опасным.
Теперь Люгер почти жалел о том, что, кроме кучера, не нанял
солдат для охраны. Его раздражало медленное продвижение экипажа по
разбитой дороге. Из-за этого путь, занимавший у всадника несколько часов,
оказался гораздо более долгим, и карета подъезжала к поместью глубокой
ночью.
     Таким образом, у Стервятника было достаточно времени, чтобы во
всех подробностях вспомнить сон, приснившийся ему в одной из
гостиниц Эльмарзора.

                       *     *     *

     Он вернулся в гостиницу поздней ночью после того, как
удвоил свой золотой запас в "Земном Рае". Сегейла уже спала,
и он лег рядом с ней, не раздеваясь. Потом он целовал ее,
спящую, в губы и высокий чистый лоб... И слышал в наступившей
тишине, как зародыш шевелится в материнской утробе...
     Стервятник не хотел признаться себе в том, что этот еще не
родившийся ребенок чем-то пугает его. Это было всего лишь
предчувствие, омрачавшее один из счастливейших периодов его жизни.
Он долго лежал без сна и видел, как одна за другой погасли свечи.
     Плотные шторы были задернуты, и стало так темно, что
Люгер не мог увидеть даже собственной ладони, поднесенной к
глазам. Некоторое время он парил в легкой дремоте; затем к
тихому присутствию Сегейлы добавилось присутствие еще одного
существа. Легчайшее дуновение воздуха - и кто-то лег с ним рядом.
     Люгер ощутил появление постороннего, но под этим
посторонним даже не скрипнула кровать. Слот протянул руку,
чтобы коснуться существа, которое было не тяжелее тумана, и
его пальцы погрузились в ледяной колодец.
     Холодом обдало и правую сторону его головы; кто-то
невидимый шепотом назвал ему имя, переходящее от мертвых
рыцарей Земмура к живым и ставшее теперь его именем. Имя
перешло к нему с целым потоком жутких ощущений. Оно было очень
сложным и состояло не только из звуков и специфических
вибраций. Произнести его полностью можно было только в особом
состоянии сознания, вызванном одной из трех причин: угрозой
уничтожения, экстатической любовью или безмолвием разума,
которое, согласно представлениям шуремитов, достигалось в
священных снах. Тогда Люгер так и не понял, какая польза в
этом сомнительном знании.
     Ледяной призрак некоторое время висел рядом, повторяя
земмурское имя, как будто играл со Слотом, а потом исчез, оставив
о себе воспоминание столь же смутное, как мимолетный сон.
     Утром Люгер решил считать ночной визит сном, но, коснувшись
рукой одеяла, он обнаружил, что вся правая сторона кровати холодна,
как скованная зимней стужей земля.

                       *     *     *

     Поворачивая на едва заметную боковую дорогу, Слот
испытывал противоречивые чувства - радость возвращения,
тревогу, любовь и почти окончательную уверенность в грядущей
беде. На какую-то минуту ликование безраздельно охватило его,
он почувствовал себя королем, отвоевавшим свое королевство, однако
затем вспомнил, насколько оно ущербно, это королевство...
     Частокол темных стволов и силуэтов промелькнул перед
его глазами, и он увидел свой дом, притаившийся в глухом
уголке леса. Замшелые камни были выбелены лунным светом. Одно
из чердачных окон казалось похожим на далекое зеркало,
отражавшее голубое сияние. Когда Стервятник въехал в аллею,
ведущую к дому, в кронах древних деревьев внезапно пронесся
и тут же стих ветер: шелест листьев был похож на горестный вздох,
которым деревья встретили появление человека.
     Неведомый инстинкт заставил Люгера пришпорить лошадь, и
она рванулась вперед, а всадник, еще не знавший, кто напал
на него, уже выдернул меч из ножен. Во всяком случае, он
пытался отвлечь внимание нападавших от кареты и этим спас свою
правую ногу, а может быть, и жизнь.
     Яростный хрип зверя слился со слабым криком Сегейлы.
Кабан промахнулся, и удар его клыков пришелся в лошадиный живот.
Люгер был выброшен из седла. Рухнув на землю, он на мгновение
потерял сознание, но не выпустил из руки меч. Потом он увидел
черный силуэт падающей лошади, заполнивший половину звездного
неба и надвигающийся на него. Кровь животного пролилась
горячим дождем и забрызгала его лицо. Он откатился в сторону
и поднялся на ноги, чувствуя себя полутрупом после удара о
землю.
     Гигантский кабан, достигавший в холке человеческого
плеча, медленно приближался к нему, и меч выглядел жалкой
игрушкой рядом с этим великолепным зверем. Люгер понял, что
вряд ли узнает причину, по которой будет убит в двух шагах
от своего дома. Он с сожалением подумал о варварском оружии,
доставшемся ему в наследство от Кошачьего Глаза и давно
ставшем бесполезным, - Люгер истратил последние снаряды,
отправив на тот свет нескольких грабителей, напавших на него
под Тесавой... Самое время было вспомнить свое земмурское
имя, но Слот не мог это сделать, сколько ни пытался.
     То, что кабан был превращенным, уже не вызывало сомнений,
а значит, Стервятник имел дело далеко не с животным разумом.
В то же время его врагу были чужды человеческие слабости и ошибки.
     Отступая, Люгер нанес удар мечом по кабаньей голове,
но ему не удалось пробить мощную лобную кость. В последний
момент зверь повел головой, оберегая глаза, и меч оставил
на ней болезненную, но неопасную рану. Это привело тварь в
настоящую ярость и только ухудшило положение Стервятника...
     Люгеру удалось уйти от первой атаки, но игра не могла
продолжаться долго. Помощи ждать было неоткуда. Кучер, вооруженный
кинжалом, вряд ли стал бы рисковать жизнью в данной ситуации.
     С большим трудом Слоту удалось привести себя в состояние
отрешенности, но и после этого он не нашел пути к спасению.
Руководимый подсознанием, он дважды пытался подрубить ноги
кабана и нанести ему удар сбоку или распороть живот, но
все его уловки оказались бесполезными. Зверь разгадывал их
с легкостью, выдававшей в нем сознание опытного воина. Но
разве Люгер мог предположить, что этим воином был лейтенант
Ордена Ралк, которого он убил когда-то в замке Крелг?..
     Ралк играл со своей жертвой, наслаждаясь местью и
сожалея только об одном, - что Стервятник не узнает того, кто
пришел мстить. Раны, нанесенные мечом, не могли остановить
его, а это было главное. Он знал, что сделает, когда жертва
окончательно лишится сил, и надеялся, что с развороченным
животом Люгер будет умирать мучительно и долго.
    ...Силы Слота действиельно были на исходе. Кабан загнал
его в глубину аллеи, и фонари кареты превратились в размытые
мутные пятна. Окровавленные зрачки зверя следили за каждым
его движением. Почувствовав отвратительный холодок в желудке, Люгер
осознал, что через мгновение коричневые клыки вскроют его не хуже
любого кинжала.
     Но это мгновение так и не наступило. Ужас перед небытием
захлестнул Люгера, и из глубины этого ужаса, как из зловонного
озера, всплыло земмурское имя.
     Ночной лес под Элизенваром исчез. Вместе с ним исчезли
поместье, небо, луна и карета. Стервятник и кабан оказались
в красной пустыне, затянутой багровой дымкой. Зверь был
неподвижен, и Люгер понял, что время здесь течет по-иному. Ему
не угрожала никакая видимая опасность, однако его вдруг охватили
сильнейшее отчаяние и безысходность, словно погребенного заживо.
     Безмолвные фигуры выступили из тумана; каждая из них
излучала хорошо ощутимую ненависть к потревожившему их человеку,
тем не менее они пришли, чтобы помочь ему. Новая
кровь и новое убийство усугубляли лежавшее на них чудовищное
проклятие, но их связывало нечто большее, чем клятва.
     Среди них были оборотни многих поколений и разных эпох,
а в ближайшем Люгер узнал того, которого видел во время
ритуала посвящения в пещерном городе Фруат-Гойме. Губы старого
рыцаря шевелились, проклиная Стервятника, а в багровой
пелене вокруг него происходило что-то непостижимое и страшное...
     Мертвые рыцари окружили огромную кабанью тушу, и Слот
увидел в их руках полупрозрачные силуэты мечей, похожие на
тени. Его собственный меч утратил материальность и превратился
в мерцающий сгусток мрака. Потом Люгер заметил, что меч попеременно
материализуется в руках мертвецов, и почувствовал, что может
управлять его перемещением.
     Он отправил меч в руку рыцаря, стоявшего слева от кабана,
и увидел, как тень клинка обретает плотность и металлический
блеск. Когда новое воплощение магического меча завершилось,
рыцарь сделал то, чего ожидал от него Стервятник.
     Без малейшего звука меч вошел под лопатку зверя и пронзил
его сердце. Оглушительный вой разорвал багровую вселенную, и в то
же неописуемое мгновение она исчезла вместе со своими призраками.
     Люгер снова оказался в ночном лесу, и время помчалось,
как спущенный с цепи пес. Клыки зверя ткнулись в живот Стервятника,
но не вспороли его. Глаза кабана стремительно стекленели, из пасти
стекала кровавая пена, а в боку торчал меч, погруженный в плоть
на половину своей длины.

                       *    *    *

     Люгер с облегчением перевел дух. Все-таки хироманты не
ошибались - знак на правой ладони хранил его для другой смерти.
     Когда завершилась короткая агония и зверь затих, Стервятник
не без труда извлек меч из раны и вытер лезвие о белый батистовый
платок. Некоторое время он стоял над кабаньим трупом, ожидая
очередного превращения, но его так и не последовало.
     У Люгера дрожали руки. Потрясение оказалось достаточно
сильным, и он нетвердым шагом направился к карете. Сегейла
обняла его посреди аллеи; рядом с нею он пережил что-то вроде
нового рождения.
     По-видимому, только суеверный страх помешал кучеру
спастись бегством. Теперь он прятал глаза, но Слот не осуждал
гарбийца за то, что тот предпочел остаться сторонним наблюдателем.
Это была не его война.
     Люгер посадил Сегейлу в карету и отправился к дому
пешком, несмотря на то, что уже заметил следы чужого присутствия.
Схватка с кабаном была достаточно шумной, но хозяина
никто не встречал, и это было плохим признаком.
     Его предчувствия подтвердились - возле парадного входа он увидел
череп собаки, белеющий в траве. Боль пронзила холодное сердце Стервятника.
Сомневаться не приходилось - его верный друг Газеус был мертв.

                        Глава вторая

                      НАРУШЕННЫЙ ПОКОЙ

     Череп намеренно положили так, что его нельзя было не
заметить. Тот, кто сделал это, пытался оградить вход в жилище
от враждебных духов, балуясь с черной магией, но даже
Люгеру стало ясно, насколько жалкими оказались попытки. Он
убрал череп из центра пентаграммы, и слабое заклятие, которое
могло повредить человеку, но не духам, тотчас же распалось.
     Нанятый Люгером кучер-гарбиец оказался перед мучительным
выбором - остаться до утра в этом страшном месте или
возвращаться в Элизенвар ночью через не менее жуткий лес. В
конце концов, под впечатлением победы, одержанной Стервятником,
он выбрал первое. В бешенстве от того, что некому было принять
лошадей, Люгер показал ему на темный силуэт конюшни сбоку от дома.
     Слот помог Сегейле выйти из кареты и повел ее к крыльцу,
держа в руке обнаженный меч. События этой ночи омрачали и
без того тяжелую для нее поездку. Люгера посетило неведомое
ему прежде чувство вины. Не таким он представлял себе свое возвращение...
     Дверь оказалась не заперта, и он распахнул ее ударом ноги.
Большой зал первого этажа был холоден и пуст. Лунный
свет, падавший из-за высоких зарешеченных окон, расчертил
каменный пол на яркие четырехугольники. Зола в камине давно остыла.
     - Теперь это твой дом, - сказал он Сегейле, и тотчас же сам
почувствовал, что эти слова прозвучали со злой насмешкой. Против
ожидания, Сегейла прильнула к нему и слабо улыбнулась.
     Оставив женщину на пороге, Люгер обошел зал, пытаясь
понять, что происходило в доме за время его отсутствия и от
кого исходит опасность. Многочисленные следы образовали дорожки
в пыли, которые вели от входа к лестнице на верхние
этажи. Стервятник знал, что кто-то прячется там от законного
хозяина, и значит, ночь, начавшаяся столь бурно, продолжает
преподносить ему неприятные сюрпризы.
     У него не было выбора. Он отвел Сегейлу в старую спальню
на втором этаже и нашел свою кровать нетронутой. Подойдя
к подсвечникам и зажав меч под мышкой, он соединил ладони, а
потом медленно развел их. Между ними вспыхнуло холодное голубое
пламя, не обжигавшее кожу. По крайней мере, он лишний
раз убедился в том, что в этом доме духи предков еще не обделили
его своей поддержкой. Он зажег свечи, и спальня сразу же стала
выглядеть чуть уютнее в их теплом желтом свете.
     Все, за исключением толстого слоя пыли, оставалось таким же,
как много месяцев назад. Правда, тогда здесь спал Газеус. Когда Люгер
подумал об этом, его глаза превратились в льдинки, припорошенные пеплом.
     Он помог Сегейле раздеться и уложил ее в кровать, укрыв
двумя одеялами. Несмотря на теплую ночь, ее била мелкая
дрожь. Он понимал, что ей есть чего бояться в этом мрачном
доме, встретившем ее столь негостеприимно. Впрочем, в подземелье
Фруат-Гойма было хуже, но там Люгер знал, кто его настоящий враг...
     Сегейла легла на спину и закрыла глаза, пытаясь скрыть свое
беспокойство. Он испытывал к ней бесконечную нежность
и новую для него потребность отвести от любимой все беды.
Ее живот возвышался хорошо заметным бугром, и Люгер остро ощущал,
насколько беззащитны в этой спальне его женщина и его будущий ребенок...
     Сам он, конечно, не спешил впервые в жизни лечь в супружеское
ложе. Вместо этого он осмотрел небольшой тайный арсенал, спрятанный
в спальне и подобный тем хранилищам смертоносных игрушек, которые
находились почти в каждой комнате дома. А ведь о некоторых, оставшихся
от отца, он даже не подозревал.
     Заряжая перстень отравленными иглами и обматывая удавку
вокруг запястья, он осознал, что совершает чисто ритуальные
действия. Схватка с кабаном дала ясно понять, что отныне его
основным оружием станет меч земмурских рыцарей, соединивший
его с мертвецами посредством какой-то непостижимой магии. Он
даже знал теперь возможности этого меча, но был еще не слишком
уверен в своей способности вызвать помощь рыцарского
ордена, а главное - в своей готовности заплатить за нее
вечными страданиями бессмертной души...
     Тем не менее, кровь Газеуса и вероломно потревоженный дом взывали
к мести.
 
