Андрей ДАШКОВ

СЛУГА ОБОРОТНЕЙ

(роман (1996 г.), фрагмент)


Люблю блуждать я над трясиною
Дрожащим огоньком,
Люблю за липкой паутиною
  Таиться пауком,
Люблю летать я в поле оводом
  И жалить лошадей,
Люблю быть явным, тайным поводом
  К мучению людей.
Я злой, больной, безумно-мстительный,
  За то томлюсь и сам.
Мой тихий стон, мой вопль медлительный -
  Укоры небесам.
Судьба дала мне плоть растленную,
  Отравленную кровь.
Я возлюбил мечтою пленною
  Безумную любовь.
Мои порочные томления,
  Все то, чем я прельщен, -
В могучих чарах наваждения
  Многообразный сон.
                            Ф.Сологуб

    ПРОЛОГ
Слот Люгер по прозвищу Стервятник был не из тех, кого ожидает
безмятежная старость и мирная смерть в собственной постели. Он пытался
так умереть, но не обрел покоя. Своей рукой он убил сына, а слуги
Звездного Дома забрали у него дочь...
Ему предстояло возродиться на пепелище своего поместья и своей
судьбы, рядом с обугленными останками муляжа, изображавшего его
возлюбленную - королеву Тенес. Гигантский костер не был очистительным
и не принес ничего, кроме нестерпимой боли. Люгер помнил, как горела его
одежда и как лопалась кожа той, которая спала в огне, не переставая
улыбаться. Потом ему уже было нечем смотреть...
     Из боли и оскверненной надежды он извлек запретное имя, и призраки
его клана пришли за ним. Они перенесли обгоревшего Стервятника в свою
вневременную пустыню, спасая от окончательного уничтожения.
     Вернувшись оттуда, он навсегда лишился человеческого тела. Это
явилось последним ударом, необратимо изменившим представление Люгера о
высшей справедливости. Он просто убедился в ее отсутствии. Он услышал
тихий голос проклятия, звучавший с момента его рождения, и на сей раз не
стал противиться зову...
     Он уже не был человеком и мучительно переживал вынужденное изгнание
из мира людей. Тогда ему пришлось вспомнить о том, что он все еще остается
рыцарем Земмура и хозяином одной из северных стай. Как он понимал теперь
своего несчастного отца, который вел столь же призрачное существование!
Но Люгер не удовлетворился этим.
     Ему был нужен некто, чтобы воплотить свои черные замыслы, использовать
новые свойства, испытать новую судьбу, - словом, человек чистый, как лист
бумаги, на котором можно было бы вывести зловещие знаки. И Стервятник
нашел такого человека. Ему пришлось ждать удобного случая семь лет, но
ведь в его распоряжении была половина вечности...

                       ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
                    ИЗБРАННИК ПРИЗРАКА

                       Глава первая
                        БЕЗ ПЛОТИ
     Он возвращался из багрового ада и даже теперь содрогался от ужаса.
На этот раз рыцари пустили его гораздо дальше. Ему дали сделать несколько
шагов среди печальных непереносимых криков и стенаний и позволили увидеть
то, что происходило за туманной пеленой...
     По сравнению с увиденным любое земное зло казалось невинной шуткой.
Источник запредельного волшебства заворожил Люгера, превратил в своего
слугу. По ту сторону пелены уже не оставалось места для человеческой
морали и обычных инстинктов. Там Люгер перестал быть существом, которому
надлежало примириться с потерями и простить их судьбе.
     ...Он воплощался в теле умирающего от ожогов. Когда в
мире снова появилось время, Слот почувствовал себя закованным
в костистый панцирь и не увидел ничего, кроме жгучей черноты.
Потом до него дошло, что вся его кожа запеклась и превратилась
в твердую корку, с которой ссохлись лохмотья одежды.
Нестерпимо зудел лысый череп. Люгер вообще не ощущал выжженных
глаз и обнажившихся десен. Распухший язык едва умещался во рту...
     Здесь, среди каменных стен сгоревшего дома, все еще
пахло его собственным горелым мясом. Кроме того, какой-то
незнакомый запах исходил от скелета, покоившегося на ложе
из углей... Последующие несколько секунд были наполнены ужасом,
до конца понятным только тому, кто продолжает существовать
после физической смерти.
     Никогда больше у него не будет женщины... Никогда больше
он не напьется в жару воды из горного ручья. Никогда не
испытает маленькое блаженство отдыха после тяжелого пути и,
самое главное, не сможет продолжить свой род... Он наверняка бы
заплакал, если бы сожженные слезные железы позволяли сделать это.
     После такого страдания ни один человек не может
остаться прежним, а Люгер давно уже был не вполне человеком.
Взамен сердца, пронзенного стилетом, он получил сердце
неземной твари, а древнее существо из Леса Ведьм необратимо
изменило его сознание.
     Потребовалось совсем немного, чтобы столкнуть его в пропасть безумия,
но это было совершенно особенное безумие. Оно имело единственную цель -
существовать любым доступным способом; и его пронизывала единственная
неутолимая страсть - желание обрести утраченное естество.
     Пытаясь избежать кошмара, Люгер начал превращение, но
не успел завершить его. Навсегда остаться птицей или зверем?
Уж лучше он останется мертвецом... О, теперь он испытал то,
что испытывали его врага, умиравшие от меча или отравленных
игл. Только врагам приходилось гораздо хуже - обычно у них не
оставалось выбора...
     В момент трансформации тела он снова оказался в красной
пустыне. Древние рыцари обступили его, спасая то, что еще
можно было спасти. Ему не оставалось ничего другого, кроме как
стать одним из них.
     Он ощутил их скорбные поцелуи, словно прикосновения ледяного
влажного ветра, - поцелуи призраков, которые теперь были ближе ему,
чем Тенес... Проклятый клан все-таки получил его, и бестелесная сущность
Стервятника обрела новую, призрачную жизнь.
     Вытолкнутый в ночь, распростершую свой черный полог над
Валидией, Люгер снова появился в сгоревшем доме. Он был тенью,
пронизанной светом Луны и звезд. О дьявол, теперь он мог
видеть! Но не видел самого себя и подозревал, что его
облик в значительной степени зависит от воображения и памяти
смотрящего. В мире не осталось почти никого, кто помнил бы, как он
выглядел раньше.
     Зато Люгер хорошо помнил, как выглядел Шаркад Гадамес -
силуэт, не отбрасывавший тени, нечто с тусклыми желтыми глазами
без зрачков... Теперь Слот постиг и смысл слов, произнесенных
тем, кто впервые заманил его в подземелье Фруат-Гойма: "Здесь
обитают подобные мне - не мертвые, но и не живые... Для меня
не существует препятствий, но мне неподвластны материя и плоть.
Я создан магией Лиги Нерожденных и могу исчезнуть только вместе с нею..."
     ...Старый парк полностью выгорел. Почерневшие статуи языческими
идолами торчали среди древесных стволов. Верхний этаж дома был завален
обломками обрушившейся крыши. Тоскливо завывал ветер, и с его воем
сливались слабые вибрации духов, лишившихся своих многовековых убежищ.
     Стервятник, без труда проникший сквозь каменную стену второго
этажа, оказался в своей бывшей спальне. Он преодолел стену толщиной в
ладонь. Ощущения были такими же, как при погружении в чуть более плотную
среду, чем вода, или при движении навстречу сильному ветру.
     Среди пепла лежал древний земмурский меч с обгоревшей
рукоятью, ножнами и закопченным клинком - гнетущий символ
окончательного поражения... Гадательная колода Люгера стала
пылью, которую развеял ветер. Так же, как и каминная полка,
на которой она лежала.
     Слот завис над обломком зеркала, но не увидел своего отражения.
В зеркале были только затуманенные звезды в беспредельности ночного неба.
     Чучела полностью сгорели, и последнее напоминание о былой славе рода
Люгеров исчезло с лица земли. Огонь безжалостно уничтожил роскошную
библиотеку и атрибуты магии, сгорели волшебная арфа и ажурное колесо...
Были оборваны все нити, связывавшие Стервятника с этим местом.
     Неприкаянный дух медленно всплыл над поющим кладбищем
прошлого, и ветер, дующий по ту сторону жизни, увлек его в
сторону Земмура. С человеческой точки зрения его перемещение
было почти мгновенным. Настоящий ветер и облака не оказывали
никакого влияния на его движение. Он летел там, где даже свет
звезд не разгоняет тьму, и ощущал присутствие - приближение или
удаление - других призраков. Все они проплывали мимо и избегали
встреч. Их одиночество было безнадежным и безжалостным. Сгустки
злобного ужаса блуждали в беспредельной пустоте...