                       *    *    *

     Люгер осматривал полутемные комнаты дома, по-настоящему
опасаясь только одного - услышать крик Сегейлы. Сейчас любой
магии он предпочел бы нескольких верных людей, но он был
один, если не считать кучера, затаившегося на ночь в конюшне. К тому же
Люгер не доверял гарбийцу.
     На втором этаже не было непрошеных гостей. Только
в одной из комнат Слот обнаружил следы недавней трапезы и
приметы карточной игры. Судя по записям на карточном столике,
играли трое... Узкая дорожка, протоптанная в пыли, вела
из комнаты к лестнице, как будто гости никогда не отклонялись от
раз и навсегда выбранного маршрута.
     Люгер поднялся в библиотеку и застал в ней ужасный беспорядок.
Когда-то уютный зал выглядел так, как будто здесь что-то искали - притом
искали в лихорадочной спешке. Свечи выгорели полностью. Один
подсвечник был опрокинут, ковер залит вином и чернилами, несколько
древних пергаментов разорвано, книги, брошенные на столе и на полу,
были раскрыты, и на страницы оседала пыль. Слот осмотрел их. Оказалось,
что это были исключительно древние тома по магии и оккультным наукам.
     Горки пепла на полу и в медной жаровне, а также обгоревшие
кости свидетельствовали о попытках совершить некий ритуал.
Теперь Люгер мог допустить, что какому-то безумцу или же
человеку, напуганному до смерти, срочно понадобился рецепт
спасения, заклинание, помощь, ответ на вопрос, который был
важен, как жизнь и смерть... Вот только нашел ли он то, что искал?..
     Стервятник заметил свою гадательную колоду, лежавшую на
каминной полке, и, повинуясь безотчетному импульсу, поднял
верхнюю карту. Когда рассеялось облачко пыли, он увидел, что
это Сфинкс - самая загадочная и самая изменчивая из карт
Оракула, жившая своей собственной жизнью. Насколько он помнил,
детали на ней никогда не повторялись.
     Сейчас у Сфинкса, покоившегося на черном монолите, была огромная
грудь кормящей самки и безмятежное лицо спящей женщины. Люгер узнал это
лицо и побледнел... В правом углу карты он заметил маленькую
фигурку человека, который, возможно, ожидал пробуждения
Сфинкса и был, казалось, раздавлен этим бесконечным и безнадежным
ожиданием...
     Люгер перевернул карту, потом снова открыл ее. Мелькнула
черная рубашка с красной каймой. На вновь открывшейся картинке
человека уже не было...
     В одной из спален третьего этажа Люгер, наконец, обнаружил
пылающий камин, разобранную кровать с пятнами крови на
простынях, приготовленную для двоих, множество предметов
женского туалета, одежду, белье, мужской плащ и оружие. Одного
взгляда, брошенного на оружие, было достаточно, чтобы
Люгер понял, кто спал в этой комнате. Опустошенные винные
бутылки из его погребов соперничали в количестве с черными
свечами, расставленными в узлах замысловатой фигуры, начертанной
углем на каменном полу.
     Спальня выглядела мрачным и больным местом. Вдобавок
воздух в ней был пропитан запахом ладана и какого-то менее
ароматного вещества. Слот коснулся ладонью кровати - простыни
были еще теплыми. Он вернулся к лестнице и увидел на ней
следы, ведущие наверх.
     Верхний этаж, почти целиком отведенный под Зал Чучел,
тоже был пуст. Здесь Люгер обнаружил изрубленное в куски чучело
летучей мыши - одного из тел Верчеда Хоммуса, его злейшего и
непримиримого врага, побежденного им когда-то в жестокой воздушной
схватке... Люгер вспомнил встречу в Фирдане за игорным столом, и
на его лице возникла зловещая ухмылка, не обещавшая Хоммусу ничего
хорошего. Похоже, враги пытались заставить Люгера заплатить старые долги...
     Он прошел вдоль длинных рядов запыленных чучел и мумий,
черпая в этом мрачноватом месте темную силу для предстоящей
мести. Он знал приблизительную историю каждого мертвеца,
оказавшегося здесь по вине его предков, но особенно хорошо
знал тех, кого уничтожил лично. Люгер даже выбрал место для
кабана, лежавшего сейчас в подъездной аллее, и решил на следующий
же день вызвать бальзамировщика из Элизенвара.
     Первобытная сила и злоба переполняли его, когда он вышел из
Зала Чучел и стал подниматься на чердак. Деревянные
ступени протяжно скрипели под ногами, но он не обращал внимания
на эти звуки.
     Прогулявшись по просторному чердаку и спугнув спящих птиц,
он остановился у окна с выбитым стеклом. Связанные с ним воспоминания
были не слишком приятными. Через это окно он вернулся сюда в теле
стервятника после покушения на него в доме Геллы Ганглети, и с этого
началась история со Звездой Ада. Какая история начиналась теперь?..
     Слот вылез через разбитое окно на крышу и остолбенел.
Он увидел мужчину, стоявшего на одной из каминных труб, на
которую и при дневном свете было бы весьма затруднительно
забраться. Мужчина стоял к нему спиной, обратив лицо к небу.
По-видимому, его взгляд был прикован к сияющей Луне...
     Человек оставался совершенно неподвижен; при других обстоятельствах
его можно было бы принять за изваяние, воздвигнутое каким-то
извращенцем, но Люгер-то знал, что перед ним - не изваяние.
     Стараясь не шуметь, он стал приближаться к трубе.
Вокруг расстилался голубой океан леса, и застывший пейзаж выглядел
прекрасной и совершенной декорацией к какому-то абсурдному спектаклю.
Фигура человека в белых одеждах безраздельно господствовала над миром,
и, казалось, она вобрала в себя лунный свет. Бледная гладкая кожа еще
больше усиливала сходство этой фигуры со статуей.
     Люгер обошел трубу и оказался на самом краю крыши. Он
бросил взгляд вниз и отступил на шаг, чтобы унять головокружение.
Он находился над восточным крылом дома, к которому примыкал парк.
Вблизи поблескивало зеркало пруда. Ночная птица тоскливо закричала в ветвях.
     Люгер поднял голову и посмотрел на человека, забравшегося на трубу.
Это действительно был Верчед Хоммус, и у него были жуткие глаза сомнамбулы.
Снизу Слот видел только желтые полукружия белков, но и этого было
достаточно, чтобы понять - Хоммус не видит его и, погруженный в иную
реальность, даже не подозревает о его присутсвии.
     Раб лунного света был одет в одно только нижнее белье
и безоружен. Поэтому Люгер не стал убивать его мечом. Стервятника
завораживала эта фигура, застывшая в бесконечности ночи и подчинившаяся
мистическому влиянию ночного светила. Однако Люгеру все же предстояло
разгадать еще одну загадку - кто сделал ЭТО с циничным, беспощадным и
храбрым человеком, каким был Верчед Хоммус?..
     Пора было возвращаться к Сегейле. Он и так уже злоупотреблял ее
терпением.
     - Хоммус! - дико выкрикнул он, торжествуя и давая выход
своей ненависти.
     Человек на трубе нелепо дернулся, словно пронзенный
копьем, и покачнулся, теряя равновесие. Люгеру показалось,
что в последнее мгновение перед падением Верчед очнулся, но
не успел осознать того, что с ним происходило. Бессмысленный взгляд
так и не остановился ни на чем; через секунду Хоммус шагнул вперед.
     Его тело ударилось о крышу и скатилось с нее. Люгер видел,
что к этому моменту его враг был уже мертв - его голова
была повернута под неестественным углом. Падая вдоль стены
дома, тело Хоммуса обломало ветви деревьев, и одновременно с
их треском Стервятник услышал истошный женский крик.
     Ужасное предчувствие заморозило его внутренности, но
через секунду он понял, что крик донесся со стороны парка,
а не из окон дома. Люгер посмотрел вниз и увидел обнаженную
женщину, бегущую от пруда к дому. Она была безумна или охвачена
истерикой. Он не мог понять, рыдает она или смеется на
бегу, но с облегчением осознал, что это не Сегейла. Женщина не
была беременна и имела очень темные волосы. На ее руках и
ногах сверкали браслеты. Она бежала хаотически, многократно
меняя направление и натыкаясь на мраморные статуи и стволы деревьев.
     Догадываясь о том, что испытывает Сегейла, услышав крики, Люгер
бросился к дому.

                       Глава третья

                      КОВАРНЫЙ ПРЕДОК

     Утешив свою возлюбленную, Стервятник отправился разыскивать
сумасшедшую любительницу ночных прогулок. На этот раз было
достаточно выйти из дома и обогнуть восточное крыло. Здесь он увидел
женщину, застывшую над телом Хоммуса, и отметил про себя, что фигура
у нее весьма и весьма соблазнительная. То есть именно такая, какой должна
быть фигура Геллы Ганглети. Перед мысленным взором Люгера
тотчас же промелькнули бурные любовные сцены в ее спальне.
В этом он остался верен себе, а спустя несколько секунд убедился в том,
что не ошибся насчет Геллы.
     Ветка хрустнула под его каблуком, и женщина стремительно
обернулась. Увидев его, она сдавленно завыла, как будто перед нею
оказалось нечто более жуткое, чем призрак. Вначале он даже не узнал
Геллу - она разительно изменилась. Ее зрачки были невероятно расширены,
а под глазами залегли черные круги. Лицо, обтянутое сухой бледной кожей,
казалось вырезанным из дерева; на нем почти не выделялись обескровленные
губы. От Геллы исходил незнакомый приторный запах. Вблизи
Люгер увидел, что все ее тело покрыто множеством царапин и
шрамов; из некоторых ран и сейчас сочилась кровь.
     Он знал госпожу Ганглети как коварную, сильную, изощренную в
интригах и опасную даму, но сейчас она была до смерти напугана чем-то.
Очевидно, гибель Хоммуса она восприняла, как еще одно звено в цепи
происходивших здесь зловещих событий... Соблазн прикончить ее прямо
сейчас был велик, но Люгер вовремя одумался - вспомнил, что знает еще
далеко не все.
     Чтобы вывести Геллу из шокового состояния и прервать
душераздирающий вой, он с силой ударил ее по щеке. Длинные
влажные волосы взметнулись и залепили ей рот. Тогда он схватил
ее за руку и поволок в дом, бросив лишь беглый взгляд на
труп Хоммуса. Несмотря на сломанную шею, у того был удивительно
умиротворенный вид, а на теле полностью отсутствовали следы крови...
Всего за одну ночь Люгер пополнил свою коллекцию мертвых врагов еще
двумя экземплярами. Но почему-то он не слишком обрадовался этому.
     Ганглети почти не сопротивлялась; скорее, она напоминала тяжелую
куклу, которую Люгеру приходилось вести за собой. Он запер дверь на
засов и толкнул Геллу в первое попавшееся кресло, где она и осталась
сидеть в довольно рискованной позе. Несмотря на ужасный вид, эта женщина
возбуждала его (Люгер давно избавил Сегейлу от своих посягательств в связи
с ее беременностью). Согрешив в мыслях, он решил принести Гелле
какую-нибудь одежду.
     Убедившись в том, что его пленница вряд ли способна сбежать, Слот
поднялся на третий этаж и выбрал самое скромное из ее платьев. На
обратном пути он раздумывал над тем, как объяснит Сегейле появление
в доме еще одной дамы, особенно, когда Гелла придет в себя и снова
станет разговорчивой и опасной.
    Он не успел ничего придумать. Зрелище, открывшееся его
взгляду, лишило его подвижности второй раз за эту ночь. Возле
кресла, в котором развалилась Гелла, стояла его старая
кормилица и чем-то поила любовницу Хоммуса. Сцена была более
чем двусмысленной, и старуха хорошо понимала это. Может
быть, потому у нее был вид побитой собаки.
     Придя в себя от изумления, Люгер вспомнил, что так и
не удосужился заглянуть в комнаты слуг на первом этаже. Он
подошел к Ганглети и швырнул ей платье, после чего сел в кресло
напротив и остановил тяжелый взгляд на предавшей его старухе.
     В кубке, из которого пила Гелла, было теплое вино, и
вскоре она погрузилась в забытье. Кормилица продолжала
стоять рядом с безвольно опущенными руками. Люгер не видел
ее лица. Однако в ее позе была покорность, граничившая с идиотизмом.
     - Где Анна? - спросил он наконец.
     Анной звали его молодую служанку. Старуха молчала, и он понял,
что это молчание может продолжаться очень долго.
     - Ты что, оглохла?! - заорал он, но это привело лишь к
тому, что старуха закрылась от него рукой, щурясь, словно ослепленная
ярким светом.
     - Оставь в покое глупую женщину, - спокойно и твердо
сказал кто-то за спиной Стервятника. Он вскочил, держа наготове меч.
     На полутемной лестнице стоял некто в черном монашеском одеянии.
Человек откинул с головы капюшон, и Люгер увидел узкое лицо
в обрамлении длинных седых волос. Черты этого лица были ему
хорошо знакомы, потому что весьма напоминали его собственные.
     Догадка поразила его, как удар грома, но еще раньше он
услышал тихий вздох, с которым старая кормилица упала в обморок.
Кубок выпал из ее руки и покатился по каменному полу. Его никто не поднял.

                       *    *    *

     Люгеру полагалось бы испытывать какие-то чувства при виде
отца, исчезнувшего в день его появления на свет и отсутствовавшего
более тридцати лет, но эта неожиданная и почти невероятная встреча
вызвала в нем лишь глухое раздражение. Несколько часов сна казались
недостижимым блаженством. Разве мог он позволить себе уснуть в эту ночь
жутких чудес?..
     Его мозг вяло оценивал просходящее. Прежде всего, старик мог и
не быть его отцом, несмотря на внешнее сходство. Это казалось наиболее
правдоподобным объяснением, однако интуиция подсказывала нечто другое...
     Некоторое время он молча рассматривал человека в черном, пытаясь
понять, не является ли тот существом вроде Шаркада Гадамеса. При этом
в его памяти даже всплыла одна из древних пьес, написанная задолго до
Катастрофы. В той пьесе сын повстречался с призраком своего подло
убиенного отца...
     И наконец, с каким-то леденящим чувством, Люгер приготовился
принять истинное положение вещей.
     Он медленно опустился в кресло, почти завидуя Ганглети. Сейчас
бокал вина не помешал бы и ему.
     Человек в черном пересек зал и уселся в кресло, стоявшее
в отдалении, у окна. Лунный свет падал на него сзади, превращая седые
волосы в некое подобие нимба. Люгер видел, что человек улыбается,
но не мог понять, что означает эта улыбка. Возможно, она ничего не
означала.
     - Значит, у меня будет внук... - сказал отец Люгера
после долгой паузы. Сказал без всякой радости. У него был приглушенный
голос, заставлявший прислушиваться к каждому слову. Ему нельзя было
отказать в странном очаровании заговорщика или пожилого любовника.
Но это очарование быстро рассеялось, оставив после себя неприятный осадок.
     - Лучше бы ему вовсе не родиться, - продолжал старик. - Я убил
бы его собственными руками, но для этого понадобилось бы вспороть
материнский живот, а ты едва ли переживешь это... Но зачем тебе тогда
вообще жить?..
     Слушая этот жутковатый бред, Стервятник пытался понять,
кто находится ближе к безумию - Гелла Ганглети или старый кривляющийся
шут, который был его отцом?.. Тем не менее, его шутки пугали по-настоящему.
     - Ты был наверху? - агрессивно спросил Стервятник.
     - Да, я видел твою женщину. Поздравляю... У тебя неплохой
вкус. Впрочем, эта тоже когда-то была недурна. - Старик
показал в сторону госпожи Ганглети, кое-как укрытой платьем,
и подмигнул Люгеру, как будто разделял его увлечение женским
полом. Впрочем, по-видимому, так оно и было.
     Слот слишком устал, чтобы посвящать остаток ночи обмену
ничего не значащими фразами. У него сложилось впечатление,
что предок ведет с ним какую-то невразумительную игру. Он
следил за стариком из-под полузакрытых век, ощущая гнетущее
беспокойство и втайне желая, чтобы этой встречи не было вовсе.
     - Может быть, ты объяснишь мне, что происходит? - вкрадчиво
спросил Стервятник.
     Люгер-старший проигнорировал этот вопрос.
     - Прекрасное оружие, - сказал он, рассматривая земмурский меч,
лежавший на коленях Слота. - Это игрушка из Фруат-Гойма. Далеко же ты
забрался...
     - Какого черта?!.. - взревел Люгер и осекся, наткнувшись на
ледяную улыбку собеседника.
     - Ты мог бы быть попочтительнее со своим отцом, - сказал старик
с иронической укоризной. - Кажется, ты интересовался молодой служанкой? Ее
изнасиловал и убил тот человек, который недавно упал с крыши. Кстати, ты
не знаешь, почему ему вздумалось сделать это?
     Улыбка и насмешливый тон предка бесили Стервятника, но он
не мог сейчас просто уйти, оставшись в неведении и подвергая
Сегейлу неизвестной опасности.
     - Кто еще находится в доме? - спросил он, не обращая
внимания на последний вопрос, который, конечно же, был чисто
риторическим.
     - Их было двое. Теперь нас осталось четверо. - Старик
не изменил себе, продолжая говорить загадками. - Иди спать, - добавил
он уже без всякой улыбки. Его лицо вдруг стало пустым, как будто время
стерло с него всякое выражение.
     Слот бросил взгляд в сторону Геллы, и старик понял его без слов.
     - Она не убежит, - пообещал он изменившимся голосом, в
котором было что-то жуткое. - Я побуду с ней... до утра.
     Тогда Люгер поднялся и отправился к Сегейле, проклиная
неразговорчивость своего папаши. На лестнице он обернулся и еще раз
посмотрел на странную сцену, которую считал невозможной в этом доме:
старик сидел в кресле, похожий одновременно на преступника и святого;
полуобнаженная дама спала в другом кресле; кормилица лежала на полу в
глубоком обмороке.
     Только на третьем этаже он осознал, что именно доставляет ему
мучительное беспокойство. Он никак не мог понять, кто же был третьим
партнером Верчеда Хоммуса и Геллы Ганглети за карточным столом?

                       *    *    *

     Поднявшись к Сегейле, он лег с ней рядом, не раздеваясь и не выпуская
из руки меч. Другой рукой он гладил ее по голове, пока она не уснула...
     Спустя полчаса, когда за окном уже плыла предутренняя мгла, его рука
остановилась. Сон Стервятника был неглубоким и беспокойным. Однажды ему
послышались какие-то звуки, доносившиеся снизу, но они стихли, как только
он окончательно проснулся.

                     Глава четвертая

                      ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

     Комната была залита золотистым светом утреннего солнца. Это сияние
наполняло душу радостью нового пробуждения. Казалось, ничего плохого не
может случиться под пронзительно-голубым небом, осколок которого Люгер
видел в окне. Смерть и кровь представлялись всего лишь бутафорией на
бесконечных и вневременных подмостках. Пылинки плавали, сверкая в
солнечных лучах, - крохотные вселенные, рождающиеся и умирающие здесь,
в эту минуту.
     Потом Люгер почувствовал, что кто-то смотрит на него, и
оторвал взгляд от манящей синевы небес. Сегейла сидела в
кресле, и золотой свет окрашивал ткань ее платья, отчего оно казалось
расшитым металлическими нитями. Ее прекрасной формы
руки покоились на выступающем животе.
     Сегодня она выглядела лучше, чем вчера. Значительно лучше. Глаза,
наполненные чистой влагой горных озер, пристально следили за Стервятником.
     - Тебе угрожает опасность? - спросила она слишком спокойно,
чтобы он не угадал за этим спокойствием страх.
     - Теперь уже нет, - сказал Люгер и подумал, что сам хотел бы верить
в это.
     - Поэтому ты спал с мечом в руке?
     В ее словах был оттенок горькой иронии... В ответ он лишь пожал
плечами, как будто только сейчас вспомнил про мрачное оружие, разделившее
пополам супружеское ложе.
     - Я могу выйти?
     Он с облегчением рассмеялся.
     - Конечно. Я познакомлю тебя с моим отцом. Он уже видел тебя ночью.
     Она была поражена.
     Люгер блаженно улыбался, потому что ласковый луч солнца коснулся его
лица.
     - В доме были враги, - медленно проговорил он. - Кто-то обезвредил
их. Возможно, мой отец. Я считал его мертвым. Это все, что я знаю сейчас.
Потом я объясню тебе остальное...
     Он понимал, что этого недостаточно. Сам он не удовлетворился бы
подобным объяснением. Но женщины гораздо терпеливее мужчин. Сегейла стала
молча одеваться.
     Утро вдруг показалось Стервятнику серым, холодным и пустым.