                        *    *    *

     Стервятника встретили в окрестностях Дарм-Пассарга -
древней столицы Земмура и, возможно, самого старого из живых
городов Земли. Его приближение не осталось незамеченным. Сам
Люгер испытывал давление нарастающей волны враждебности, ярости,
отвращения, но встреча была неизбежна, и он даже точно знал, какая
тень ожидает его в башне заброшенной обсерватории оборотней.
     Если бы у него было тело, его сковало бы оцепенение.
Неизвестная магия окутала его своими сетями и подвергла
извращенному и унизительному ритуалу. Создатель кошмаров
запустил в него свои невидимые щупальца. Спустя очень короткое
время страж столицы знал, насколько сильно изменился смертельный враг
оборотней. Больше того - он знал, что изменение необратимо.
     Обсерватория находилась вдали от дорог и деревень.
Башни располагались в углах правильного многоугольника и
сами по себе служили астрономическими инструментами. Они
казались еще более ветхими от того, что их стены были
пронизаны сквозными отверстиями и арочными проходами. Внутри
многоугольника была построена сложная система площадок для
наблюдений, гномонов, солнечных часов, движущихся платформ.
     Люгер появился здесь глубокой ночью, когда только призрачный
звездный свет блуждал в порах башен и пыльные лучи скользили
по остывшим камням, повторяя одну и ту же тысячелетнюю игру.
Купола Дарм-Пассарга черными холмами лежали на горизонте,
но Стервятника остановили на подступах к городу.
     Его силуэт повис над центральной платформой, и гигантская плита,
остававшаяся неподвижной в течение двух столетий, дрогнула под тем, что
было легче воздуха, и начала тяжело поворачиваться вокруг своей оси,
словно мельничный жернов.
     Когда ночные светила совпали с отверстиями в южной башне,
внимание Люгера привлекло слабое серебристое свечение в узком
окне под самой крышей. Это было зеркало, отразившее еще не
взошедший Глаз Дьявола. В конусе этого нереального света
беспомощная тень Слота поднялась вверх, увлекаемая силой
черного волшебства.
     ...Он оказался в комнате без дверей - в каменном мешке,
который жители Земмура наивно строили для своих духов, - и
увидел того, кто называл себя Гланом, - магистра Лиги
Нерожденных, погибшего во Фруат-Гойме.
     Свет, отраженный запыленным зеркалом, падал на Стервятника,
оборотень же оставался в тени. Однако глаза его тускло мерцали -
две узкие раны на бледном лице. Длинная тощая фигура покоилась в нише,
похожей на саркофаг. Тонкие пальцы Глана извивались, словно черви.
     Люгер увидел его таким, каким запомнил, хотя субстанция призрака
была зыбкой и неопределенной. Но Стервятник не испытывал панического,
парализующего страха, как тогда, в человеческом теле, вблизи плиты, на
которой была околдована Сегейла. Теперь он потерял все, что можно было
потерять, и стал почти неуязвимым. Влечение к источнику зла сделало его
добровольным слугой Лиги.
     - Я недооценил тебя, тварь, - произнес Глан изнутри своей дымящейся
тени. Его голос вибрирующей нитью протянулся к Люгеру и был голой эмоцией,
а не звуком.
     Слот тихо рассмеялся. Его смех оказался не веселее вдовьего стона.
     - Ты был прав. Я твой навеки.
     Глан обрушил на него свою беспредельную ненависть жертвы,
но Стервятник остался равнодушен и непоколебим. Призрак Нерожденного
несколько раз изменил свои очертания, и два кровавых зрачка беспорядочно
заметались в белесой луже лица.
     - Найди нам новых слуг среди живущих, - проговорил, наконец,
Магистр. - Получишь любую помощь. Плата за нее - королевство Белфур.
Ты все еще барон и страж северного предела. Гха-Гулы будут помогать
твоему избраннику, как помогали тебе.
     Люгер вдруг почувствовал, что черная сила перестала
удерживать его. Более того, он получил доступ в тайные убежища
земмурских духов, в частности, - королевы Ясельды и почти всех
Магистров Лиги, которых похоронил во Фруат-Гойме. В живых
осталось только двое - те, кто находился на континенте и не
принимал участия в ритуале посвящения. Эти двое по-прежнему безраздельно
управляли ложей, известной в западных королевствах, как Серая Стая,
пытаясь восстановить пошатнувшееся влияние оборотней на западе.
     Урон, нанесенный Стервятником, был непоправим, но
бесконечная вина лишь теснее связывала его со злом. Этот
чудовищный дух нельзя было уничтожить или наказать. Он сам
стал проклятием королевства Белфур и причиной гибели тысяч
людей. При этом он действовал через посредника, который был
так же слеп, как человек по имени Слот Люгер.
                        Глава вторая
                          МЛАДЕНЕЦ
     Роды были долгими и трудными. Госпожа Лейна Солнак в
горячке металась на роскошной двуспальной кровати, то и дело
проваливаясь во мглу беспамятства.
     Димарк, личный лекарь герцога Левиура, наблюдал за нею с кривой
усмешкой, ничем не помогая несчастной. В спальне горела всего одна
свеча, и две сиделки, если и видели этот оскал, то не подавали
виду. Димарк знал, что ему делать, если роды закончатся успешно. Двух
возможных свидетельниц он даже не принимал во внимание...
     Желтое лицо лекаря было изборождено морщинами, и выглядел
он гораздо старше сорока лет. На своем веку он повидал столько,
что мог бы в течение нескольких месяцев развлекать рассказами
чертей в аду. Его руки искусно исцеляли, но были обагрены
кровью невинных жертв. Димарк был душой и телом предан герцогу -
просто потому, что до сих пор никто не предложил более высокую
цену за его услуги. Сейчас он готовился бестрепетно выполнить последний
приказ хозяина. Если, конечно, природа не позаботится обо всем сама...
     Лейна застонала и прошептала несколько слов в бреду.
Она звала герцога, хотя тот был последним человеком, который
захотел бы сейчас помочь ей. Это еще больше рассмешило Димарка,
никогда не упускавшего случая поиздеваться над извечной человеческой
глупостью. Сам лекарь не доверял никому и, зная повадки Левиура,
предпринял кое-какие меры, чтобы не оказаться лишним в игре. Как
выяснилось чуть позже, это не помогло ему.

                        *    *    *

     Госпожа Солнак длительное время была любовницей герцога
Левиура - третьего лица в королевстве Белфур согласно
общепринятой иерархии; впрочем, злые языки утверждали, что на
самом деле королевская чета целиком находится под его влиянием.
Лейна же, дама мягкая и неискушенная в политических интригах,
испытывала к герцогу вполне искреннюю привязанность, чего
нельзя было с точностью сказать о чувствах столь скользкого человека,
как Сайр Левиур.
     Герцог использовал Лейну в своих целях и она была, наверное,
единственным человеком при королевском дворе, который не догадывался об
этом. О любовной связи своего мужа знала и герцогиня Левиур, однако
смотрела на все сквозь пальцы, поскольку из всех достоинств герцога ее
интересовали только его деньги и положение.
     Когда госпожа Солнак забеременела, Левиур решил, что это
уж слишком. Незаконнорожденный ребенок был бы помехой, с
существованием которой невозможно смириться. Герцог вовсе не желал
становиться посмешищем для всего двора, а кроме того, ему следовало
думать и о будущем - о том отдаленном дне, когда наследник возникнет
из небытия, чтобы заявить о своих правах.
     С другой стороны, неприятность казалась настолько
незначительной и легкоустранимой, что день родов Левиур
провел на королевской охоте, поручив Димарку уладить дело.
     В распоряжении лекаря было несколько способов угодить хозяину.
Он выбрал самый простой и быстрый.

                        *    *    *

     Заходящее солнце пряталось за башнями Скел-Могда. Свежий
ветер подул со стороны моря. Мягко зашумели деревья в парке, сбрасывая
свою листву. Димарк отпустил всех слуг, и дом госпожи Солнак опустел -
если не считать четырех человек, запершихся в спальне, чтобы
присутствовать при появлении на свет пятого.
     Поэтому никто не видел, как среди густых зарослей у парковой ограды
возникла темная высокая фигура и бесшумной скользящей походкой
направилась к окнам первого этажа.
     Здесь человек сбросил накидку и несколько минут стоял,
задрав голову кверху, - словно принюхивался к чему-то. У него
был приплюснутый нос, узкий лоб и выдающиеся вперед челюсти.
Маленькие свинцовые глазки тускло поблескивали под мохнатыми
бровями. Звериные черты лица выдавали в нем уроженца Земмура.
     Мужчина вытащил из-за пояса кинжал и с его помощью
распахнул окно. Затем забрался в дом и, безошибочно ориентируясь,
направился к лестнице. Вскоре он оказался у двери спальни,
из-за которой доносились приглушенные женские стоны. Потом
к ним прибавился истошный детский крик.
     Димарк отнесся к этому крику равнодушно. Красное сморщенное
лицо ребенка искажала гримаса, как будто он предчувствовал,
что ожидает его вне материнского чрева. Как только одна из сиделок
приняла его, Лейна потеряла сознание.
     Все шло, как по писаному. Лекарь встал, чтобы получше рассмотреть
незаконнорожденного сына Левиура. Потом распустил удавку, охватывавшую
запястье, и сделал аккуратную петлю. На этот привычный для него ритуал
ушло не более секунды.
     Глаза женщины, державшей ребенка, округлились. Димарк
по-рыбьи смотрел на нее, зная, что крик никто не услышит и
никто не сможет помешать ему. Быстрым движением он накинул
петлю на шею младенца и сделал паузу, наслаждаясь растерянностью
сиделки.
     Женщина не могла бросить ребенка - в таком случае он повис бы в
петле. Она также не могла ударить Димарка. Она не могла даже закричать...
Вторая сиделка, парализованная ужасом, следила за лекарем...
     Димарк напряг мышцы и начал затягивать петлю. Крик
ребенка перешел в хрип, а лицо его стало пунцовым... Дверь за спиной
лекаря распахнулась так тихо, что он уловил только легкое дуновение
воздуха. В следующее мгновение он почувствовал леденящее прикосновение,
какую-то помеху в своем теле. Тонкая игла вошла в сердце и прервала приток
крови к мышцам.
     ...Что-то мешало Димарку затянуть петлю. Он увидел
человеческую кисть, выскользнувшую из-за его спины и сомкнувшую
на удавке пальцы с железными наконечниками, похожими на
наперстки с когтями. Спустя секунду лекарь умер, так и не
выполнив ответственное поручение герцога Левиура...
     Человек с чертами оборотня подхватил обмякшее тело и тихо опустил
его на пол. Переступив через труп, он взял у сиделки снова заоравшего
младенца и положил его рядом с матерью. Потом снял с пальца бесчувственной
женщины перстень с вырезанными в камне инициалами Левиура.
     Стилет, на круглом клинке которого еще не остыла кровь
Димарка, снова сверкнул в полутьме, погружаясь под левую грудь
сиделки. Другую женщину оборотень настиг у двери и убил ее
одним точным ударом в затылок. Убедившись в том, что мать
еще не очнулась, он завернул ребенка в простыни с вышитыми по углам
символами Солнак и не спеша удалися из залитой кровью спальни.
     Как ни странно, младенец вскоре успокоился у него на руках.
Мужчина пронес свою добычу через вечерний парк и вышел
на тихую улицу через неприметную заднюю калитку.
     Здесь его ожидала карета. У сидевшей в карете женщины было испуганное
лицо и грязная поношенная одежда. Она распахнула платье и привлекла
младенца к своей налитой молоком груди. Тот принялся жадно сосать.
Гортанный крик кучера прорезал тьму, и экипаж устремился к восточным
воротам города. Двое суток спустя карета вообще покинула пределы
королевства Белфур.
                        Глава третья
                         ПОСЛУШНИК
     Монастырь шуремитов у подножья хребта Согрис на восточной
границе Гарбии был одним из самых старых и отдаленных. Здесь
мало что изменилось за минувшие столетия, и даже похищение Звезды Ада
из резиденции ордена в Тегине почти не повлияло на размеренное
течение будней.
     Большинство монахов равнодушно относилось к попыткам
оборотней усилить свое влияние во всех западных королевствах, и
отголоски событий в Валидии и Морморе так и остались не более
чем любопытными слухами. Настоятель Пебаль разразился
проповедью о кознях Нечистого, проявляющихся в губительных для
слабой души иллюзиях вроде "летающего корабля" или
таинственного человека, известного как "седой дьявол", а
также о спасительной роли молитв и безгрешной жизни. Истинное
зло все еще таилось где-то снаружи; Пебаль мог противопоставить
ему только собственную праведность и призывал к тому же
братьев-монахов. Не все услышали его. Или, возможно, просто не
захотели услышать...
     Монастырь служил приютом для тех, кто бежал от мира, и
здесь с трудом можно было отыскать деятельных Преследователей
Греха. За стенами обители нередко находили пищу и кров
контрабандисты, а как-то раз остановилась на ночлег даже
дипломатическая миссия из Земмура. Словом, это было мирное, забытое
Богом и Дьяволом место, безмятежность которого изредка нарушала
только чья-нибудь смерть.