                       *    *    *

     Уже на лестнице он понял, что сегодня вряд ли найдет
ответы на свои вопросы. Каким-то образом он, считавший себя
в высшей степени независимым одиночкой, поддался неизъяснимому
влиянию старика. Люгер вспомнил давний сон, снившийся
ему в этом самом доме еще до поездки в Фирдан. Разговор с
человеком в черном... Разговор о гомункулусе и о том, можно
ли доверять снам...
     Теперь Люгер готов был поверить, что то был не сон... Монах Без
Лица... Существо, ставшее местной легендой... Неужели старик прятался
в окрестных лесах тридцать лет? Во имя чего? Ради неприкосновенности
поместья? Слишком наивно было думать так. Это была бы бессмысленная
и ничем не обусловленная жертва. Тем более, что Хоммус все
же наделал бед, прежде чем умер...
     Теперь старик исчезнет опять... Может быть, еще на тридцать лет.
Люгер предчувствовал, что не увидит его в ближайшее время, и это было
как-то связано с Сегейлой. Старик сказал что-то насчет младенца,
которому лучше бы не рождаться на свет. Люгер пережил жуткий миг сомнений,
но не мог поделиться ими ни с кем. Особенно со своей принцессой...
     Тридцать лет... Стервятник не рассчитывал прожить так долго. Он
совершал слишком много превращений. Неужели Люгер-старший снова канет
в небытие, чтобы оберегать своего неразумного сына от неразличимого зла?
Причем оберегать из неприступной крепости в сумерках между мирами... Это
было похоже на красивую легенду, но не более того. Стервятник знал, что
правда окажется куда грязнее...
     Подмостки, на которых разыгралась ночная драма, открылись ему теперь
при свете дня, но он не испытал просветления. Напротив, темная тайна
засела в сознании... Как он и ожидал, старик бесследно исчез. Сегейла,
медленно спускавшаяся по лестнице вслед за Люгером, выглядела немного
разочарованной. Слот понял, что вскоре может потерять ее безграничное
доверие.
     Впрочем, он все же испытал некоторое облегчение, когда увидел, что
Гелла Ганглети тоже исчезла. Старуха-кормилица лежала на полу в той же
позе, в какой он оставил ее ночью. Наклонившись, он дотронулся до ее
шеи. Она уже почти остыла...
     И снова Люгер ощутил нечто вроде благодарности за деликатность
мертвых, избавивших его от будущих неудобств. А терпеть рядом полубезумную
старуху, униженную и раздавленную Хоммусом или кем-то другим, действительно
было большим неудобством.
     Сегейла беззвучно заплакала за его спиной. Он не видел
ее слез, но знал, что она плачет. Он подарил ей ночи ужаса и
дом смерти. А кроме того - сомнительного наследника, который
мог оказаться оборотнем...
     Люгер подхватил мертвую старуху и вынес ее из дома. Она оказалась
удивительно легкой. Он отнес ее на маленькое старое кладбище на северной
границе парка и леса, где издавна хоронили слуг, и до полудня выкопал
могилу.
     Вместе с Сегейлой он недолго постоял возле холмика
быстросохнущей земли, в который был воткнут знак Спасителя.
Тогда Стервятник понял, что магия Земмура все же изменила
его. Прошлое казалось извращенным, зыбким, подернутым туманом
забвения. Он похоронил женщину, вскормившую его вместо
матери, но не чувствовал настоящего горя, потому что по воле
какого-то безжалостного и непостижимого хозяина судеб
увидел ее в совершенно другом обличье.
     Солнце висело над сонным парком... Стервятника вдруг
объяло жуткое чувство: ему показалось, что мистерия продолжается, -
несмотря на гибель Фруат-Гойма. Только теперь он остался в изоляции,
один на один со злом, а Сегейла находилась рядом лишь затем,
чтобы при случае послужить причиной новых мук.
     Что-то вот-вот должно было произойти. И произошло тем
же вечером. Это были преждевременные роды.
     Люгеру предстояло сыграть обременительную роль повивальной бабки.
 
                       *    *    *

     Вторую половину дня он посвятил сожжению вещей, принадлежавших
Хоммусу и Ганглети, а также обследованию запасов пищи и вина. Оказалось,
что длительное пребывание гостей нанесло погребам поместья значительный
урон, хотя о ближайшем будущем Люгер мог не беспокоиться.
     Предаваясь плебейским занятиям вроде уборки спальни,
облюбованной Верчедом и его любовницей, Стервятник столкнулся
с еще одной проблемой. Он вспомнил, как трудно найти в окрестных
деревнях новую служанку. Поместье Люгеров и раньше пользовалось дурной
славой, а появление Монаха Без Лица, кабана-убийцы и безумной голой
парочки наверняка превратило его в проклятое место, куда ни один человек
не согласится отправиться по своей воле.
     Но худшее было впереди. С наступлением сумерек у Сегейлы
начались схватки. Вот когда Слот испытал почти неведомые
ему растерянность и отчаяние. При возвращении в поместье он
весьма рассчитывал на помощь старой кормилицы, но теперь та
уже стала пищей для червей. Ближайшая деревня находилась в
часе езды, не говоря уже об Элизенваре. В любом случае, Люгер
не мог оставить Сегейлу в одиночестве даже на несколько минут.
     Пока Сегейла еще могла говорить, она рассказала ему все, что
знала о родах сама. Впервые в жизни у него мелко дрожали руки... Когда
взошла Луна, схватки усилились. В жарком свете свечей мокрое
лицо Сегейлы блестело, как стекло.
     Люгеру еще повезло, что роды прошли сравнительно легко.
Принцесса справилась с этим самостоятельно, как справляются самки
животных, забиваясь в темные углы своих нор и пещер. Он почти не
слышал ее крика и вообще не услышал голоса ребенка. Когда он увидел
его голову, то испытал что-то вроде шока.
     На голове младенца обнаружилась светлая поросль очень коротких
волос с темной полосой, протянувшейся от лба к темени. Личико младенца
было сморщеным и уродливым, а тело показалось Люгеру слишком
большим для новорожденного. Но в общем внешне это был нормальный
человеческий ребенок, возможно, несколько крупнее обычных размеров.
Странным казалось только то, что он не издавал ни звука. Ужасное
подозрение, что младенец мертв, вскоре рассеялось. Люгер, застыв,
глядел на него, пока не убедился в том, что тот дышит.
     Спохватившись, он перерезал пуповину и не поверил своим
глазам. Ребенок пытался отползти от матери, оставляя на простынях
влажный слизистый след. Его пока еще бессильные ручки схватились
за пальцы отца, и Люгер подумал, что было бы жестоко пытаться их
оторвать. Безмолвная и сосредоточенная настойчивость слепого младенца
пугала его, да и смутила бы кого угодно. В ней было что-то неотвратимое
и жуткое, как проявление чужой воли. Сегейла лежала с закрытыми глазами,
и Слот был даже рад этому.
     С кривой усмешкой Люгер наблюдал за своим ребенком.
Если тому суждено вырасти, пусть его враги пожелеют о том,
что появились на свет.
      Если бы Стервятник знал, что его ожидает, он вряд ли улыбался бы.

                       ЧАСТЬ ВТОРАЯ
                         ЗИМА 3000


                        Глава пятая

                       НОЧЬ ОБОРОТНЯ

     Наступил страшный для Люгера год. В лучшем случае ему
оставалось прожить триста шестьдесят четыре дня, но каждый
из них мог оказаться для него последним.
     Задолго до этого Стервятник почувствовал на собственной шкуре,
что знание может быть худшим врагом человека - лишающим сна, отравляющим
любовь, изъедающим душу... Это ненужное ему и противоестественное знание
было сосредоточено в одном маленьком, едва заметном знаке на ладони. Но
все хироманты были единодушны в том, что знак заключает в себе почти
непреодолимое проклятие.
     Люгер менялся, но не замечал изменений. Вернее, ему не
хотелось думать об этом. Он стал равнодушен ко многим радостям
жизни, в последнее время почти не покидал поместья и постепенно
сделал невыносимым пребывание Сегейлы в доме.
     Этому предшествовали пять лет сползания в летаргию, пять долгих и
очень быстро пролетевших лет, которые скрашивал только маленький Морт
Люгер. К четырем годам он почти заставил Стервятника забыть о мрачных
обстоятельствах, при которых ребенок был зачат, и о том влиянии,
которому он, возможно, подвергся еще в материнской утробе. Теперь это
был игривый, сильный, жизнерадостный и ласковый мальчик, не знавший скуки.
     Глядя на него, Люгер порой находил смешной собственную
подозрительность. Когда-то он пытался отыскать в облике Морта хотя
бы слабый намек на давнее колдовство, но уже год, как оставил
эти нелепые попытки.
     Его сын не убил ни одну живую тварь, в нем не было злости и
настороженности; Стервятнику еще предстояло ввести его в мир,
где эти качества были необходимы, как воздух, и преподать ему
первые уроки коварства. Он учил сына обращаться с миниатюрным оружием,
но до сих пор эти занятия казались Морту всего лишь игрой, может быть,
немного странной, потому что это была игра без цели...
     Маленький Люгер, еще не изведавший таинства Превращений, имел
фамильную гриву пепельных волос, обезображенную единственной черной
прядью, что иногда, очень редко, могло вызвать жутковатое впечатление,
будто темноволосый ребенок внезапно поседел. Серые глаза Морта смотрели
на все окружающее с детской открытостью и были полны завороженности
миром, к которому его отец уже давно не испытывал любви...
     От Сегейлы сын унаследовал смуглую кожу, совершенные черты
лица, мягкость в обращении и загадочную способность не
раздражать Стервятника ни при каких обстоятельствах. Но с
наступлением нового года даже он утратил эту способность.
     Слот Люгер ждал своей последней зимы, как будто торговался
с роком. Из года в год он откладывал поиски Люрта Гагиуса, а также
своего отца; он отказался от тщеславных замыслов вернуть принцессе
Тенес трон Морморы и почти забыл о существовании Серой Стаи и
обманутого им министра Гедалла. За все более или менее серьезные
дела Стервятник собирался взяться лишь в том случае, если удастся
избежать предначертанного конца.
     Близость смерти избавила его от лишней суетности и сделала
незначительными многие вещи, представляющиеся важными людям,
не ведающим своей судьбы. Возможно, кто-нибудь другой на его
месте стал бы философом, убийцей, странствующим монахом или
завсегдатаем публичных домов, но Слот слишком любил себя,
комфорт, тело и душу Сегейлы и слишком ненавидел лживые речи
попов - да и любые другие речи...
     Он отдалился от немногих друзей в Элизенваре, бывшие любовницы
позабыли о нем; шелест карт и стук катящихся костей не вызывали
в нем трепета, а вино погружало его в глубочайшую меланхолию. Чем
больше он пил, тем мрачнее становился. Приступы мизантропии
были весьма продолжительными; расслабиться и забыть обо всем
он не мог даже в объятиях Сегейлы.
     Что это было - злое влияние? Почти удавшаяся попытка похитить
чужую душу? Необъяснимая, тяжкая угнетенность... Стервятник стал
бесчувственным, ослабшим от бессонных ночей, язвительным, опустошенным,
безразличным ко всему, кроме приближающегося конца...
     Бедная Сегейла!.. Что он знал о ее муках?! Она ни за что
не оставила бы его, даже если бы он открыто издевался над
нею. Она нашла бы в себе силы полюбить и его безумие. Он пренебрег ею,
но она простила ему и это... Постепенно она осознала, что делит ложе
с живым трупом. Сила, еще оставшаяся в нем, была подобна блуждающим
огням на болотах - лживым, холодным, бледным... Черный меч стал постоянным
спутником Слота. Это было хуже, чем измена. Люгер был раздавлен будущим,
забыв о том, что для человека существует только настоящее...
     Все больше времени Сегейла стала проводить в Элизенваре,
у людей, с которыми сблизилась тогда, когда Люгер еще не
пренебрегал светскими развлечениями. Так как большинство семей
не могло похвастаться абсолютной чистотой крови и большинство
состояний имело неправедное происхождение, супруга Стервятника
не была отвергнута никем из его старых друзей. Все привыкли и к тому,
что ее происхождение оставалось тайной. Правда, дом советника
Гагиуса был закрыт для нее, однако этот пробел с лихвой восполняли
вдова Тревардос и супруги Тротус, опекавшие Сегейлу, сражаясь с
собственнной скукой...
     Все приходит не вовремя или слишком поздно. Теперь у
Стервятника появились деньги, но они могли дать ему лишь
телесный комфорт. Люгер мог позволить себе нанять двоих
слуг, которых не без труда отыскал в Элизенваре. В конце
концов он остановился на пожилой чете Баклусов, лучшими
рекомендациями которой послужили флегматичность и безразличие
ко всему, кроме денег.
     Эльда Баклус оказалась неплохой кухаркой, а ее муж Густав
устраивал Слота тем, что питал глубочайшее презрение к всевозможной
нечисти. Он тайно помогал хозяину бороться с излишками винных запасов,
зато Люгер мог быть уверен в том, что не останется без слуги только потому,
что у кого-либо из местных жителей вдруг развяжется язык.
     Трех лет, прожитых в поместье, оказалось достаточно,
чтобы Эльда и Густав стали понимать Стервятника с полуслова; поэтому
супруги старались как можно реже попадаться ему на глаза. Это устраивало
всех, за исключением Сегейлы. Морт был еще слишком мал, чтобы замечать
гнетущую атмосферу старого дома, а Люгер слишком погружен в Книгу Судеб,
написанную пылающими буквами в адском хаосе мозга, чтобы обратить
внимание на страдания единственного любившего его существа.

                       *    *    *

     Третий день второго месяца 3000 года от Рождества Господнего ничем
не отличался от семи предыдущих. Конец зимы, тусклое негреющее солнце,
мертвая природа вокруг. Хорошее время для смерти...
     Люгер редко выходил из дома и уже полгода, как не покидал его ночью.
Он провел этот день в библиотеке, возле жарко натопленного камина, среди
свечей, которые отодвигали внешний мир за пределы своего пылающего круга.
Тогда время суток становилось неразличимым, а вино - янтарным.
Иногда до Люгера доносился лай резвящихся молодых псов из
своры, появившейся в поместье вскоре после рождения Морта.
     Когда раздался голос Густава, выпускавшего собак из
вольера, Стервятник выбрался из глубокого кресла и подошел
к окну. Он долго смотрел на заснеженный лес в сумерках,
остекленевшие деревья парка, призрак луны, плывущий по льду
замерзшего пруда... Внезапно два черных птичьих силуэта пронеслись
мимо окна, и Слот мгновенно отшатнулся. Глухо захлопали крылья.
     Он снова уселся в кресло и наполнил бокал вином. Сегейла не
вернулась с наступлением темноты, и это означало, что она приедет в
лучшем случае утром.
     Эльда робко вопрошала из-за двери, не спустится ли хозяин
к ужину. Люгер послал ее к черту и углубился в трактат пятнадцатого
века по арифмомантии. Он пытался отвлечься от навязчивых мыслей, но
это ему не удавалось.
     В это самое время Морт, полностью предоставленный самому себе,
впервые попал в Зал Чучел и бродил среди запыленных мертвецов.
Погруженное во мрак пространство зала пахло мрачными тайнами, но
Морт не испытывал страха.
     Темная сторона его души ликовала - наступил час пробуждения...

                       *    *    *

     Полночь.
     Остывающая спальня была погружена во тьму. Луна,
маленькая, ослепительная и ледяная, висела слишком высоко
в небе, чтобы осветить большую кровать, на которой спал
Стервятник. Впрочем, его состояние нельзя было назвать сном.
Он был погружен в забытье, вызванное нервным истощением.
Тревога не допускала к нему настоящие сны; он довольствовался
кошмарами и зыбкими сочетаниями теней, таившихся в углах спальни.
     Все стихло в доме. Сбившись в кучу и согревая друг друга
телами, чутко дремали сторожевые псы. Эльда и изрядно выпивший
Густав отошли ко сну. Морт спал в комнате, соседствовавшей со
спальней Люгера. Так захотела Сегейла, и с ее отъездом ничего не
изменилось.
     Люгер заходил к сыну незадолго до полуночи и видел,
что тот находится во власти глубокого детского сна. На лице
мальчика застыла безмятежная улыбка. Можно было подумать, что
его сновидения приятны и легки, как летний ветер.
     Люгер мог только позавидовать ему. Сам он будто плавал
в багрово-черном тумане. Раздевшись, он лег, смежил отяжелевшие
веки и ощутил, как горят воспаленные глаза. Затем начались привычные
кошмары, в которых он повторял свой путь в подземельях Фруат-Гойма,
но с гораздо меньшим успехом.
     Он не слышал, как часы пробили полночь, зато почувствовал
чье-то присутствие. С трудом открыл глаза и увидел картину,
которая потом долго преследовала его. Воображение дорисовало то,
чего нельзя было разглядеть в темноте.
     Рот Люгера раскрылся в беззвучном крике.
     У него была всего секунда, чтобы понять, как именно он умрет,
но за эту секунду он проделал весь скорбный путь между жизнью и смертью.
     Он увидел Морта, бесшумно подкравшегося к нему и уже
занесшего руки для удара. В руках маленький убийца держал
отцовский стилет, и он не ошибся в выборе: вонзить такое оружие
в человеческое тело мог даже ребенок. Но в лице Морта
не осталось ничего детского. Неживая бледность, холодная
отстраненность, по-звериному пустые светящиеся глаза... И еще
неописуемая улыбка...
     Неотвратимость... Люгер услышал обрывок выдоха и свист, с которым
стилет устремился вниз, к его бешено забившемуся сердцу. Этот сверкающий
путь занял краткое мгновение, в течение которого Стервятник даже не успел
пошевелить рукой. У него осталось время только на ощущения, сменявшие
друг друга гораздо быстрее, чем мысли.
     Момент перед тем, как стилет проколол кожу, был непереносимо жутким.
Месть оборотней все же настигла его спустя несколько лет, и она
оказалась предельно изощренной. Стервятника убил его собственный сын,
причем сделал это с улыбкой, от которой волосы шевелились на голове.
     Потом он уже не чувствовал ничего, кроме острой боли,
настолько сильной, что после была возможна только бесчувственность.
Со странным скрипящим звуком клинок раздвинул ткань и вошел в сердце.
     Бесконечное голубое пространство на миг открылось перед Люгером.
В нем, как россыпь угасающих утренних звезд плавало земмурское имя.
     Он не успел осознать, что опять прибег к помощи проклятых существ,
прежде чем безграничная вера в хиромантию и тьма вечности обрушились на
него, избавив от мучений.