                        *    *    *

     После вечерни худой семилетний мальчик с гладким, красивым, немного
смуглым лицом затаился в самом темном углу своей кельи, со страхом ожидая
появления травника Вороса. Уже второй месяц тот проявлял к юному послушнику
нездоровый интерес, вел с ним странные беседы, а наедине, бывало, с
непонятным усердием поглаживал по голове и плечам. При этих
прикосновениях послушник Олимус сжимался от отвращения, но
не решался открыто протестовать. Ворос был огромным плотным
розоволицым мужчиной с тихим вкрадчивым голосом, завораживающе
действовавшим на мальчика, - да и не только на него. Кроме того,
монах подавлял своей велеречивостью даже самого библиотекаря,
и Олимус видел, что травника побаиваются даже более старшие братья.
     Послушник сидел на соломенном тюфяке в полной темноте, и его
холодные пальцы нащупывали спрятанный под тюфяком металлический предмет.
Ощутив успокоительную тяжесть этого сомнительного оружия, Олимус немного
расслабился и прислушался к редким звукам падающих капель.
     Он не знал, придет ли сегодня существо, бывшее его единственным
другом и советчиком. Лучше бы оно пришло... В его присутствии Олимус
чувствовал себя гораздо более сильным и решительным. Он был еще слишком
мал и многого не понимал. И тем более, он был далек от мысли, что его
намерения внушены ему призраком, живущим в каменных стенах. А ведь так
оно и было: Олимусу была уготована участь марионетки с той самой минуты,
как в шестимесячном возрасте кто-то подбросил его воротам монастыря.

                        *    *    *

     Монахи подобрали его и выкормили козьим молоком. Он
получил имя Олимус, что на тайном языке ордена означало
"тихий", и, казалось, был обречен на безродность и
пожизненное прозябание в монастыре.
     Ребенок действительно не причинял братьям-шуремитам особых хлопот.
О его существовании помнили только те, с кем он сталкивался
более или менее часто, и те, кому было поручено его воспитание.
Для остальных же он являлся одним из тридцати послушников, которых
родители или судьба решили избавить от суетности и жестокости мира.
     Однако суетность и жестокость настигли Олимуса и за
толстыми стенами обители. Устав монастыря был суров, и в четыре
года ребенок поселился в келье, которая оказалась сырым каменным мешком,
большую часть времени погруженным в непроницаемую темноту.
     Ограниченный запас свечей не позволял расточительствовать, и почти
все ночи Олимус проводил в первозданном мраке, полном химер. От природы
богатое воображение усугубляло его кошмары, но воспитатель оставался
непреклонным, видимо, полагая, что таким образом укрепляет дух будущего
священника. На самом деле кошмар уже никогда не выпускал мальчика из
своих сетей.
     ...Олимус помнил первое появление призрака - искрящегося
силуэта мужчины с искаженным от злобы и страдания лицом. У
него были длинные волосы серебряного цвета, струившиеся. как
скопление звездных облаков, потухшие глаза, глубоко запавшие
в глазницы, пальцы с хищными изогнутыми ногтями и хорошо
ощутимая аура убийцы.
     Тогда, в ту первую ночь, Олимус едва не лишился рассудка,
а призрак расположился рядом и стал нашептывать ему жуткие
сказки о казнях прошлого и проклятиях настоящего, кораблях,
подобных гигантским летучим мышам, о смертях, погребениях и
крови. Сказки сменились снами, в которых мальчик был пугливым
наблюдателем, настолько пугливым, что цепенел от ужаса...
     Спустя год он цепенел от тягостного предчувствия. Ему казалось, что
его участие в страшных событиях неизбежно. Детское сердце сжималось от
тревожного волнения... и восторга.
     С тех пор призрак часто приходил к нему. Когда мальчику
было особенно плохо или одиноко, бесплотное существо всегда
находило, чем заполнить пустоту, и если не утешить, то хотя
бы отвлечь его.
     Олимус взрослел слишком быстро. Он учился оценивать людей и на их
враждебность отвечал необыкновенно жестоко. Ровесники не решались
обижать его. Травник Ворос оказался сильным противником и, возможно, его
поползновения были не только попыткой удовлетворить свою похоть. Злобный
огонь в детских глазах он расценивал как вызов.
     Поэтому Олимус боялся. Большую часть времени Ворос находился рядом,
и его сила была вполне реальной и ощутимой. Ночной союзник вряд ли мог
помочь ребенку чем-нибудь, кроме совета.
     Следуя такому совету, Олимус однажды подобрал возле
монастырской кузницы полосу металла длиной с предплечье и под
одеждой пронес ее в свою келью. С тех пор часть каждой ночи он
посвящал не молитвам, а странному для послушника занятию: Олимус водил
куском металла по камню, придавая ему форму, навеянную гипнотическими
сновидениями.
     Спустя месяц упорного тайного труда он изготовил нечто
похожее на клинок без гарды, пригодный для нанесения колющего
удара. Это примитивное оружие он полюбил, точно живое существо. Холод
металла успокаивал его, когда травник Ворос подходил к нему слишком
близко, играя со своей невинной жертвой. Олимус знал, что призрака
раздражает его трусость и рано или поздно союзник потребует от него
совершить какой-нибудь немыслимый поступок. Правда, со временем таких
поступков для мальчика становилось все меньше и меньше...
     В своих мечтах Олимус стал называть ночного гостя отцом
и в снах просил сообщить свое имя. Но призрак никогда не
давал ответа, и мальчик инстинктивно чувствовал, что их
разделяет такая бездна вины и отчаяния, от близости которой
у смертного застывает кровь в жилах. Несмотря на возраст и
робость, Олимус был готов сделать шаг навстречу.
     Вскоре ему представилась такая возможность. Ворос выбрал ночь для
своей маленькой победы, и мальчик знал об этом.