                       *    *    *

     Пустыня, затянутая красным туманом.
     Обитатель вневременного ада склонился над мертвецом.
Неподвижные глаза Стервятника были устремлены в небо. Сердце
его не билось, а кровь застыла в жилах. Время текло
мимо безбрежной рекой, а Люгер был островом, не подверженным
его течению. Изъеденная оспой луна, висевшая над ним, оказалась
лицом старого земмурского рыцаря. Осыпая мертвеца проклятиями,
доносившимися из звенящей тишины, рыцарь что-то делал с его телом.
     Тлеющая жизнь... Люгер получил во владение оболочку,
которой не ощущал, словно был кукловодом и марионеткой одновременно.
Он приподнял голову и увидел, как стилет медленно
выползает из раны под его левым соском. Кровь на клинке
мгновенно чернела и осыпалась частицами пепла. Вскоре взгляду
Стервятника предстало вновь засверкавшее лезвие, слишком
длинное, чтобы можно было поверить в возвращение из мертвых.
     Тем не менее черный знахарь продолжал колдовать над
ним. Слот увидел серое скользкое существо, извивавшееся в
руке рыцаря, - существо со вскрытой грудной клеткой и пульсирующим
фиолетовым сердцем. Потом произошло нечто в высшей
степени отвратительное. Старый рыцарь положил скользкое существо
на грудь Стервятника; тот ощутил омерзительный запах и прикосновение
чего-то липкого и холодного.
     Тонким инструментом, похожим на обсидиановый нож, старик
перерезал артерии и вены адского существа и человеческого трупа.
Жидкий лед затопил внутренности Люгера, заодно наполняя его ужасом
перед утратой человеческого естества. Кровь и сердце серого монстра
стали кровью и сердцем Стервятника.
     Некоторое время он ощущал тесноту и глухую боль в
груди, затем рыцарь отбросил в сторону какой-то окровавленный
предмет. Вой и хохот донеслись из красного тумана, словно голодная
стая полулюдей-полугиен получила наконец свою награду.
     - Теперь ты навеки наш, - прошептал рыцарь, склонившись
к самому уху Стервятника. Потом он сделал странную вещь -
поцеловал Люгера в висок. Его губы были ледяными и смердящими,
как и скользкая тварь, давшая мертвецу новую жизнь.
     Люгера передернуло от этого могильного поцелуя, а на устах рыцаря
появилась улыбка, до ужаса напоминающая улыбку на бледном
лице Морта в момент совершения убийства...
     Этого Стервятник уже не мог вынести. Чувствуя себя предателем
всего рода человеческого, он обратился с невнятной мольбой к хозяину
багровой вселенной, и тот отпустил его...

                       *    *    *

     Стервятник пришел в себя на широкой кровати, в спальне,
погруженной во тьму. Луна серебрила лес за окнами. Часы пробили
час ночи. В первое мгновение все случившееся показалось
Люгеру очередным кошмаром, оказавшимся ужасающе реальным.
Потом он в панике вскочил с кровати и подбежал к окну.
     Здесь, стоя в лунном сиянии, он поднял рубашку, на которой расплылось
маленькое кровавое пятно. И увидел длинный белый шрам под левым соском,
на том самом месте, куда Морт вонзил стилет.
     Вряд ли что-нибудь потрясало его сильнее. Итак, он действительно
был мертвецом с пробитым сердцем, и чужая магия вернула его из владений
смерти. Это делало его изгоем среди живых, но и устраняло многие сомнения.
Однажды скончавшись, он избавился от страха перед будущим. Окончательная
гибель вновь растворилась в неопределенности. Пробужденная жестокость
исказила его черты. У него появилась ясная и неизменная цель - найти и
уничтожить гнусного щенка, посланца оборотней, осмелившегося поднять
на него руку.
     Меньше минуты ушло у него на то, чтобы одеться и вооружиться
земмурским мечом. В комнате Морта, конечно, никого не
было, но и одежда ребенка осталась нетронутой. Тем не менее
что-то подсказывало Люгеру, что предательское дитя вряд ли
скрывается в доме. Он спустился вниз и понял, что не ошибся.
     Тяжелая входная дверь была приоткрыта, и зимний ветер
уже намел снежное пятно возле порога. Шум, поднятый Люгером,
разбудил Баклусов. Заспанный Густав, щурясь, возник в зале
и поразился тому, что увидел. Мимо пронесся хозяин со смертельно
бледным лицом и незнакомым слуге хищным блеском в глазах. В его руке
сверкал обнаженный меч.
     Стервятник ударом распахнул дверь и увидел цепочку следов
маленьких босых(!) ножек Морта, отпечатавшихся в глубоком снегу.
Следы пересекали аллею и исчезали в лесу.
     - Придержи собак! - хрипло приказал Люгер Густаву и
выбежал за дверь.
     Не теряя времени на приготовления, он вывел из конюшни
расседланную лошадь и бросился в погоню за сыном, одержимый
странной смесью ужаса и любви, изрядно подточенной червем
предательства.

                       *    *    *

     Луна заливала лес безжалостным светом. Мир был двухцветным:
черным и бледно-голубым. Чуть темнее снега были следы босых ног.
Дом давно исчез за частоколом стволов, и собачий лай стал еле слышен.
Измученная лошадь Люгера перешла на тяжелый галоп.
     Когда Слот снова приобрел способность трезво соображать,
он поразился тому, что почти голый ребенок нашел в себе силы убежать
так далеко. Да, это маленькое существо внушало суеверный страх...
Однако худшее ждало Люгера впереди. Спустя некоторое время он заметил,
что следы постепенно трансформируются: отпечатки укорачиваются, пальцы
увеличиваются и раздвигаются в стороны, а стопа округляется.
     Вскоре он осадил лошадь, спешился и, набрав полную пригоршню
снега, погрузил в него разгоряченное лицо. Человеческие
следы превратились в волчьи...
     Оцепенение охватило Люгера. Погоня стала бессмысленной и опасной.
Его сын оказался оборотнем, наделенным неизвестными свойствами.
Стервятник еще не знал, что будет делать завтра, но в любом случае
он стоял перед незавидным выбором: ему предстояло уничтожить своего
сына Морта, прежде чем тот опередит его, или... исправить то, что было
сделано пять с лишним лет назад в подземелье Фруат-Гойма.
 
                       *    *    *

     Люгер привязал коня к дереву, снял оружие и разделся,
ощущая кожей леденящий воздух и почти материальные прикосновения
лунного света. Отвратительное чувство пустоты охватило
его. Он превратился в стервятника и тяжело снялся с поляны,
оказавшейся вдруг очень небольшой для разбега. Его крылья
гнали снежную пыль и отбрасывали черные колеблющиеся тени...
     За это превращение Стервятник заплатил еще одним годом жизни.
Не без внутренней дрожи он решился на это. Поднявшись над
лесом, он стал описывать во мраке расширяющиеся круги, высматривая
внизу бегущего волка.
     Поиски продолжались больше часа и оказались тщетными.

                       Глава шестая

                      ПОДАРОК СЛЕПОГО

     Вернувшись в поместье, Люгер проспал остаток ночи сном
праведника. Впервые за долгое время его сон был глубоким и
спокойным. Но ранним утром, едва за окном забрезжил рассвет,
Слот был уже на ногах и собирался в дорогу, ощущая себя человеком,
получившим бесценный подарок, о котором он не смел и мечтать.
     Как ни опасно и отвратительно было предстоящее
ему дело, Стервятник все же продолжал жить и дышать. Даже
зловещее напоминание - белый шрам на груди - не могло лишить
его радости существования. Но люди слишком неблагодарные создания,
чтобы всегда испытывать эту радость, и Люгер не был счастливым
исключением. Очень скоро ему предстояло пожалеть о том, что он уцелел.
     Ничего не объясняя Густаву и Эльде, он покинул поместье
в девятом часу утра, пренебрегая астрологией и гадательной
колодой. Что-то сломалось в нем посреди земмурского ада...
Под Люгером был не слишком быстрый, но выносливый конь, которого
он направил в сторону Элизенвара по заснеженной лесной дороге.
Слабая надежда встретить возвращающуюся Сегейлу еще теплилась в нем...
     День выдался пасмурный и не слишком холодный. Черные
голые сучья протыкали унылое небо, затянутое серой пеленой туч.
Пугливый олень однажды промелькнул между стволами, бросив настороженный
взгляд в сторону всадника.
     Спустя некоторое время Люгер заметил странную вещь - несмотря на
продолжительную скачку, его сердце билось спокойно и размеренно, как
таинственная машина, не подверженная внешнему влиянию. Он получил новую
силу и неуязвимость, в которой осталось очень мало человеческого. Это
совсем не радовало его. Он ощущал себя игроком, взявшим деньги в долг
под немыслимые проценты...
     - Люгер!!
     Для Стервятника этот зов, похожий на хриплый птичий
крик, прозвучал совершенно неожиданно. Он повернул голову
и с изумлением увидел белого призрака, находившегося неподалеку
от дороги и почти сливавшегося со снегом. Юное розовое лицо,
обезображенное бельмами, казалось висящим в пустоте, так же, как и две
бледные старческие кисти, одна из которых опиралась на черный посох.
     Слот остановился, подчинившись странному капризу судьбы, которая
вновь свела его со Слепым Странником. Но теперь он не испытывал даже
слабого подобия того трепета, который охватывал его во время предыдущих
встреч. Слишком драматической и неприятной оказалась последняя из них,
произошедшая на окраине Кзарна в далекой южной пустыне и сопровождавшаяся
стрельбой и жутким колдовством с человеческой тенью...
     Сейчас солнце было закрыто тучами, и фигура Стервятника
не отбрасывала тени. Поэтому он ждал новых предсказаний
слепца даже с некоторым интересом. Тот не заставил себя долго
ждать и начал медленно приближаться к Люгеру, делая вид,
что нащупывает дорогу посохом.
     Эта клоунада чем-то раздражала Слота. Снег тихо поскрипывал
при каждом осторожном шаге. Люгер увидел дыры в лохмотьях Странника,
проделанные не без его участия; сквозь них была видна немощная плоть.
Лошадь забеспокоилась, когда слепой оказался рядом, и Люгеру пришлось
удерживать ее на месте.
     Странник остановился в трех шагах от Слота и потянул
носом воздух. Потом на его лице расцвела улыбка.
     - Игра продолжается... Ты рад этому, Люгер?
     Так как Стервятник промолчал, слепой продолжал:
     - А вот я рад, несмотря на то, что ты пытался убить меня...
Жалкий дурак! Я просуществую дольше тебя и твоих внуков, которых,
скорее всего, не будет...
     Тут Люгер насторожился и стал слушать внимательнее, так как
до сих пор не знал, с чего начинать поиски Морта.
     -...Из твоего черепа волки будут лакать дождевую воду,
твоя душа не найдет покоя, вымя твоей женщины покроется коростой,
твой ублюдок утопит мир в крови. Пеняй на себя, потому что ты не
повернул назад на дороге в Фирдан и не остановился на пути к Дракону!
Дитя шакала, ведь ты до сих пор не знаешь, кто направляет тебя и
благодаря кому ты еще жив!..
     - Кем бы ты ни был, ты надоел мне, - сказал Люгер в ответ
на эту тираду, произнесенную монотонным голосом без всякого
выражения и чувства, отчего она становилась обезличенной и зловещей,
как предсказание. Он вытащил из ножен земмурский меч и провел острием
клинка перед самым носом слепца. Тот отпрянул, а потом на его лице
вновь забрезжила улыбка.
     - Этот клинок пахнет смертью... - сказал он с маниакальным
наслаждением. - И даже кое-чем похуже. Это многое меняет. Ты начинаешь
мне нравиться, Люгер. Твоя наглость и твоя слепота не знают границ.
Такие люди иногда способны разрушать королевства. Их поступки необратимы
и непоправимы. Можешь сделать эти слова девизом своего земмурского герба.
Запомни - НЕПОПРАВИМО...
     Странник произнес это тихо, но последние слова оглушили Люгера,
как будто колокол тревоги прогудел прямо в его голове... Легкость,
с которой Странник внезапно изменил свое отношение к нему, была
совершенно неестественной. Но даже в случае обмана Стервятник вряд ли
рисковал тем, чем по-настоящему дорожил.
     - Значит, ты отпускаешь мне грехи? - спросил он, насмехаясь над
Странником и убирая меч в ножны.
     - Смейся, пес, - холодно и отстраненно сказал слепой в
пустоту. - Смеяться тебе осталось недолго. Теперь Я буду помогать
тебе. Сегодня у тебя окажется лишний палец. Потом ты попадешь туда,
где мертвые живы, а живые мертвы. Когда останешься совсем один, не
пускай к себе никого, иначе узнаешь, что такое исчезнувшее время и
любовь старухи. Не отказывайся от дочернего поцелуя и найдешь дорогу
к лебединому гнезду...
     Упоминание о лишнем пальце неприятно задело Люгера. Он
вспомнил о печальной участи Гагиуса и расценил слова слепого, как
указание на то, что его ожидает нечто в этом роде. Все остальное
показалось ему обычным бредом Странника, нарочито многозначительным,
туманным и абстрактным. Фразу о дочернем поцелуе Слот вообще пропустил
мимо ушей. И меньше всего он хотел вновь повстречаться с черным лебедем.
     Потом Люгер вдруг увидел, что посох, на который опирался слепой,
вовсе не является твердым предметом и утратил четкие очертания. Его
чернота растворялась в воздухе, как необычайно плотный туман. Странник
поднял руку, и посох стал укорачиваться, втягиваясь в его ладонь,
пока не превратился в бесформенный сгусток мрака. Когда-то Люгер уже
видел нечто подобное. Он ощущал, как дрожит под ним лошадь...
     Слепец протянул ему черный сгусток с чуть ли не ласковой улыбкой.
     - Да, - подтвердил он, как будто видел изменившееся
лицо Люгера. - Когда-то ЭТО было человеческой тенью. Возьми
ее и не пытайся узнать, что это такое. Ты должен съесть эту
тень и никто никогда не найдет ее... пока ты сам этого не захочешь.
     До последней секунды Люгер был уверен в том, что ни в
коем случае не примет от слепого страшный подарок, - одна
только мысль о нем внушала ему непередаваемое отвращение.
Тем не менее он с изумлением увидел, как его рука сама собой
протянулась вперед и приняла из клешни Странника холодный сгусток,
который был темнее беззвездной ночи.
     В каком-то сокровенном уголке его сознания родилось понимание
того, что он окончательно перестал быть человеком и цельным существом,
а значит любовь к Сегейле и ненависть к Морту испытывала
только лучшая его часть, но была ли эта часть доминирующей?
И была ли она действительно лучшей?..
     От этих неприятных размышлений его отвлек хриплый голос
Странника.
     - Я знал, что ты не посмеешь отказаться от ТАКОЙ помощи.
Когда-нибудь эта тень спасет тебя от гибели... Не может же мертвец
принадлежать всем сразу?..
     И он разразился хохотом с подвыванием, похожим на тоскливую песню
кладбищенской собаки.
     Тень леденила руку, и Люгер поспешно бросил ее в карман
своего жилета, но продолжал ощущать холод телом.
     Пугало в ветхих тряпках вдруг потеряло к нему всякий
интерес и заковыляло обратно в лес. Слепой исчезал так же
тихо, как появился. Стервятник увидел, что тот не касается
снега и не оставляет следов.
     Через минуту их нелепый разговор отошел в область преданий
или галлюцинаций. Но тягостное чувство осталось, как оно оставалось
всегда и у каждого после встречи со Слепым Странником. Не самая
большая радость - знать худшее о той всепоглощающей иллюзии, которую
люди считают будущим...
 
                       *    *    *

     Лес по обе стороны затеряной дороги был все так же
тих и неподвижен. Люгер то и дело поглядывал на снежный
покров, но так ни разу и не заметил волчьих следов. Когда
он подъезжал к окраине Элизенвара, у него появилось предчувствие,
что сегодня он не увидит Сегейлу.