                        *    *    *

     Отзвучал церковный колокол, и затихли тихие шаги братьев,
разбредающихся по коридорам монастыря  и полирующих сандалями
вековые камни. Олимус прочел свой приговор в глазах Вороса
во время совместной вечерней молитвы.
     Вернувшись в келью, он не стал зажигать свечу. Два часа
он просидел с открытыми глазами, в которые иглами вонзалась тьма.
     Как назло, призрак сегодня не появлялся. Олимус подумал,
что его предали, оставили один на один с превосходящей силой.
С другой стороны, он понимал, что ему предстоит жестокое
испытание, которое он должен выдержать, иначе за ним последуют
унижение и позор. Он был еще слишком мал для всего этого, но
призрак безжалостно подводил его к выбору.
     Страх и отчаяние Олимуса достигли предела, когда
он услышал тяжелые шаги Вороса. Травник остановился за тонкой
деревянной дверью и несколько минут стоял, наслаждаясь
тревожным ожиданием жертвы. Мальчик действительно почувствовал,
что слепнет от парализующего ужаса, - Ворос олицетворял непобедимое
зло, неотделимое от мерзкого плотского греха.
     Травник открыл дверь и вошел в келью, наполнив ее
терпкими диковатыми запахами трав. Никто не знал в точности, какие
зелья и отвары готовит он в своей мастерской. В одной руке
он держал свечу, которую водрузил на грубо сколоченный
табурет. На его широкой гладкой физиономии застыла отрешенная
улыбка. Вполне возможно, что он находился под воздействием
какой-нибудь дурманящей травы.
     Ворос сел рядом с мальчиком, скрючившимся на тюфяке, и
положил руку ему на бедро. Его толстые розовые пальцы были горячими,
и Олимус ощутил их жар даже через одежду. Мальчик мелко дрожал и
ненавидел себя за это, однако не мог унять дрожь... Травник лег рядом,
и мальчик с содроганием почувствовал, как большой упругий предмет,
торчавший между бедрами Вороса, уперся ему в спину. Горячие пальцы
оглаживали его грудь и живот. В отблесках тусклого пламени свечи травник
казался жирным животным, шумно выдыхавшим кисловатый запах объедков,
застрявших в зубах...
     Руки Вороса стали более настойчивыми. Травник начал
раздевать мальчика. Олимус услышал его шепот - ласковый и
грязный - и дернулся, пытаясь вырваться из объятий, но
сильные руки крепко держали его, проникли в пах, и тогда у
Олимуса не осталось выбора.
     Он вдруг увидел лицо, сформировавшееся из узора трещин
в камнях, - искрящийся образ Стервятника Люгера. Мальчик
чуть не закричал. Тот, кого он считал своим отцом,
издевательски улыбался. Его презрение обдало Олимуса, как
поток нечистот, - и смыло липкую паутину страха.
     Детская рука змеей скользнула под тюфяк, и пальцы сжали
узкую стальную рукоять. С недетским коварством Олимус повернулся
и улыбнулся травнику, как благодарный любовник. Затем, улучив
момент, он воткнул свой грубо заточенный клинок в живот Вороса,
впервые в жизни испытав наслаждение от свершившейся мести.
     Хватка толстых пальцев мгновенно ослабла, и, воспользовавшись
этим, Олимус вскочил с тюфяка. Травник рычал, уставившись на ребенка,
и в его взгляде была ярость, смешанная с безмерным удивлением.
     Олимус же смотрел мимо него - в стену, на которой кривилось
в усмешке глумливое безглазое лицо Стервятника... Детский мозг
отказывался воспринимать происходящее. И все же мальчик знал, что
делать. Знание пришло из неизвестного источника. Ему надлежало довести
дело до конца и избежать преследования.
     Держа клинок обеими руками, он подошел к хрипящему травнику
и с разгона вонзил заточенную стальную полосу ему в горло. Горячая
кровь залила руки Олимуса, но он стоял и с невероятным спокойствием
наблюдал за тем, как стекленеют глаза его врага, как оплывает оскал
на лице, как мертвеют пальцы...
     Потом он вытер клинок об одежду травника, загасил свечу
и вышел из кельи, аккуратно прикрыв за собой дверь. В его
распоряжении была половина ночи, чтобы сбежать. Он ощущал
пьянящую и незнакомую ему ранее свободу. Беспокоило его
только одно: где и когда он снова встретит призрака из каменного
мешка - загадочное и пугающее существо, подарившее ему эту свободу.
                      Глава четвертая
                          БЕГЛЕЦ
     Несмотря на свою молодость, Олимус был прекрасно осведомлен
о порядках в монастыре. В частности, он знал, что ворота
запираются на ночь, превращая внутренний двор в достаточно
труднодоступное место. Поэтому он не стал тратить время на
бесполезные попытки и направился прямиком в ткацкие
мастерские, где раздобыл длинную прочную веревку. Потом с
непонятно откуда взявшейся расчетливостью посетил трапезную
и набил живот остатками ужина, а полотняный мешок - вяленым
мясом и хлебными сухарями.
     Прокравшись через уютное монастырское кладбище, он
оказался во фруктовом саду, где едва не столкнулся с
аббатом Пебалем, прогуливавшимся под звездами и погруженным
в благочестивые размышления. Если Пебаль и заметил фигуру
послушника, метнувшегося в кусты, то не придал этому значения.
     Олимус проводил взглядом его спину. Рука мальчика все еще
сжимала клинок, и он на какое-то мгновение вдруг ПРЕДСТАВИЛ, что
снова может пустить его в ход.
     Это было похоже на наваждение; он тотчас же испугался
собственных мыслей. В конце концов, настоятель не сделал ему ничего
плохого...
     Олимус почувствовал чье-то присутствие за своей спиной.
Резко обернувшись, он увидел белую руку с длинными изогнутыми
ногтями, висевшую в темноте. Полупрозрачное запястье постепенно
растворялось в воздухе.
     Он узнал эту руку, и его спина покрылась холодным потом.
Потом рука Стервятника исчезла бесследно и вместе с нею
исчезло преступное желание Олимуса, исчезла жажда крови...
     Дождавшись, когда Пебаль скроется из виду, мальчик
выбрался из своего укрытия и побежал в сторону служб,
размещавшихся под южной стеной, которая в том месте
была и самой низкой. Здесь он воспользовался лестницей,
чтобы взобраться на крышу травохранилища (при этом он
вспомнил о Воросе и не смог удержаться от улыбки), а оттуда - на
внешнюю монастырскую стену, имевшую около двух шагов в ширину.
     Обвязав веревку вокруг столба, поддерживавшего навес,
Олимус сбросил вниз мешок с едой и кинжал, - клинок со звоном
ударился о камни. Потом стал спускаться в темноту на свой страх и
риск, даже не зная, достанет ли веревка до земли.
     Он завис на высоте второго этажа, упираясь ногами в
отвесную стену и держась за измочаленный конец веревки. Он долго не
решался прыгнуть в темноту - со сломанной ногой ему не удалось бы
уйти далеко. Он не знал, каким может быть наказание
за убийство монаха, но вообще не хотел быть наказанным...