                       Глава седьмая

                           БОЙНЯ

     Городские улицы были покрыты грязным слежавшимся снегом.
Редкие экипажи выглядели маленькими неприступными крепостями на
колесах. Люди, закутанные в плащи и меха, были неповоротливы и
казались придавлеными к земле свинцовой тяжестью неба. Пронизывающий
ветер носился по каменным ущельям улиц.
     Подъезжая к роскошному, но несколько запущенному особняку
Тротуса, Люгер почуял неладное. Дом представал вымершим,
и вблизи это впечатление не ослабевало. Большинство окон
первого этажа было закрыто решетчатыми ставнями; в окнах
второго не было ни единого огня. Небольшой парк за низким
каменным забором был скован холодом и льдом.
     Осторожность взяла верх над охватившим Люгера беспокойством.
Он остановился на тротуаре и стал изучать улицу и соседние дома.
Это была тихая часть города, населенная теми, кто сочетал достаток
с размеренностью. Единственным и неодолимым видом бедствия здесь
являлась скука. Тем не менее в других особняках, находившихся
поблизости, все же можно было заметить признаки жизни. Дом же Тротуса
выглядел так, как будто в нем продолжалась ночь, затянувшаяся на
неделю. Предположение, что все семейство вместе со слугами переехало
в загородный дом и Сегейла отправилась туда же, представлялось крайне
неправдоподобным, но Слот цеплялся за эту мысль до конца.
     Раздираемый противоречивыми инстинктами, Люгер медленно
подъехал к воротам. Калитка из переплетенных металлических
прутьев была приоткрыта, и он беспрепятственно преодолел границу
чужих владений. На короткой аллее, ведущей к главному
входу, осталось множество следов, но последний снег выпал
несколько дней тому назад, и это были достаточно старые следы.
     Мощная дубовая дверь с медными шипами, казалось, могла выдержать
удар осадного тарана, но распахнулась от легкого толчка рукой.
Люгер слез с коня и вошел в дом своего старого приятеля Тротуса.
В лучшие времена Стервятник бывал здесь не однажды.
 
                       *    *    *

     Вург Тротус начинал ростовщиком и не раз вкладывал
деньги в сомнительные операции Люгера в пору его бурной
молодости. Но если Стервятник спускал на ветер все, что
зарабатывал контрабандой и игрой, то Тротус неизменно
богател, становился все более толстым и степенным, обрастал
жирком, новыми друзьями и полезными знакомствами при дворе,
однако, к чести своей, никогда не забывал о том, кому был
обязан сытостью и благополучием.
     Когда около шести лет назад Люгер появился в Элизенваре
после многих месяцев отсутствия с бриллиантами, деньгами
и женщиной неизвестного происхождения, Тротус не задал ему
ни одного вопроса. Тем более, что от посредничества при
продаже камешков кое-что перепало и самому Вургу.
     При этом от его внимания не ускользнул тот факт, что отсутсвие
Стервятника совпало по времени с исчезновением королевы Ясельды
и невиданным террором Серой Стаи, а перед тем имели место
гибель генерала ордена Святого Шуремии и загадочная кража
из Тегинского аббатства тщательно охраняемого артефакта,
что привело к ослаблению влияния ордена во всех западных
королевствах.
     Слухи о войнах на юге и чудовищном оружии, с
помощью которого возле островов Шенда был потоплен целый
флот, также не улучшали пищеварения Вурга Тротуса. Он не выносил
даже отдаленных угроз своему благосостоянию, а мысль
о том, что Люгер может быть причастен к каким-то гибельным
переменам, вызывала у него тошноту. Он пытался выведать кое-что
у Сегейлы, в которую был немножко влюблен, но та умело
избегала расставляемых им словесных ловушек.
     Сейчас Тротус мог купить многих и неоднократно проделывал
это, но он был не настолько глуп, чтобы интересоваться
делами, в которые была замешана Серая Стая. Долгих пять лет
он ждал развития событий - смены власти, появления новой
земмурской принцессы, начала войны с Морморой, но странное
затишье царило в западных королевствах...
     Впрочем, это затишье было лишь видимостью. Агенты Стаи,
королевские ищейки и братья-шуремиты наводнили Элизенвар и другие
столицы; их интересы нередко оказывались противоположными, и тогда
результат был один - трупы. Убийства, отравления, исчезновения
стали привычными, а околодворцовые интриги - как никогда опасными.
     Вург Тротус старался быть полезным всем, полностью не
принадлежа никому. Его дом оставался вне подозрений. В нем
видели человека, у которого на уме были лишь вкусная еда,
мягкая постель, послушная жена и приличный экипаж. Кроме того, он
излучал уверенность в том, что все это останется непоколебимым, когда
наступит старость.
     Те, кто так думал о Тротусе, ошибались только в одном: под маской
благодушия и угодничества дремал зверь. Но этот зверь показывал зубы в
единственном случае - если понятному и уже достигнутому идеалу Тротуса
угрожало крушение...
 
                       *    *    *

     В доме Тротуса стоял тяжелый смрад.
     Следы засохшей крови на полу выглядели достачно красноречиво и
отмечали путь, которым пытались спастись раненые. Потом Люгер увидел
и первых мертвецов. Судя по одежде, это были слуги, которые умерли
совсем недавно. Стервятник дотронулся до одного из них - тело только
начинало коченеть. Люди были убиты мечом или топором, и это случилось
незадолго до появления Слота.
     Люгера охватила невыразимая тревога. Никогда еще он боялся
так за свою жизнь, а тем более - за жизнь другого человека,
как сейчас - за жизнь Сегейлы. При мысли о том, ЧТО может
оказаться в других комнатах, ему хотелось кричать от болезненного
напряжения. Это невероятное напряжение лишило его обычной
подозрительности; может быть, поэтому он не заметил засаду...
     Обойдя первый этаж и обращая внимание лишь на трупы,
он насчитал шестерых убитых, среди которых были двое вооруженных
охранников и незамужняя дочь Тротуса. По всей видимости, охранники
пытались оказать сопротивление, но эти попытки были быстро и жестоко
пресечены.
     На втором этаже Люгер обнаружил жену Тротуса, лежавшую на
окровавленных простынях в супружеской постели, и тело служанки,
скорчившейся у входа. Ни у кого из них не было ни малейших шансов
на спасение. Неизвестные убийцы предприняли хорошо организованное нападение
и хладнокровно уничтожили всех, имевших какое-либо отношение к семейству
Тротуса.
     Вот только самого хозяина дома Люгер так и не нашел. Это было
необъяснимо и совсем не похоже на методы Серой Стаи и тайной королевской
службы. Представителям этих малопочтенных, но внушающих ужас организаций
незачем было совершать столь зверские и бессмысленные убийства. Страх
обывателя был их лучшим помощником и надежным оружием,
а мертвые, как известно, не испытывают страха...
     Среди убитых не было и Сегейлы. Когда Люгер установил
это, он немного расслабился, хотя ее могли увезти, чтобы
подвергнуть пытке. Он попытался сосредоточиться и найти какой-нибудь
ключ к разгадке случившегося. Ему помешали сделать это
два человека, возникших из-за портьер. Еще четверо медленно
поднимались по лестнице, отрезая путь вниз.
     Окно на улицу в конце коридора было достаточно большим, но
помышлять о прыжке было по меньшей мере глупо - на Стервятника были
нацелены три арбалета; кроме того, теперь он не сомневался в том, что
дом окружен. Одежда и оружие нападавших ничего не говорили
Люгеру, но если это были те, кто устроил кровавую бойню, то
он надеялся, что окажется для них не такой уж легкой добычей.
     Однако, пока никто не угрожал его жизни. На лице арбалетчиков
он прочел скуку, скуку людей, давно привыкших к мертвецам и грязной
работе. С непонятным ему самому облегчением он вдруг понял, кто эти люди.
     Его последние сомнения развеялись, когда на кровавых подмостках
появился еще один персонаж. В отличие от своих подручных, он не скрывал
своего положения - на нем был надет плащ с королевским гербом, а
под плащом - мундир помощника королевского прокурора.
     Люгеру это совсем не понравилось - широкая известность была ему
противопоказана. Ощущение, что он попал в крайне неприятную
историю, достигло своего апогея. Он пытался прибегнуть к
помощи земмурских рыцарей, но, конечно, не сумел воспроизвести
свое запретное имя... Меч же в качестве обыкновенного
оружия не давал ему никаких преимуществ. Поэтому он не стал
сопротивляться и отдал меч и кинжалы.
     Слот даже не подозревал, какой подарок сделал помощнику королевского
прокурора. Тот с восторженным трепетом принял меч из рук переодетого
офицера тайной службы, хорошо знавшего слабости своего начальника. Люгер,
для которого низость власть имущих не была откровением, даже позволил
себя обыскать.
     Время играть в вопросы и ответы наступило позже.

                       Глава восьмая

                          МАЛЬВИУС

     Одиночная камера в подвале Дворца Правосудия оказалась
сырой и холодной. Впрочем, на лучшее Люгер и не рассчитывал. Он не
был новичком в делах подобного рода и когда-то получил достаточное
представление о тюрьмах в Эворе, Белфуре и Гарбии.
Особенно, в Гарбии, где он просидел в тюрьме около года за
контрабанду. Влиятельные партнеры, заинтересованные в результатах
его деятельности, вытащили его оттуда гораздо
раньше срока, определенного властями в Эльмарзоре.
     Но сейчас дело обстояло иначе. Им занимался королевский
прокурор, и это говорило о многом. У Люгера больше не было
влиятельных друзей. По тому, как с ним обращались, Стервятник
понял, что является государственным преступником. Когда
головорезы из тайной службы доставили его во Дворец, он все
же улучил момент и украдкой проглотил подарок Слепого Странника.
Собственная доверчивость показалась ему чудовищной.
     Черный сгусток был плотным и податливым одновременно, словно
глоток безвкусной жидкости, обдавшей холодом его внутренности и
растворившейся в них, но ощущение растекающегося по жилам льда
осталось надолго.
     При более тщательном обыске в камере у него отобрали
все, кроме рубашки, штанов и сапог, поэтому Люгер провел
бессонную ночь, безуспешно пытаясь согреться среди каменных стен,
сочившихся влагой. К утру он готов был подтвердить любое
обвинение, лишь бы оказаться в местечке потеплее.
     В полдень его повели на допрос.
 
                       *    *    *

     Помощник королевского прокурора Мальвиус был молод и
честолюбив. Его служба оказалась неплохим средством сделать
карьеру при дворе, но он еще не достиг сияющих вершин, хотя
и стремился к ним. Все преступления он рассматривал только с этой точки
зрения, и поэтому о Люгере можно было сказать, что ему крупно не
повезло. Вдобавок помощник прокурора в глубине души ненавидел всех
мужчин выше себя ростом, а значит - подавляющую часть мужского
населения Валидии. Он был тщедушен и не пользовался успехом у женщин,
что только усиливало его служебное рвение и весьма отягощало участь тех,
кого угораздило попасть к нему в руки.
     Мальвиус великолепно провел вчерашний вечер, уединившись
в оружейной комнате своего обширного дома. Созерцание
меча схваченного преступника доставило ему немало чудесных
минут. Помощник прокурора долго терялся в догадках относительно
места и времени изготовления клинка. В конце концов,
перебрав все известные ему признаки, он пришел к выводу, что
меч мог быть изготовлен на крайнем юге или в Земмуре. В любом
случае, ему было несколько веков, но клинок прекрасно сохранился.
     Мальвиус почувствовал, что прикоснулся к настоящей тайне.
Меч излучал мистическую силу, отравляя воздух какой-то неясной
тревогой. Раньше Мальвиус никогда не поверил бы в то, что
кусок металла сам по себе может внушать страх. Но в продолжение
всей ночи он не мог избавиться от завораживающего влияния меча.
     Сейчас помощник королевского прокурора рассматривал
Люгера своими маленькими светло-голубыми глазками и наслаждался
приятным чувством превосходства. Тем более, что человек,
пойманный на месте преступления, принадлежал к одному
из древних родов, особо ненавидимых Мальвиусом. На тонких
губах служителя правосудия блуждала легкая улыбка. Для
этого был еще один повод. Перед внутренним взором Мальвиуса
все еще проплывали изысканные и хищные линии меча.
     Оружие было слабостью помощника прокурора. Он владел им из рук
вон плохо, но и не испытывал в этом особой нужды, а вот
собирание постепенно превратилось в почти маниакальную
страсть. В общем, участь Люгера была предрешена с той самой
минуты, когда Мальвиус углядел эфес весьма древней и необычной работы.
     ...Помощник прокурора смотрел на Стервятника, но
мысли его блуждали далеко. Странная и потрясающая находка...
Никогда он не видел такого оружия. Разве что... Мальвиус
вспомнил, что однажды видел меч, отдаленно похожий на этот,
у одного из высших офицеров Серой Стаи. Но схваченный человек,
безусловно, не принадлежал к Стае, потому что был валидийцем в
самом полном смысле этого слова. А вот меч наверняка был древним
земмурским оружием...
     Мальвиус сделал над собой усилие и вернулся к наскучившей
реальности. Допрос был еще одним маленьким удовольствием, в
котором он не мог себе отказать.
     - Вы, конечно, догадываетесь, за что вас арестовали?
     Стервятник смерил его безмятежным взглядом. Он понимал
тщетность этого разговора. Люгеру внушали отвращение внешность
помощника королевского прокурора и его дребезжащий голос. Кроме того,
Мальвиус отвлек его от размышлений о побеге.
     - Не имею ни малейшего представления, но, полагаю, это
недоразумение скоро разъяснится.
     - Вряд ли, мой безвинный друг, - сказал Мальвиус, откидываясь
на высокую спинку кресла. - Вас обвиняют в убийстве и заговоре против
короля.
     Люгер слегка изменился в лице.
     - Кого же я убил? - спросил он, хотя уже знал ответ.
     - Вы видели вчера этих несчастных, - со скучающим видом
сказал Мальвиус, сделав вялый жест рукой и подразумевая близких и слуг
Вурга Тротуса.
     - Господин помощник прокурора считает меня идиотом? - осведомился
Люгер, осознавая, что это не имеет ни малейшего значения. - Если бя я
их убил, зачем мне было возвращаться в дом Тротуса?
     - Это мне неведомо, - равнодушно отвечал Мальвиус. - Как и то,
где сейчас находится сам Тротус. Но у меня есть письмо, написанное им
собственноручно, в котором он ясно дает понять, кто является убийцей его
семьи.
     - Покажите письмо, - хрипло сказал Люгер.
     Помощник прокурора порылся в бумагах и извлек на свет
измятый документ, написанный кровью. Он развернул его и
несколько секунд держал перед лицом Стервятника. На листе
грубой бумаги поместилось всего несколько строк, а внизу Люгер
увидел свое имя, выведенное чьим-то дрожащим ногтем. Подпись
удостоверяла, что ноготь принадлежал Вургу Тротусу.
     Прежде чем Слот успел вникнуть в смысл написанного,
письмо исчезло под грудой бумаг на столе Мальвиуса. У Люгера
не осталось иллюзий. Тротуса могли заставить написать
что угодно. Стервятник и сам написал бы подобное послание,
если бы лезвие ножа упиралось в его горло. Но доказывать это
Мальвиусу было, очевидно, бесполезно.
     "Смертная казнь", - подумал Люгер, и на какое-то время его
охватила паника. Помощник прокурора следил за арестованным из-под
полуопущенных век.
     - Подлинность подписи подтверждают торговые партнеры
Тротуса, - заметил Мальвиус, как бы отсекая возможные возражения.
Потом, видимо для того, чтобы окончательно добить узника, начал
медленно говорить, словно втолковывая что-то слуге-недоумку:
     - Около шести лет назад бесследно исчез советник Гагиус.
Вы имели к этому самое непосредственное отношение. Вчера
мои люди обыскали не только вас, но и вашу седельную сумку.
В ней они нашли вот это.
     Он извлек из ящика стола узкую коробочку, открыл ее и
брезгливо подтолкнул к Люгеру. Удар был сильным и хорошо
рассчитанным. Стервятник побледнел, как мертвец.
     На дне коробочки лежал хорошо знакомый ему предмет - сморщившийся и
потемневший палец Люрта Гагиуса. На него по-прежнему был надет перстень с
камнем, который невозможно было подделать. Кристалл из Вормарга слабо сиял
неземным голубоватым светом...
     - Это еще не государственная измена, - сказал Люгер,
глядя на пламя свечи и чувствуя, как пол уходит из-под его
ног.
     Слова Слепого Странника о лишнем пальце снова зазвенели
у него в ушах. Без сомнения, кто-то выкрал эту часть тела несчастного
Гагиуса из поместья Люгера, а помощник прокурора играл в какую-то
малопонятную игру, по-видимому, не собираясь пока выдавать преступника
Серой Стае, хотя не мог не знать о событиях, разыгравшихся в таверне
"Кровь Вепря".
     - А что же это такое? - Мальвиус изобразил удивление и начал
перечислять. - Убийство королевского советника, пособничество Стае,
угроза интересам короля... Кстати, вдова Гагиуса уже подтвердила, что
перстень принадлежал ее мужу. Да и слуги кое-что вспомнили во время
допросов...
     - Кто-нибудь видел труп советника?
     - Труп, может быть, давно гниет на дне моря Уртаб, но
это не имеет значения. Советник должен был отправиться в Ульфинское
герцогство с тайной миссией. Королевский прокурор склонен
рассматривать убийство именно в этой связи...
     - Как я понимаю, у вас нет ни одного доказательства.
Только письмо Тротуса, которое наверняка было написано по принуждению.
Ни один суд не сочтет мою вину доказанной.
     Улыбка ледяной вежливости сделала Мальвиуса похожим на
стеклянного идола.
     - Я забыл сказать вам одну вещь. Никакого суда не будет.
После нападения на Тегинское аббатство в соответствии
с высочайшим приказом королевский прокурор сам определяет
степень виновности и выносит приговор государственным преступникам.
     Люгер вынужден был признать, что его сведения о карательной системе
безнадежно устарели. Он жалел лишь об одном - что Сегейла останется
неотомщенной.
     Мальвиус стал методично убирать бумаги в стол. Люгер подумал, не
придушить ли его прямо сейчас, но потом вспомнил, что охранники находятся
рядом, за дверью, и решил уповать на милость Спасителя.
     - Каков будет приговор? - спросил он, с трудом ворочая
одеревеневшим языком.
     - Пожизненная каторга, - ответил помощник королевского
прокурора после нестерпимо долгой паузы.
     Хотя решение Мальвиуса могло быть неокончательным, Люгер испытал
колоссальное облегчение. Каторга означала надежду, какой бы призрачной
та не казалась. Но Стервятник еще не ведал о том, что его ожидает.
                       ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
                        ОСЕНЬ 3002

                       Глава девятая

                        КАТОРЖНИКИ

     Принудительная процедура, неизменно повторявшаяся в начале
каждой недели, давно стала привычной для всех обитателей барака.
Двое стражников находились поблизости, а третий черпаком вливал в
глотки заключенных вино Родеруса, известное среди узников, как
"отрава бессмертия". В том случае, если кто-либо сопротивлялся,
ему разжимали зубы кинжалом и насильно вливали вино в рот. На памяти
Стервятника таких случаев было всего два. Сам он поумнел после первого
же раза.
     Дурная слава, которой пользовалось вино Родеруса, объяснялась тем,
что эта жидкость, случайно полученная когда-то одним сумасшедшим
виноделом и остававшаяся единственной в своем роде, на некоторое время
подавляла способность к Превращениям.
     Королевский министр, по имени которого был назван этот сомнительный
эликсир, впервые применил его в тюрьмах около двухсот лет назад, после
чего количество побегов резко снизилось. С тех пор у стражников
поубавилось работы, а вино Родеруса стало использоваться повсеместно.
 
                       *    *    *

     Свою первую порцию "отравы бессмертия" Люгер получил
еще во Дворце Правосудия, перед тем, как был брошен в
тюремную карету, увозившую в своем чреве еще восьмерых
осужденных. Карета прогрохотала по городским мостовым и
выехала из Элизенвара в западном направлении.
     Люгер провел в камере Дворца всего двое суток, но
этого хватило, чтобы он навек проникся ненавистью к Мальвиусу,
какими бы ни были мотивы помощника прокурора. Весь
долгий путь до самого Леса Ведьм - в тесноте экипажа, пропитавшегося
запахом пота и испражнений, - оказался сплошным кошмаром.
     Карета останавливалась всего дважды за день, и осужденных выводили
по одному на несколько минут. Солдаты, охранявшие их, были настоящими
сторожевыми псами. Они мало говорили, но, не задумываясь, пускали в ход
плети и цепи... За десять суток пути Люгеру не представилось ни малейшей
возможности для побега. Впрочем, такая возможность не появилась и в
течение следующих полутора лет.
     Каменоломня находилась на окраине Леса Ведьм, посреди
обширных торфяных болот. Воздух здесь был наполнен гнилостными
миазмами, источаемыми трясиной. Девственный лес окружал
три деревянных барака и странную природную аномалию - почти
лысую каменную гору, наполовину срубленную многими поколениями
каторжников. Болота служили прекрасным естественным препятствием,
но еще страшнее для человека был лес, безраздельно принадлежавший
легендарному народу Ведьм.
     Иногда Ведьмы приходили, чтобы собрать дань с каменоломни.
Это устраивало власти в Элизенваре - таким образом они избавлялись
от наиболее опасных преступников, формально сохранив им жизнь. Потери
среди солдат и охранников не принимались во внимание и считались
минимальным неизбежным злом. Поэтому каторга в Лесу Ведьм являлась
просто-напросто отсрочкой смертного приговора.
     Никто не знал, что происходило с теми, кого Ведьмы
уводили за собой, - люди никогда не возвращались из леса.
Кое-кому выпала редкая удача видеть лесных жителей издали,
но после этого в мозгах "счастливчиков" воцарялся необъяснимый
туман...
     Мрачные рассказы, распостраненные среди узников болот,
отражали их безысходную судьбу и готовили к худшему.
Каждый из них понимал, что стоит одной ногой в могиле. Изнурительный
ежедневный труд притуплял чувства, и только тоска смертников оставалась
неизменной...
     Руки и ноги каторжников были скованы цепями; кроме того, еще одна
длинная цепь соединяла в связку от восьми до двенадцати человек.
В первый же день Люгера и других новичков превратили в единый организм,
некое подобие гигантской звенящей змеи. Физическая зависимость от
остальных членов связки затрудняла даже элементарные действия и делала
несвободу абсолютной. Если падал один человек, связка вынуждена была
останавливаться, либо тащить тело за собой.
     Эти люди вместе ели, вместе спали, вместе принимали вино Родеруса,
вместе справляли нужду. Каждый должен был смириться с
тем, что в его жизнь прочно и навсегда вошли соглядатаи.
Поначалу это было для Люгера невыносимо. Потом он понял,
насколько ему повезло: он оказался в начале связки, и у него
был только один сосед.
     Волею случая этот человек, ставший Стервятнику ближе единоутробного
брата и ненавистнее оборотня, открыл ему глаза на некоторые вещи.
 
                       *    *    *

     Стервятник сидел, прислонившись к стене барака, и даже
не пытался заснуть. Двенадцатая ночь десятого месяца не
предназначалась для сна; ночь была особенной - он ощущал
это своим опустошенным нутром.
     Полная луна - светило любви и смерти - висела высоко в
небе. Лунный свет пробивался сквозь щели в потолке, и при желании
Люгер мог видеть, как занимаются рукоблудием трое из связки,
разместившейся у стены напротив. Но он смотрел вверх - туда, откуда
сочились ночная осенняя прохлада, запах умирающей природы и сотканное
из слез волшебное сияние.
     Его поза доставляла немалое неудобство соседу по связке -
смуглолицему выходцу из Морморы Меллену Хатару. Длина
сковывавшей их цепи не позволяла тому лечь на пол, а сидеть
после изнурительного дня было чрезвычайно утомительно. Но
Хатару оставалось смириться с этим.
     Его нелепо вывернутая голова покоилась на нижнем бревне стены,
что несколько принижало величественный облик Хатара, даже в каменоломне
умудрявшегося держать себя с графским достоинством. Нечто неуловимое
выдавало в нем человека, когда-то занимавшего высокое положение...
В лунном свете опущенные веки Меллена казались мраморными, а сам он -
лежащей статуей, на которую кто-то, глумясь, напялил лохмотья каторжника.
     ...В эту ночь Люгеру казалось, что двадцати месяцев
каторги вполне достаточно для того, чтобы поутихла его ненависть
к Морту, ослабло желание отомстить Мальвиусу и даже невозможность
обладать женщиной отошла на второй план. Закрывая
глаза, он видел себя крылатым существом, скользящим над
темным лесом, и почти ощущал кожей лица давление набегающего
воздуха.
     Свобода...
     Крылья...
     Ветер...
     Бесконечное парение в ночи...
     До утра, равносильного смерти, оставалось сто тысяч лет.
     Да, это была одна из тех ночей, когда повсюду звучит щемящая нота
вечности, замирающее эхо которой слышит последний нищий или прокаженный,
но никто - ни влюбленный, ни поэт - не в силах ее удержать... Сердце
Стервятника разрывалось от тоски. Одновременно он предчувствовал, что до
утра еще должно произойти нечто - например, побег, шабаш ведьм, чудесное
возвращение Небесного Дракона, конец света...
     Звезды и планеты двигались по небосводу извечными
молчаливыми путями; пересекались и переплетались невидимые
нити их влияний, что приводило к мистическим совпадениям,
новым рождениям и новым смертям. Эта таинственная и бесконечно
сложная работа зачаровывала Люгера; на некоторое время он забыл,
что сам заблудился в бесконечном и безвременном механизме...
 
                       *    *    *

     Меллен Хатар вдруг открыл глаза, и Слот понял, что тот
уже давно притворялся спящим. Странная связь возникла между
ними. До сих пор они говорили друг с другом крайне редко и
никогда - о прошлом и своих преступлениях. У Стервятника
был повод для того, чтобы держать язык за зубами, и такой
повод имелся здесь почти у каждого...
     Человек, связанный с Люгером пуповиной стальной цепи,
зашевелился и сел так, что их головы почти соприкоснулись.
Третий в связке выругался сквозь сон и затих. Люди у противоположной
стены, излив на землю семя, провалились в сны.
     - У нас осталось мало времени, - тихо заговорил Меллен. - Говорят,
что ведьмы обычно приходят в середине осени...
     Люгер, которому Хатар, как человек, вынужденно посвященный в самые
интимные подробности его каторжной жизни, был раньше крайне неприятен,
вдруг почувствовал к своему соседу что-то вроде симпатии. Он понимал
причину этого. Хатар, как и Сегейла, был выходцем из Морморы. Но Люгер
не подозревал, что Меллен знал его задолго до того, как они встретились
на каторге.
     - Если отсюда нельзя сбежать, то пусть приходят ведьмы... -
проговорил Стервятник.
     Это была жутковатая правда. Произнесенная вслух, она
означала многое. Причина разговора также была ясна - в любом
случае обоих каторжников ждала смерть. Этой ночью интуиция
Люгера дьявольски обострилась.
     - Ты уже не успеешь отомстить, человек из свиты Атессы, - сказал
он Меллену Хатару, глядя, как расширяются его зрачки. - Кто предал тебя?
     Захваченный водоворотом призрачных возможностей и отражениями в
глазах Стервятника, Меллен не стал противиться искушению.
     - Проклятье! Бывший министр казненного короля.
     Люгер вздрогнул. Улыбка на его лице стала похожа на оскал. Потом
она сменилась гримасой боли.
     - Он называет себя Гедалл?
     - Откуда ты знаешь?! - Меллен почти кричал. Кто-то
грязно выругался в темной части барака. Люгеру пришлось подождать,
когда все успокоятся.
     - Ты служил этому человеку? - спросил он у соседа.
     - Гедалл - только одно из его имен. Он возглавлял тайное
движение за восстановление законной власти в Морморе. Все, кому удалось
бежать из страны, так или иначе примкнули к нему. Он умел убеждать,
потому что с ним оставались Ястребы Атессы...
     В этом Люгер убедился на собственной шкуре.
     - Кажется, их было всего двое? - спросил он с невинным видом.
     Он почувствовал, как напрягся Хатар, и понял, что тот
замышляет недоброе. Единственным оружием каторжников была
цепь, сковывавшая руки. При соответствующей силе и сноровке
ею можно было задушить человека. Однако ярость Хатара оказалась
секундной. Потом он все же сообразил, что смерть Люгера уже ничего
не изменит. Стервятник решил поощрить его:
     - Их убили в южной пустыне, когда они охотились за мной.
     Меллен не сразу поверил ему.
     - Кто может убить Ястребов?
     - Это сделали южные варвары.
     - Ты вернулся из тех мест, где живут варвары?!..
     - Как видишь... А ведь я должен был догадаться сразу. Так это ты был
с Гедаллом в доме Тротуса?
     Тело Меллена обмякло.
     - Меня схватили на следующий день. Но Гедалл хитер, как
сотня дьяволов. Не сомневаюсь, что ему удалось уйти...
     - Значит, он все-таки добился своего и нашел принцессу? - Люгеру
было нелегко говорить об этом и казаться равнодушным.
     - Да, - глухо подтвердил Хатар. - Он захватил у Тротуса ее сына.
     Стервятник с трудом подавил дрожь.
     - Там был ее сын?!
     - Ну да. Сопливый щенок с темной полосой на голове... Гедалл был
доволен. Он говорил, что на крайний случай обзавелся еще одним наследником.
     - Его зовут Морт, - сказал Люгер в пустоту, пытаясь
совладать с нарастающей злобой.
     - Это не морморанское имя, - осторожно заметил Хатар.
     Стервятник мстительно засмеялся, наслаждаясь замешательством своего
бывшего врага.
     - Конечно. Этот ребенок - земмурский оборотень, рожденный в Валидии.
Поэтому радость Гедалла преждевременна. Радуйся, мерзавец, скоро ты будешь
отомщен!..
     Люгер сказал это, хотя понимал, что, скорее всего, Морт вначале убьет
Сегейлу. Мысль об этом заставила его содрогнуться. Тем не менее, ему
хотелось унизить Хатара, оказавшегося участником его травли.
     - Кстати, в чем заключалось предательство Гедалла? - спросил он
после паузы.
     - Я рассчитывал на то, что в крайнем случае меня обменяют на
советника, захваченного в Элизенваре. Гедалл мог торговаться с королевским
прокурором. Мог, но не сделал этого. Гедалл возил советника с собой повсюду
на протяжении нескольких лет и считал одним из двух своих главных козы-
рей...
     - А кто был вторым?
     - Ты, - выдавил из себя Хатар с нескрываемой ненавистью. Было видно,
что он уже пожалел о своей откровенности, но он был слабым человеком и не
сумел вовремя остановиться. - Гедалл дважды терял принцессу из виду и
дважды находил ее. Считалось, что его цель - вернуть в Скел-Моргос
наследницу трона, но вряд ли он так бескорыстен. Пять лет мы
ждали удобного случая. Но что такое пять лет для тех, у кого
отняли все - богатство, власть, семью, дом, положение в обществе?..
Теперь Гедалл уже в Морморе. И как никогда близок к осуществлению своего
намерения...
     В глазах Меллена появился знакомый Стервятнику фанатичный блеск.
Теперь уже Люгеру приходилось сдерживать себя, чтобы не наброситься на
Хатара. Но он постараллся забыть о чувствах и беспристрастно оценить
свое положение.
     Он отдал должное совершенству партии, разыгранной бывшим министром.
Часть мозаики сложилась в безукоризненно четкую картину. Стараниями
королевских ищеек Люгер был изолирован надежно и надолго. Возможно,
навсегда. Сегейла была захвачена Гедаллом без особых помех, если не
считать семьи Тротуса, и теперь, скорее всего, уже втянута в серьезную
игру, ставкой в которой был морморанский трон. Стервятник сам
невольно помог Гедаллу, уничтожив Сферга. Только в одном Гедалл
просчитался - захватил, кроме принцессы, и ее сына, потому что
не знал, кем является Морт на самом деле.
     Это чудовище вдруг заключило в себе все надежды Стервятника.
     Люгер внезапно понял, чем была вызвана необъяснимая откровенность
Хатара. Этот обманутый вельможа еще вынашивал какие-то фантастические
планы мщения и на всякий случай стремился удвоить шансы. В лучших
традициях своего вероломного господина он был бы не прочь уничтожить
Гедалла руками Стервятника.
     Однако Меллен не имел сведений о том, был ли подкуплен помощник
королевского прокурора Мальвиус, закрывший глаза на очевидную
непричастность Люгера к зверскому убийству семьи Тротуса. Про себя же
Люгер решил, что Мальвиуса наверняка купили, поскольку запуганным тот
не выглядел.
     Меллен Хатар, когда-то занимавший высокий пост в южной
провинции Морморы, уже сожалел о сказанном, хотя сожаления
смертника так же бессмысленны, как упования. Его отношения
с Люгером уже никогда не будут прежними. Эти два человека
ненавидели друг друга, и им оставалось недолго мириться со
своей ненавистью.
 
                       *    *    *

     ...Ночь подходила к концу. У Стервятника появилось
предчувствие, что разговор с соседом оказался весьма своевременным.
Теперь ему было известно, где искать Сегейлу и Морта...
     Приближалось время прихода Ведьм. Нечеловеческое чутье
подсказывало Слоту, что с ними приближается и час освобождения.
Но разумная и кроткая часть его существа ждала этого часа с содроганием.