                        *    *    *

     Никто не посвящал его в таинство Превращений. В отличие
от отпрысков благородных семейств, у него не было личного
учителя магии или старшего в роду - того, кто постепенно развил
бы в нем рискованные свойства, способные не только спасти в
безнадежной ситуации, но и существенно укорачивающие жизнь.
Церковь никогда не приветствовала Превращения, а о практике
в монастыре шуремитов не могло быть и речи.
     Поэтому Олимус некоторое время был беспомощен. Потом вдруг
почувствовал, как кто-то невидимый тянет его вниз. Темнота
под ним была слишком уж плотной. Излучение Люгера пронизывало
все вокруг. Какая-то птица жутко закричала из-за звезд, и
мальчик разжал руки.
     Ему отчаянно хотелось выжить. Сжавшись в ожидании удара о землю,
он падал, омываемый струями ночного воздуха. И вдруг развел руки в
стороны... Падение длилось не более секунды. Когда пустота в его
голове снова начала заполняться, он обнаружил, что мир изменился,
распавшись надвое.
     Вокруг рассеивался какой-то дым, и сквозь него проступали
искаженные линии стены, покосившееся небо, с которого исчезли
звезды, качающиеся деревья и выпуклая земля. Сотни интенсивных
запахов и звуков буквально раздирали на части его внимание...
     Повинуясь неведомому инстинкту, он изменил положение своего
тела раньше, чем успел осознать это, и все резко перевернулось
у него перед глазами.
     Черный котенок величиной с зайца мягко приземлился,
несмотря на опутавший его бесформенный кокон одежды. Олимус
припал к камням, прижав к голове остроконечные уши, и замер,
свыкаясь с самыми необычными ощущениями в своей короткой жизни.
     Он вспомнил мгновение, предшествовавшее превращению, -
мгновение, когда метаморфоза уже не зависела от его желания
и стала неизбежной. Таинство открылось ему под угрозой падения.
Его сознание было подготовлено к этому долгими бдениями наедине с
призраком, хотя Олимус и не понимал этого.
     Теперь он видел в темноте несравненно лучше, чем человек,
и стал гораздо подвижнее. Его гибкое кошачье тело оказалось
совершенным и чувствительным к легчайшим прикосновениям. Он
выпустил и спрятал свои острые когти, поиграл хвостом. Густая черная
шерсть согревала его, и он не почувствовал себя обнаженным даже тогда,
когда выпутался из одежды.
     И все же ему предстояло обратное превращение. Он хотел
завладеть оружием и иметь запас еды на несколько суток. В
монастыре он получил кое-какое представление о географии.
Он решил идти на запад, к берегу моря и большим незнакомым
городам. На самом деле его целью был Скел-Могд, но Олимус еще не
подозревал об этом. Тем не менее, прекрасно ориентируясь в теле
кошки, он выбрал направление и наметил ориентиры.
     Темного котенка, притаившегося среди камней, окутало
дымное облако. Густой дым столбом поднялся в небо, а на его
месте остался сидеть голый мальчик, поспешивший натянуть на
себя брошенную одежду.
     Превращение в человека удалось ему легко и уже не было таким
ошеломляющим. Олимус учился быстро. К тому, что за это удовольствие
придется заплатить годами жизни, он пока еще относился довольно
легкомысленно.
     Он подобрал свой клинок, мешок с провизией и без всякого
сожаления отправился прочь от монастырских стен. Ни разу не
оглянувшись, он вошел в лес, который даже днем был диким и
опасным местом.
     Черные кроны сомкнулись над ним, как грозовые облака.
Какой-то крупный зверь бродил в зарослях, потрескивая сухими
ветвями. Гулко закричала разбуженная лесная тварь... И все же чаща
пугала Олимуса гораздо меньше, чем жуткие и зыбкие ландшафты,
в которые уводил его во время сновидений неприкаянный дух
Стервятника Люгера.