                        Глава десятая

                       ВЕДЬМЫ ПРИХОДЯТ

     Меллен Хатар не ошибся. Ведьмы появились вечером перед
наступившей вскоре ночью новолуния.
     Для каторжников прошел еще один день, как две капли воды
похожий на предыдущие. Правда, день этот был на удивление
ясным. Лучи заходящего солнца окрасили верхушки деревьев в
розовый цвет. К баракам и болотам уже подкрадывалась ночная тьма.
     Стих привычный стук кирок, связки одна за другой потянулись к
выходу из каменоломни. Связка, которую возглавлял Люгер, двигалась
третьей. Узкая тропа вилась среди низких скал и обломков породы,
спускаясь к заболоченной местности, окруженной сплошной стеной леса.
     Этим вечером лес безмолствовал, словно птицы и ветер
слишком рано удалились на покой. Стервятник скользил равнодушным
взглядом по опротивевшему пейзажу. Декорация оставалась
тоскливо-неизменной. Редкие фигуры надсмотрщиков были неотделимы от нее.
     У себя за спиной Люгер слышал хриплое дыхание Хатара. За последние
несколько дней Меллен сильно сдал, как будто его подтачивала какая-то
неведомая болезнь, очень похожая на ту, которой переболел Люгер. Она
называлась ожиданием смерти.
     Невозможно было не заметить странные двойные фигуры, окруженные
мглистым сиянием, появившиеся на почти гладкой поверхности трясины...
Они приближались со стороны, противоположной единственному преодолимому
участку болот, по которому проходила дорога к каменоломне. Вначале Люгер
счел их плодом воспаленного воображения, но уже через секунду почувствовал
неопровержимую уверенность в том, что это действительно приближаются Ведьмы.
     Не он один видел обитателей леса. Когда он стал воспринимать что-либо
еще, кроме их медленного перемещения по болоту, то понял, что сами
каторжники продолжают двигаться в полном молчании, подчиняясь неслышному
ритму. Странное оцепенение охватило все его тело, кроме ног, которые,
впрочем, он сейчас не назвал бы своими. Зловещая тишина, прерываемая
только скрипом цепей, повисла над трясиной...
     Люгер мог слышать, видеть и думать, но у него создалось
впечатление, что он не может самостоятельно действовать и не
может что-либо изменить. Спустившись на полуостров, окруженный
болотами, и добравшись до бараков, первая связка прошла мимо
них и направилась прямо туда, где дышала, подрагивала, благоухала
смрадом и поджидала вязкая жижа. Ей требовалось всего несколько минут,
чтобы сожрать человека.
     Другие связки безропотно потянулись вслед за первой.
     Стервятник не был напуган. Легенды о Ведьмах подготовили его к
такому повороту событий. Скорее, он испытывал безмерное удивление.
Он не понимал природу сильной магии, парализовавшей волю сотни каторжников,
среди которых были исключительно способные люди. Тем не менее сам Люгер
довольно быстро освободился от влияния Ведьм, даже не зная, чему
обязан столь легким освобождением. Дикая и нечеловеческая часть его
существа избавила его мышцы от скованности, и он вдруг ощутил себя
зверем - одиноким и непокорным.
     Он попытался сопротивляться самоубийственному движению
связки, однако очень быстро убедился в том, что это бесполезно - даже
если бы он лег на землю, его попросту поволокли бы за собой. Люгер
оглянулся и увидел пустые глаза Хатара. В них не было ни страха, ни
надежды, - ничего, кроме стеклянного блеска двух глазных яблок, омытых
слезами.
     Тогда Люгер доверился неизъяснимому предчувствию и дал
вовлечь себя в очередную авантюру, которая могла оказаться
для него последней... Вскоре стало ясно, почему издали фигуры
Ведьм казались двойными. Обитателей леса сопровождали
лохматые животные, похожие на собак. Десять человек и десять
собак. Если, конечно, это были люди и собаки...
     Каждую пару окружало туманное облако, скрадывавшее детали их облика
и испускавшее холодное гнилостное сияние, вроде блуждающих теней на
болотах. У Слота возникло странное ощущение липкости этого свечения,
исходящей от него боли, хотя оно было слишком слабым, чтобы вызвать резь
в глазах.
     Ничто не указывало на наличие тропы среди болот. Тем не менее
Ведьмы со своими четвероногими спутниками уверенно приближались к границе
пожелтевшей травы и жидкой грязи, обещавшей одну из самых неприятных
разновидностей смерти. По какому-то необъяснимому стечению обстоятельств
все они оказались мужчинами преклонного возраста.
     Стервятник предполагал, что никто из стражников не в
состоянии оказать сопротивление лесным существам, и добыча
достанется им слишком легко. Однако он ошибся. В магии пришельцев
оказался заметный изъян. Только намного позже Люгеру суждено было
узнать, что это также являлось одним из их дьявольских способов вести
войну. Смерть и новое обладание - тогда эти слова ничего не значили для
него.
     Старые, умудренные опытом солдаты королевской охраны
безучастно неблюдали за происходящим. Несколько более молодых
успели вооружиться арбалетами и начали обстреливать приближающихся
Ведьм. Когда одна из стрел угодила в лесного человека, он повалился
набок, как сделал бы на его месте любой другой.
     Остальные, казалось, никак не отреагировали на гибель своего собрата.
Только стрелявший почему-то вдруг выронил арбалет и плашмя рухнул на землю.
К тому моменту, когда его голова ударилась о камень, он был уже мертв.
Его здоровое молодое сердце остановилось так же мгновенно, как маятник,
ударившийся о преграду.
     Когда такая же неприятность случилась еще с двумя
стрелками, оставшиеся в живых наконец прекратили самоубийственную
стрельбу и ретировались в барак для охраны. Чуть позже некоторые из них
попытались спастись бегством, но это уже не могло помешать Ведьмам.
Зато было кому рассказать об их очередном появлении.
     Тем временем, тело лесного обитателя, убитого стрелой, медленно
погружалось в трясину. Его собака тоскливо и неправдоподобно громко
завыла в тишине, и эхо этого воя разносилось над болотами. Однако ее
намерения не изменились - животное приближалось, и вместе с ним двигалось
облако холодного болотного света.
     Ведьмы достигли границы болота чуть раньше каторжников
и потеряли при этом только одного из своих людей. Они были
облачены в мантии, подбитые коричневым мехом, и на первый
взгляд безоружны. Ничто не говорило о пренебрежении к роскоши,
но в одежде лесных жителей полностью отсутствовали и признаки чисто
человеческого тщеславия.
     Все связки одновременно остановились, как будто натолкнулись на
невидимую стену. Люгер слышал характерный звон цепей - кто-то из
каторжников продолжал самозабвенно вышагивать на месте.
Ведьмы оказались совсем рядом, и Слот заметил странную вещь:
пятеро из них выглядели, как уроженцы Валидии; двое, с суженными
глазами и почти лишенные бровей, казались чистокровными гарбийцами;
один смуглый старик был типичным обитателем Круах-Ан-Сиура; а еще
один из лесных людей имел белую, чуть голубоватую кожу, и Люгер мог бы
поклясться, что его отец и мать были варварами, пришедшими из-за Ледяного
Предела, чьи предки когда-то наводили ужас на северные провинции западных
королевств.
     Приход Ведьм напоминал явление богоподобных существ. Стервятник не
понимал, почему, обладая таким могуществом, лесной народ не владеет ничем,
кроме своего дремучего леса. Он понял это намного позже, когда ему самому
было уже не до мыслей о власти.
     Ведьмы медленно обходили связки, внимательно рассматривая
каторжников, словно скот на рынке. Псы неотступно следовали за ними,
оставляя позади себя пятна болотной грязи. Единственный пес, оставшийся
без хозяина, лег рядом с мертвым солдатом, и их окутал белесый туман.
     Люгер увидел глаза собак и содрогнулся. Страшнее были только глаза
Магистра Глана. Псы смотрели на него и одновременно - сквозь него. Их
глаза были древними, тусклыми и абсолютно чуждыми...
     Когда к Слоту приблизился один из лесных старцев, он
ощутил, что взгляд хозяев оставляет не менее тягостное впечатление.
Как будто некто, бесконечно старый и бесконечно усталый, смотрел на
него с таким пренебрежением, что Люгер засомневался, видят ли в нем
вообще мыслящее существо.
     Он стал свидетелем нелепых и унизительных сцен. Некоторые каторжники
совершали какие-то безумные действия, и это явно происходило под гипнозом
Ведьм. Один, казалось, решал какую-то геометрическую задачу, проводя линии
на утоптанной земле. Другого заставили раздеться, и Стервятник видел своими
глазами, как Ведьмы убедились в исправном функционировании его половых
органов. Эту же процедуру повторили почти с каждым из молодых заключенных.
     Поскольку Люгер был, по-видимому, единственным из людей, кто мог
осознанно наблюдать за происходящим, то он оказался и единственным, у кого
еще осталась некоторая свобода выбора. Он знал, что по окончании осмотра
кое-кого из каторжников Ведьмы уведут с собой. По его наблюдениям,
обитателей леса интересовали только молодые и физически
здоровые мужчины. От него зависело, попадет ли он в число
избранных. Люгер испытывал страх, смешанный с надеждой, основанной
исключительно на предчувствии. Но предчувствия часто обманывают людей...
     Вскоре очередь дошла и до него. Когда перед Стервятником остановилось
существо с мутным гнетущим взглядом, похожее на северного варвара во всем,
кроме нечеловеческих глаз, он услышал что-то вроде слабого мысленного
приказа, который при других обстоятельствах мог стать подавляющим
сопротивление голосом внутреннего хозяина. Тем не менее Люгер
послушно разделся, поскольку уже сделал свой выбор.
     Потом он с изумлением почувствовал напряжение в паху и увидел свой
восставший фаллос, хотя не испытывал никакого полового влечения.
Одновременно он ощущал неприятное "брожение" в мозгу, словно
его омывали легкие волны чужих мыслей и эмоций. В его памяти вдруг
всплыли обрывки каких-то трактатов, которые он считал начисто забытыми.
Кроме всего прочего, он неожиданно решил одну из алхимических загадок,
хотя никогда всерьез не интересовался алхимией. Вся цепочка превращения
олова в золото предстала перед его мысленным взором так ясно, как будто
была запечатлена на листе пергамента, - за исключением символа одного
элемента, неизвестного ему, а может быть, и на всей Земле.
     Затем, все еще раздетый, Люгер увидел боевой валидийский меч в
своей правой руке. Иллюзия была полной, в том числе, и ощущение тяжести
оружия, отдававшейся в мышцах. Его заставили продемонстрировать несколько
приемов боя с несуществующим противником, и он постарался показать все,
на что способен, хотя проделывать это без одежды и в оковах было крайне
трудно. Он заставил себя забыть, что находится в компании погруженных в
транс истуканов и лесных монстров, вышедших на охоту за людьми.
     Когда Люгер закончил упражняться с воображаемым мечом,
старик с белой кожей приблизился к нему настолько, что
Стервятник оказался поглощенным его облаком, внутри которого
пахло, как в мертвецкой. Люгер услышал тонкий голос, медленно и
томно произносивший слова на чистом элизенварском диалекте.
     - Ты не так глуп, как остальные, человек, измененный
оборотнями. Я беру тебя с собой, но не думай, что ты можешь
обмануть мокши...
     Самое неприятное состояло в том, что голос - и особенно
отдельные интонации - несомненно, принадлежали женщине. Люгер
почувствовал, что от гнилостного запаха у него начинает кружиться
голова. К счастью для него, старик с голосом жеманной вдовы отступил
на несколько шагов, и Слот вдохнул воздух болот, показавшийся ему
свежим, как морской ветер.
     Несколько мгновений он раздумывал над тем, было ли слово "мокши"
именем или чем-то вроде титула в иерархии Ведьм, но потом его внимание
привлекли новые, гораздо более странные вещи.
     Он увидел, как старик на мгновение распахнул мантию, и
под нею оказался бархатный голубой костюм провинциала ордена
святого Шуремии. В свое время Люгер видел их столько, что
сейчас вряд ли ошибался. Бледная старческая рука извлекла из
кармана костюма блестящий металлический сосуд вытянутой формы,
увенчанный трубкой из желтого металла с расплющенным концом и
несколькими идеально обработанными деталями. На сосуде имелась
надпись на неизвестном языке; Люгеру этот предмет разительно
напоминал те опасные и смертоносные игрушки, которые выносили из
Кзарна южные варвары.
     Старик повернул рычаг на трубке, и послышалось тихое шипение.
За этим последовало несколько знакомых Люгеру магических приемов
добывания огня, однако результат превзошел все его ожидания. Вместо
слабой фиолетовой искры, которой можно было лишь поджечь мох в холодную
ночь, он увидел клинообразное и невероятно устойчивое голубое пламя,
ударившее из сосуда. Оно казалось настолько ярким, что на него было
больно смотреть, но старик ни на секунду не отвел свои затянутые мутной
пеленой глаза.
     Тот, кто назвал себя "мокши", направил огненную струю
на одно из звеньев цепи, сковывавшей Люгера с другими членами
связки. Через несколько секунд металл раскалился добела,
звено оплавилось и утратило первоначальную форму. Цепь разорвалась,
разбрасывая жидкие капли, и Стервятник освободился от обременительной
компании восьми человек, но его руки и ноги остались скованными цепями,
не позволявшими развести их слишком широко. Кроме того, вино Родеруса
все еще продолжало действовать.
     Голубое пламя, режущее металл, вспыхнуло в нескольких
местах, после чего Люгер насчитал, включая себя, девятерых
освобожденных избранников Ведьм - ровно по числу оставшихся
в живых пришельцев. Однако позже, посовещавшись между собою
скорее посредством взглядов, нежели редких слов, Ведьмы освободили
еще одного каторжника - полоумного старика-людоеда, убившего и съевшего
всю свою семью в Лузгаре. Это был странный выбор, никак не вязавшийся
с тем, что был сделан ранее.
     Люгер оглянулся и посмотрел на Меллена Хатара. Тот пребывал в
счастливом неведении относительно собственной участи и участи своего
соседа по связке. И все же Хатар не ошибся, доверив Стервятнику свою
тайну, - вряд ли морморанскому изгнаннику еще предоставился бы случай
отомстить. Люгер даже испытывал к нему что-то вроде жалости - закончить
жизнь в каменоломне отнюдь не казалось ему блестящей перспективой.
Он старалcя не думать о том, что ожидало его самого.

                     Глава одиннадцатая

                      ДЕРЕВЬЯ-ГИГАНТЫ

     Бледнокожий старик снова приблизился к Слоту, и тот оказался внутри
белого облака.
     - Нам предстоит путь через болота, - тихо заговорил
мокши доверительным тоном светской дамы, беседующей со своим
любовником. - Ты пойдешь прямо за мной, не покидая пределов
облака. Иначе - смерть. Ни в коем случае не покидай облака!
Береги себя... - выдохнула немыслимая женщина изнутри мужского
тела с необъяснимой заботой.
     Жуткое значение этих слов внезапно дошло до Стервятника.
Он вдруг понял, для чего был избран мокши, но было уже поздно
что-либо менять. Зверь внутри него приготовился бороться до конца.
     Каждый житель леса обрел себе третьего партнера, а пес
убитого все еще лежал на мертвом солдате. В окутывавшем их
облаке оказался и старик-людоед. Там происходила какая-то
возня, наводившая на непристойные мысли.
     Люгер терялся в догадках относительно дальнейшей судьбы каторжников,
оставшихся в каменоломне, и охранявших их солдат. Вполне возможно, когда
магия Ведьм перестанет действовать, они придут в себя, однако вряд ли
вспомнят о том, что случилось с ними и теми, с кем еще недавно связывал
их оплавленный конец цепи.
 
                       *    *    *

     Сгущалась тьма. Далекая полоска леса уже была почти
неразличима. Ведьмы уходили, погруженные в свои струящиеся
коконы, - болотные призраки, оставившие позади себя безмолвные
оцепеневшие фигуры, словно пантеон жалких варварских
идолов. За Ведьмами механически вышагивали полураздетые
оборванные люди, и мягко скользили лохматые псы.
     Только один человек двигался за своим новым хозяином
вполне осознанно и по собственной воле, хотя альтернатива
у него была довольно безрадостная. Он шел в надвигающемся
мраке, стараясь не отставать от старика. С цепью на ногах это
оказалось довольно трудным делом.
     Его разбитые сапоги почти не касались трясины. Что-то упруго
прогибалось под ними при каждом шаге. Белесые струи плыли перед Люгером
сверху вниз, распластавшись параллельно земле. Похоже, белое смердящее
облако вращалось вокруг старика, Слота и собаки, словно огромное беличье
колесо.
     Вскоре у Стервятника не осталось никаких сомнений в
том, что здесь действительно НЕТ никаких троп и тем более дорог.
Ведьмы продвигались по самым темным, топким, тоскливым пространствам
болот, и только тонкая слоистая субстанция, похожая на туман, отделяла
их от смерти.
     Это было одно из самых мрачных путешествий в полной приключений
жизни Люгера. Ночной холод и сырость пробирали его насквозь. Но хуже
всего была тьма, поглотившая мир, - абсолютная и беспросветная во всех
направлениях. Может быть, Ведьмы и пользовались какими-то ориентирами, но
Люгер не видел ничего.
     Где-то рядом глухо чавкала грязь под лапами собак. Все запахи
заглушал могильный смрад, господствовавший внутри облака.
Слот уже давно не различал мантии старика, как, впрочем, и
всего остального, однако ощущал его присутствие и панически
боялся не отстать...
     Его ноги начинали коченеть. Чтобы не думать об этом и
приблизительно определить пройденное расстояние, он стал
считать шаги, хотя Ведьмы могли и отклоняться от прямого пути.
     Спустя примерно десять тысяч шагов он почувствовал,
что снова ступил на твердую землю. Магические облака, которые
он называл про себя "беличьими колесами", должно быть,
исчезли, потому что под подошвами его сапог сминалось и шелестело
нечто очень похожее на осенние листья.
     Тьма не стала менее густой, и все же Люгер ощущал вокруг себя
присутствие примитивной и бесконечной жизни. Что-то вроде внутреннего
света рисовало ему странные и чудесные картины - голубые фонтаны,
величественные, как всплывающие луны, били из темной равнины, и каждый
фонтан был деревом невероятных размеров, поднимавшим к другой равнине -
небу - ручьи своих ветвей. Там сплошь сияли острова крон, соединяясь
друг с другом миллионами арок и висячих мостов...
     Люгер оказался в Лесу Ведьм - месте, о котором никто ничего не мог
рассказать. Теперь ему не грозила гибель в болоте. Но заблудиться в этом
лесу было равносильно смерти. Поэтому он даже не пытался бежать.
     Еще восемь с половиной тысяч шагов по лесу... Ведьмы
бесшумно скользили между деревьями, не задевая листьев и не
ломая кустарник. Трава тут же поднималась за ними, разбрасывая
капли ночной влаги. Чужая, темная жизнь бурлила вокруг. Во тьме зрело
что-то, и ожидание этого было пугающим. Люгер почти завидовал своим
товарищам по несчастью, пребывавшим в трансе.
     Когда впереди появились зеленые огни, он принял их за
звезды, но тогда получалось, что он падает прямо в середину
испещреннего звездами неба. Его голова раскалывалась от усталости,
смрада и поднимавшегося жара. Стервятнику казалось, что кто-то нажимает
пальцами на его глаза. Транс действительно избавил бы его от болезненных
ощущений, теперь же он платил за сомнительное удовольствие быть
сознательной жертвой.
     Отдельные огни растворились в зеленоватом сиянии, похожем на
свечение Кзарна. Оно было холодным и безопасным для деревьев, кроны
которых и придавали сиянию зеленый оттенок.
     Спина старика-мокши до определенного момента закрывала Люгеру
обзор, и когда свет неожиданно пролился на него сверху, он увидел,
что находится в поистине волшебном месте, поражавшем человеческое
воображение.
     Здесь росли гигантские деревья, ствол каждого из которых вряд ли
могли бы обхватить, взявшись за руки, пятьдесят человек. Кроны деревьев
сливались в едва различимые купола на невообразимой высоте, где,
казалось, могли плыть облака. Под этим зеленым небом ветви образовывали
множество ярусов, похожих на острова, дремлющие в призрачном океане.
     Свет, ровный и не слепивший глаза, был разлит повсюду, как
бесконечная тихая музыка. Потом Люгер увидел несколько деревьев,
превращенных в ажурные дворцы и напоминающих снаружи корзины тончайшего
плетения, освещенные изнутри. Каждый такой дворец отбрасывал сотни
скользящих теней; сложнейшая вязь их нерукотворных стен непрерывно
изменяла свой рисунок, словно узор мира в первый день творения, и все
это казалось вополощением животворящего волшебства...
     Кое-где поднимались рощицы травы, достигавшей человеческого роста,
и желто-коричневые чудовищно изломанные корни, растущие вверх. В
пространствах между деревьями поблескивали озера со стоячей водой. Повсюду
была глубина, зеленая и засасывающая. Здесь не было слышно пения птиц,
зато какое-то существо жутко кричало вдалеке.
     Такова была недоступная чаща пресловутого Леса Ведьм и Люгер,
возможно, оставался единственным из людей, кто видел ее и осознавал это.
 