                        *    *    *

     К исходу третьего дня отощавшего и смертельно измученного
мальчика подобрал небольшой отряд контрабандистов, высадившихся
на северном берегу моря Уртаб. Когда Олимус уснул в их лагере,
они осмотрели его одежду и клинок со следами засохшей крови.
Утром его не стали прогонять - при условии, что он не будет
задерживать продвижение отряда.
     Последующие трое суток Олимус не отставал от взрослых
мужчин и даже нес кое-какую поклажу. Никому не удалось
разговорить мальчика и узнать его историю. В конце концов
его приняли за одного из бесчисленных рыбацких детей,
оставшихся без семьи и крова.
     Он не жаловался и не задавал лишних вопросов. Странными казались
его недетская сдержанность и долгие ночные бдения у костра. Он и сам
не понимал, что именно открывалось ему в танцующих языках пламени.
Призрак отца не появлялся во время этих медитаций, зато Олимусу дважды
приходилось видеть пейзажи, среди которых отряд оказывался
лишь на следующий день.
     После того, как мальчик дал дельный совет предводителю
отряда относительно выбора дороги, тот начал присматриваться к нему
внимательнее и даже заподозрил в нем гарбийского шпиона. Подозрение
было нелепым, однако стоимость товара, по мнению контрабандистов,
намного превышала ценность человеческой жизни.
     Олимус почуял неладное задолго до того, как спутники
решили избавиться от него. На привале он проснулся от
охватившего его чувства сильнейшей тревоги. Он не пошевелился,
приоткрыл глаза и посмотрел на спящих и застывшего в отдалении
часового. Внутренние часы отмеряли время, оставшееся до того
момента, когда мальчика могли удавить, как щенка...
     Кто-то позвал его из леса, обступившего место стоянки. Зов был
беззвучным и похожим на притяжение призрака из стены. Олимус
безраздельно доверял ему. Он бесшумно перекатился на живот,
схватил свой клинок, с которым старался не расставаться,
ближайший мешок с товаром и стал отползать в темноту.
     Вскоре костер превратился в едва приметный огонек, мерцавший
между частоколом стволов. Теперь беглец знал дорогу не хуже
контрабандистов, потому что держал уши открытыми. До
гарбийской столицы Эльмарзора оставалось не более суток
пути. Он еще не представлял себе, что спрятано в мешке и что
сделает с товаром, но это мало беспокоило его.
     Олимус уверенно двигался в темноте, прислушиваясь к звукам
леса. Ему даже показалось, что он расслышал проклятия, которыми
разразился вожак контрабандистов, обнаружив исчезновение мальчишки.
На его лице появилась мстительная улыбка. Мешок, который он нес за
плечами, был его первым в жизни трофеем.

                         ЧАСТЬ ВТОРАЯ
                        СЛУГА ПРИЗРАКА

                         Глава пятая
                          РАЗБОЙНИК
     Пятнадцатилетняя дочь герцога Левиура Регина возвращалась
из столицы в фамильный замок. Карета с гербами, запряженная
лучшей четверкой из герцогских конюшен, летела по восточному
тракту, оставляя за собой длинный шлейф пыли. Ее сопровождал
отряд охраны из двадцати всадников.
     В карете, кроме Регины, находились ее служанка и старый
шут герцога Дилгус, к которому девушка привыкла с раннего
детства и которого считала своей игрушкой. Дилгус давно утратил
былую подвижность и остроумие, баловался черной магией, слыл неплохим
бойцом на мечах и относился к жизни с той долей цинизма, которая, по
мнению Левиура, могла быть полезной его дочери.
     Регина смотрела в окошко кареты на проплывавшие мимо
холмы, поросшие редким лесом. Ее красивое надменное лицо
сейчас было хмурым и недовольным. Ей предстояло провести скучный сезон
в замке, и это не вызывало ничего, кроме радражения. Ни развлечений,
ни кавалеров, ни даже общества пресыщенных подруг... Регина
протестовала против внезапного решения отца удалить ее из
столицы, однако герцог был непреклонен.
     Она была развита не по годам и хорошо понимала, что
случилось нечто из ряда вон выходящее. Левиур стал злым и
раздражительным, часто совещался со своими приближенными, а
охрана вокруг дворца в Скел-Могде была удвоена. Когда он решил
отправить дочь в замок, ей стало ясно, что угроза
непосредственно касается и ее. Но кто мог угрожать одной из
знатнейших особ королевства в самой столице?!.. Герцогиня
осталась в городе, но она уже давно жила своей собственной жизнью.
     Регина терялась в догадках, а проклятый клоун Дилгус ничем
не хотел помочь ей. Она злилась на шута, тот отвечал в своей
обычной нагловатой манере, но замолкал, как рыба, едва разговор
касался их постыдного бегства.

                        *    *    *

     Карета в окружении всадников въехала в прибрежный лес.
Дорога сузилась, и охранники вытянулись в длинную цепь - впереди
и позади экипажа. Предстояло преодолеть самый дикий участок
пути до замка, представлявшего собой неприступную трехвековую
крепость на морском берегу.
     Когда Регина услышала оглушительный разбойничий свист и
крики своих людей, она не поверила своим ушам. Напасть на
карету герцога в двух часах езды от столицы было неслыханной
дерзостью. Она испытала не страх, а скорее любопытство. Самое
худшее еще не укладывалось в ее голове. Дилгус же с мрачным видом
забился в свой угол, и Регине показалось, что он ожидал чего-то
подобного.
     А снаружи началась нешуточная схватка. Количество нападавших,
по-видимому, намного превышало количество людей герцога; к
тому же лесные бандиты использовали арбалеты и луки, на
расстоянии выводя из строя большую часть охранников. Еще
несколько человек были зарезаны при попытке защитить экипаж,
взяв его в кольцо. Тогда кучер погнал лошадей, и карета дважды
опасно накренилась, переезжая через трупы.
     Несколько уцелевших солдат устремились за нею. Но их быстро
настигала плотная группа бандитов на свежих лошадях. Стрела,
пущенная из засады, пробила голову кучера, и он сполз вниз,
запутавшись в постромках. Никем не подгоняемая четверка
проскакала еще немного, пока один из бандитов, вылетев ей наперерез
с лесной тропы, не подхватил вожжи и не остановил упряжку.
     К этому времени крики умирающих и лязг металла уже произвели
на Регину должное впечатление. Приключение перестало казаться
щекочущим нервы развлечением. Она крепко обняла смертельно
побледневшую служанку и начала молиться под язвительным взглядом
шута Дилгуса.
     Дверца распахнулась, и Регина увидела грубое крестьянское
лицо с всклокоченной рыжей бородой. Детина, вооруженный
широким кинжалом, схватил шута за одежду и без церемоний
выдернул из кареты. С дочерью герцога поступили еще хуже.
Сильная рука вцепилась в ее волосы и потянула наружу, пригибая
голову к земле. Крича от боли и унижения, Регина пыталась
царапаться и отбиваться, но ее быстро успокоили увесистой
пощечиной, а потом накинули на голову мешок, туго затянув
петлю вокруг шеи.
     Она услышала сдавленный плач служанки, стук своих
драгоценностей, пересыпающихся в найденной бандитами
шкатулке, приглушенные голоса мужчин, делающих привычную работу.
Потом кто-то сорвал изумрудное колье с ее груди и снял с
пальцев кольца и перстни.
     И все же нападавшие вели себя не совсем обычно для
грабителей. Они не отпустили пленников, но и не стали убивать
их. Вместо этого кто-то легко забросил Регину на спину
лошади, и она оказалась в обьятиях весьма дурно пахнувшего
мужчины. После этого ее, полуживую от страха и тревоги,
повезли в неизвестном направлении. Она прислушивалась к
звукам, доносившимся сквозь плотную ткань мешка, и гадала - когда
доблестные солдаты герцога освободят ее?..
     Бандиты двигались не спеша, громко обсуждая перепетии
схватки и женские достоинства пленницы. Лошади дважды
пересекли водные преграды, преодолели крутой подъем, а потом долго
пробирались сквозь густые заросли. Наконец, раздались приветственные
возгласы. Регину опустили на землю и сняли с ее головы мешок.
     Она увидела лагерь, разбитый в глухом уголке леса. К ее
радости, Дилгуса и служанку разбойники тоже привезли сюда.
У шута были связаны руки, а на лице имелось несколько
свежих кровоподтеков.
     Тревога Регины сменилась гневом. О, она знала, какого наказания
потребует для бандитов! Они еще будут ползать в ее ногах, умоляя о
пощаде, но она вряд ли смягчится. Несмотря на молодость, дочь герцога
хорошо усвоила, что власть подразумевает жестокость и безжалостность по
отношению к врагам. Сейчас она была унижена и бессильна, но в будущем
весы могли качнуться в другую сторону.
     Таким образом, ей нельзя было отказать в мужестве... Впрочем, она
оказалась слишком самонадеянной. Ближайшей ночью ей предстояло гораздо
более страшное испытание.