                       *    *    *

     Стервятник огляделся по сторонам и насчитал девять
тройных фигур слева и справа от себя. Присмотревшись, он
обнаружил среди них мертвого солдата и старика-людоеда, покорно
бредущих вслед за собакой, потерявшей хозяина-мокши. Потом он потерял
их из виду - все они разбрелись по гигантскому селению Ведьм. Это
было самое странное селение из тех, что ему приходилось видеть.
     По его внутренним часам уже давно наступило утро, но
многоярусные кроны деревьев не пропускали свет солнца - и
вообще не пропускали дневной свет. Здесь, внизу, ничто не напоминало
о существовании внешнего мира, настоящего неба, ветра, смены дня
и ночи. Люгер чувствовал себя погруженным в сырую, полутемную раковину,
жизнь внутри которой текла по другим законам.
     Старик привел его к живому древесному дому, выращенному
без применения каких-бы то ни было инструментов и орудий. Дом находился
в стволе дерева-гиганта и непрерывно рос и изменялся вместе с
ним. Пустоты в стволе и нижних ветвях служили комнатами, коридорами и
переходами; из древесины нарастали лестницы, новые этажи и качающиеся
двери из гибких ветвей. Светящиеся листья, растущие и внутри дерева,
разгоняли тьму.
     Этот дом-дерево чем-то напоминал Стервятнику живой и
вечно подвижный лабиринт "Бройндзага", летающего корабля,
на котором он также оказался в качестве пленника. Он был
ошеломлен магической силой Ведьм - они так глубоко проникли в
тайну жизни, что могли изменять саму сущность творений природы.
     Дерево не было искалечено грубым вмешательством. Уже
сотни лет оно росло, подчиняясь ежечасному влиянию мокши и
изменяясь в соответствии с планом, отличным от плана Создателя.
За этим влиянием стояла устрашающая сила, и у Люгера не осталось
сомнений в том, что дурная слава Ведьм вполне заслужена.
     Вслед за стариком он поднялся по замшелым ступеням, которые
оказались выступающими частями корней, и вошел в расщелину
ствола правильной сводчатой формы. Пес мокши остался снаружи и
уволок за собой зловонное "беличье колесо". Завеса из
ветвей и листьев мягко сомкнулась за спиной Слота - словно
медленно захлопнулся чей-то огромный рот...
     С Люгером такое происходило впервые - он вдруг ощутил
"присутствие" дерева, как ощущал в темноте присутствие одушевленных
существ. Ему стало жутко, как будто он услышал зов какой-то ужасной
твари, замурованной в стене и ставшей этой самой стеной...
     Старик провел его узкими коридорами, вдоль стен которых
тускло светились листья. Изредка на глаза Люгеру попадались
соплеменники мокши, но никто не проявлял к нему ни малейшего интереса.
Все, кого он встретил, были мужчинами средних или же преклонных лет.
Он не видел ни одной женщины и ни одного ребенка. Кроме того, в жилище
Ведьм (если это было жилище, а не ритуальное место) не оказалось ни мебели,
ни оружия, ни предметов искусства.
     Старик остановился в одной из тупиковых комнат, посередине которой
находилось озеро древесного сока, а в нем плавали большие белые слизни.
Прямо из стен росли светящиеся листья; колония розовых грибов в углу
комнаты источала странный, но влекущий аромат.
     - Пока ты останешься здесь, - сказал старик. - Мы оба
будем готовиться к Переселению. Не пытайся бежать - лес не
выпустит тебя. Все, что ты видишь перед собой, съедобно. Не
задавай вопросов. Ешь, спи и, может быть, кое-что узнаешь из снов...
     С этими словами он повернулся и исчез за живой зеленой завесой.
Люгер действительно был голоден и валился с ног от усталости. Грибы
выглядели несколько привлекательнее слизней, и он предпочел их.
Склонившись над ними, он погрузился в ароматное облако, гипнозу которого
трудно было сопротивляться.
     Стервятник сорвал один из розовых грибов и стал жевать
его, ощущая, как во рту лопаются какие-то упругие пузыри.
Может быть, он совершил ошибку, и ему следовало все же выбрать
слизней из озера - об этом уже никто никогда не узнает...
     Он не помнил, сколько грибов съел, прежде чем почувствовал
себя сытым и погрузился в сон. Да и было ли его новое состояние сном?
Во всяком случае, его пребывание в плену у Ведьм оказалось слишком долгим
для сна и слишком кратким для жизни.

                    Глава двенадцатая

                   ПЛЕННИК НАРОДА МОКШИ

     ...Его череп увеличивался в размерах, стремительно поглощая все
новые и новые пространства, пока не достиг границ Вселенной. Внутри
него была темнота и тихое потрескивание, с которым лопались грибы,
выбрасывая облачка спор. Повсюду вспыхивали и гасли фиолетовые искры,
как будто его голову пробил метеорный поток. Из каждой споры рождалась
звезда, вокруг которой вращались мертвые шарики, сверкавшие отраженным
светом. Люгер мог бы взять их в руки, если бы помнил, ГДЕ оставил свои
руки. Все время он слышал звенящую и совершенно нечеловеческую музыку,
состоявшую из хлопков и звона, с которым освобождались споры...
     У него было чудовищное тело, вывернутое вовнутрь его же гигантской
головы. Он развернул свои глазные яблоки, огромные, как две Луны, и такие
же тяжелые, и "посмотрел" на свою кожу, струившуюся радужной волной,
словно змеиная шкура. Кое-где из нее уже росли деревья, стряхивавшие в
черноту тысячи золотистых листьев-кораблей. На всех парусах корабли
неслись к черному зеву - единственному месту в этом мире, которого Люгер
боялся. Он почувствовал, что именно там прячется его главный и единственный
враг - некто без имени и, к сожалению, неописуемый. Он увидел мельком
только тень врага, упавшую снаружи на темнеющее небо, которым был его
собственный череп.
     Тень, пошатываясь, бродила за пределами досягаемости,
и оттуда доносился далекий межзвездный хруст, который резко
диссонировал с нежной музыкой спор, - тень пожирала золотые
корабли... Враг был соединен с Люгером, как женщина с мужчиной
или как плод с чревом матери. Слот схватил пуповину внезапно
обнаружившимися руками и почувствовал удушье. Огромный и холодный
вывалившийся язык коснулся его спины, и он содрогнулся...
     Старые красные звезды, вспухшие предсмертными пузырями,
ползли по своим орбитам, терзая его уколами болезненного
света. Его охватила паника, но куда он мог бежать? С небес
пошел дождь - он понял, что это падают вниз его собственные
волосы. Они превращались в струи дождя и наоборот - их невозможно
было различить...
     Руками, лишенными костей и размера, он раздвигал дождь перед собой
и летел над бесконечными мокрыми пейзажами. Дождь пел ему долгую песню
сожалений... Звуки достигали ушей, уродливо торчавших из зенита и
осквернявших своей нелепостью печальный ландшафт. Музыка давно кончилась.
Теперь повсюду стоял гул, похожий на шум ветра в трубе, но
монотонный и безобразный. Тень врага настигала Люгера сзади,
вытаптывая поля волшебных грибов.
     Стервятник стал срочно искать себе пристанище внутри своей же
головы, полной умирающих звезд. Он нашел место, темное, как
могила, и тихое, как океанские глубины. Здесь он наткнулся
на шкатулку, сплетенную из человеческих ребер, и немедленно
открыл ее.
     Шкатулка была выстлана зеленым бархатом и пуста. Чем ниже Люгер
склонялся над ней, тем более подозрительным казался ему этот бархат -
он был сырым и... живым.
     Слот отвернулся и протянул свои безмерно удлинившиеся
руки в черный зев собственной глотки, а затем кистями нащупал
свое лицо, обращенное наружу, - в холод и пустоту другого мира.
     Лицо было покрыто инеем и потому скользким; и все же
он ухватился одной рукой за нижнюю челюсть, ощутив вонзившийся
в руку скалистый хребет зубов, а второй - за волосы,
свисавшие вовнутрь, и, мучительно напрягаясь от боли и содрогаясь
от треска черепных костей, стал выворачивать голову наизнанку,
возвращаясь к жалкой малости существования...
     Когда голова заняла свое место, он поднес шкатулку к
мутным от боли глазам и попытался рассмотреть бархат сквозь
пелену слез. Шкатулка все увеличивалась, а дно ее все отдалялось
по мере того, как Слот погружал в нее голову.
     Наконец он услышал сзади шорох - страшный шорох, с которым
приближался безликий враг. Вокруг была первозданная тьма, и
Люгер больше не раздумывал. Он перевалился через стенку
шкатулки и полетел вниз, к зеленому бархату, оставив вверху
уменьшающийся прямоугольник черноты. Запах листьев и сырости
оглушил его, нахлынув мощной волной, но прежде чем он достиг
первого яруса леса, он потерял себя.
 
                       *    *    *

     Люгер бродил по селению народа мокши, которое оказалось
больше Элизенвара и границ которого он так и не достиг. За
ним никто не следил, и никто не пытался его удержать. Он был
свободен, если не считать того, что вне селения ему не на
что было рассчитывать. Да и возможно ли быть пленником в
странном полусне, подчинившем себе его сознание? Не раз ему
приходилось блуждать в живых лабиринтах деревьев-дворцов, и тогда
его находили собаки Ведьм и выводили наружу или приводили
в комнату с озером и колонией грибов.
     От реальности остались слишком последовательные и непрерывные
события, от сновидений - знания, приходившие из ниоткуда, отсутствие
потребности в пище, воде, отдыхе. Люгер оказался в мире зеленых миражей,
хрустальной музыки капель, безответных существ с древними глазами и
деревьев с чувствительными душами. Он путешествовал по бесконечным
ярусам, словно по райским небесам, но эти небеса навсегда остались
для него чужими. Много странного он увидел здесь, и магическая завеса
неизменно скрывала от него смысл и цель происходящего.
     Это не означает, что он не пробовал совершить побег, в
противном случае он бы не был Стервятником Люгером. Когда
ему показалось, что срок действия вина Родеруса давно истек,
он попытался прибегнуть к превращениям, но его опыт закончился
неудачей и не имел никаких последствий, кроме сильных болей во
всем теле и долгих кошмаров, во время которых он оказывался жутким
гибридом человека, различных животных и птиц со всеми сопутствующими
ощущениями. Магия народа мокши подавляла его магию, и это научило его
терпению и ожиданию.
     Он ждал события, которое мокши называли Переселением.
Оно означало, что древние существа, достигшие дряхлости,
обретут новые молодые тела. Жестокость этого обычая, который
являлся, по существу, убийством, там, в лесу, не доходила до него
и казалась вполне естественной. Более того, он не чувствовал себя
жертвой. Он ждал Переселения безропотно, как фанатично верующий ждал
бы, когда Бог приберет его душу.
     Единственный мокши, который иногда снисходил до бесед
с ним, был тот самый белокожий старик, который привел его в
селение. Это были странные беседы, больше похожие на погружение
в совместный сон, насыщенный видениями и ошеломляющим знанием.
     От старика Люгер узнал, что Ведьмы меняют свои тела уже в течение
нескольких тысячелетий, никого не производя на свет и не умирая,
вследствие чего их число оставалось постоянным и довольно небольшим.
О знаниях и магической силе, накопленных за столь долгий период времени,
лучше было не думать; впрочем, старик и не давал Люгеру возможности
задуматься над этим.
     Картины давно исчезнувших пейзажей и старинных битв распадались,
как только Стервятник начинал различать детали, слова ускользали от
сознания, видения сменяли друг друга слишком часто, чтобы он мог понять
их до конца. У Люгера осталось только ощущение глубокой тайны,
окружавшей появление на планете первых мокши и их своеобразный способ
продолжать свой род.
     Сейчас среди них почти не было женщин, так как отсутствовала
необходимость рожать. Женское тело считалось не таким "удобным", как
мужское, из-за меньшей силы и выносливости, неприспособленности к бою и,
конечно, менструаций. Исключения составляли случаи, когда женское тело
было необходимо мокши, чтобы сыграть на человеческих слабостях.
     Это доказывало, что Ведьмы все же были не совсем безразличны к
происходящему в западных королевствах и использовали свои необычные
свойства для достижения собственных целей. Таким образом, мокши-женщины
проявляли определенную жертвенность во имя каких-то непостижимых общих
интересов. Люгеру дали понять, что некоторые влиятельные особы в
Элизенваре и других столицах на самом деле также принадлежат к племени
мокши.
     И все же Ведьмы не стремились к власти - по крайней мере, в
человеческом понимании этого слова. Возможно, причиной тому
была вечная жизнь. В течение тысячелетий они хранили в изоляции
от остального мира свои тайны. Место, где росли деревья-гиганты,
осталось их гнездом, которое они не торопились покинуть. Время здесь
текло по-иному, и реальность являлась понятием весьма и весьма
относительным.
     Люгер испытал это на себе, когда однажды встретил Геллу Ганглети
возле одной из травяных рощ. Несмотря на смещение сознания в область грез,
он прекрасно помнил, что Гелла бесследно исчезла из его поместья вместе
с его отцом после того, как погиб Верчед Хоммус. Но меньше всего
Стервятник ожидал увидеть ее снова в Лесу Ведьм.
     Теперь Гелла была в кожаной накидке поверх бального
платья, и она не узнавала Люгера. На ее странный туалет он обратил
гораздо меньше внимания, чем на ее лицо. В Гелле было
трудно узнать женщину, обезумевшую от ужаса и изнуренную
оргиями Верчеда. Она снова имела цветущий и очень привлекательный вид.
Люгер даже почувствовал что-то вроде тоски по женскому телу, хотя мокши
пытались постепенно и исподволь превратить его в бесполое существо.
     Он догнал Ганглети и хотел заговорить с ней. В нем
не осталось ненависти, однако его заставил остановиться
взгляд создания мокши, которое уже не было человеком. Голова
Геллы медленно повернулась, и на Стервятника неподвижно
уставились две маленькие красноватые луны в черной глубине
зрачков. Это был мертвенный, ледяной и равнодушный взгляд
из пустоты, которого на самом деле нет и который ощущают
на себе люди, начинающие сходить с ума...
     Осекшись, Люгер замер с открытым ртом, а потом повернулся и
бросился прочь от своей бывшей любовницы. Тем не менее он вспомнил
об этой встрече, когда в очередной раз оказался в обществе белокожего
мокши в глубине его зеленого замка.
     Из хаотического потока видений и ощущений, который захлестнул
Стервятника, он вновь извлек смутный образ своего отца - что-то вроде
намека на присутствие. Это было похоже на мучительно неуловимый сон,
снившийся одновременно Люгеру и мокши. Именно поэтому сон был малопонятным
и пугающим.
     Отголоски слов и тени предметов скользили мимо и исчезали в гулком
сумраке враждебного леса; фигура человека, в котором Люгер угадывал своего
отца, появлялась ненадолго, а лицо всегда оставалось темным. Рядом с ним
проявился бледный образ самки, вожделеющей и жалкой одновременно...
     Как обычно бывает в снах, знание пришло к Люгеру из необъяснимого
источника - он понял, что Люгер-старший побывал в Лесу Ведьм задолго до
него и отдал или продал мокши тело Геллы Ганглети. Несмотря на зыбкость
этого темного знания, у Стервятника не осталось ни малейших сомнений в том,
что Гелла оказалась здесь именно так.
     У него пересохло в горле. Кем же тогда был его отец? Чудовищем,
распостранявшим по миру зло, или безвольным интриганом, давно запутавшимся
в чужих сетях?..
     Мокши, казалось, был удовлетворен, насколько может казаться
удовлетворенным насытившийся зверь. Его странные игры с бывшим каторжником
подходили в концу.
     В соответствии с никому не ведомым календарем мокши, приближалась
дата Переселения. Белокожий старик рисковал, надеясь с помощью тела
Стервятника приобрести свойства оборотней. Так не рисковал еще никто из
его древнего народа. До сих пор Ведьмы были знакомы с земмурским
колдовством только косвенно. Вместо раба, безропотно дожидавшегося
своей участи, мокши нашел существо, насквозь пронизанное безымянной и
чуждой силой, устремленной из прошлого в будущее.

     [.............................................................]

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.11.2001 16:19