                        *    *    *

     До Регины доходили слухи о бандитах, появившихся в
белфурских лесах, и в частности, об их знаменитом вожаке по кличке
Болотный Кот, однако она, подобно большинству столичных
аристократов, не придавала этому особого значения. За стенами
Скел-Могда угроза казалась отдаленной и смехотворной.
     Король несколько раз посылал войска, которым удавалось уничтожить
значительное количество бандитов, но их предводители всегда
избегали облавы. Допросы пленных и попытки использовать
шпионов также ничего не дали: банды часто и непредсказуемым
образом меняли места стоянок, а шпионы просто не возвращались.
Иногда королевские солдаты находили их изуродованные тела.
     Постепенно в окружении короля утвердилось мнение, что
бандитами руководит не совсем обычный человек. Его действия
были слишком изощренными, а способность ускользать от
преследования - почти сверхъестественной. До сих пор он
ограничивался грабежом купцов, неосторожных представителей
знати и плохо охраняемых караванов, причем поступал одинаково
жестоко как с гарбийскими, так и с валидийскими поддаными, и
даже с редкими гостями из Земмура.
     Его успехи приводили к увеличению численности бандитов, однако
Регине и в голову не могло прийти, что их окажется так много. Она
насчитала больше двадцати шалашей, стоявших между деревьями, и
несколько десятков хорошо вооруженных людей. Лесное братство
было весьма разношерстным - от бывших нищих Эльмарзора до
разорившихся адольских купцов.
     Всех троих пленников привязали к толстому дереву, росшему
в центре лагеря. После этого разбойники занялись своими делами.
Иногда Регина ловила на себе голодные мужские взгляды, но
никто не посмел зайти дальше этого. У нее сложилось
впечатление, что в банде поддерживается железная дисциплина.
Никто не ссорился из-за добычи и не предъявлял своих прав на
женщин. Но это только усилило ее тревогу. Значит, она оказалась
во власти действительно опасного человека.
     До вечера ей не давали ни пить, ни есть. Ноги болели
так, что она почти висла на веревках. Когда запылали первые
костры, какой-то человек со следами кожной болезни на лице
принес Регине миску похлебки и грубо влил ей в глотку густую
обжигающую жидкость. Слезы выступили у нее на глазах, но она
не перестала испытывать голод.
     Когда стемнело, ей стало казаться, что она попала в племя
сказочных каннибалов. Где-то звенели клинки, хрипели лошади,
потрескивали горящие дрова... Она ощущала себя жертвой,
подготовленной для зловещего ритуала. Тихие всхлипывания
служанки раздражали ее. Проклятый Дилгус помалкивал, если
вообще был в сознании.
     - Эй! Шут! - позвала она, пытаясь повернуть голову
так, чтобы увидеть его.
     - Ты вспомнила о Дилгусе? - ответил язвительный
старческий голос. - А Дилгус уже стал деревом!
     - Хватит дурака валять! - оборвала его Регина. - Думай лучше,
как выбраться отсюда.
     - Пусть теперь об этом думает твой дурак-папаша. Или
твоя шлюха-мамаша. Или думай сама, пустая голова!
     Регина зашипела от злости.
     - Когда-нибудь прикажу выпустить тебе кишки и с
удовольствием посмотрю на них!
     - Я и сам их никогда не видел. Посмотрим вместе, если
доживем до утра. В чем я сильно сомневаюсь. Будь покладистой
девочкой и спасешь бедного старого дурака.
     В тот вечер шут действительно перегнул палку. Регину вдруг
охватило такое отчаяние, словно она провалилась в ад. Она была
согласна на что угодно, лишь бы прекратилась эта пытка неподвижностью
и ожиданием, полным неопределенного страха и ужасных предчувствий.
     Как будто угадав ее мысли, из темноты появился все тот
же человек с обезображенным лицом и освободил ее. Она сделала
два нетвердых шага онемевшими ногами и пошатнулась. Он
подхватил ее своими бледно-желтыми, изъеденными язвами руками, и она
невольно содрогнулась от омерзения.
     Человек заметил это и криво усмехнулся. При этом выражение его
водянистых глаз совершенно не изменилось. Регина не обманывала себя - то
были глаза патологического убийцы.
     По приказу этого урода Дилгуса и служанку отвели в сторону,
а сам он повел Регину к одному из шалашей, стоявшему в
отдалении от остальных. Здесь было тихо и почти совсем темно.
Человек с язвами раздвинул куски ткани, которыми был завешен
вход и втолкнул девушку в шалаш.
     После этого воля Регины была подчинена сильнейшему внешнему
воздействию. В сочетании с ее извращенным любопытством это должно
было иметь печальные последствия. Она увидела...  Если бы она и
захотела не смотреть, то все равно не могла бы отвернуться и убежать.
                        Глава шестая
                         НАСИЛЬНИК
     Внутри шалаша мерцало кольцо из свечей, горевших ровным
голубым пламенем. В центре кольца лежало зеркало, обращенное
отражающей поверхностью кверху, а возле него неподвижно сидели
двое: смуглый человек с длинными темными волосами и существо
из кошмара.
     Когда Регина немного пришла в себя, она поняла,
что существо похоже на огромного лебедя, покрытого стальными
черными перьями. Узкие, совсем не птичьи глаза без зрачков
испускали ядовитое желтое сияние. У твари был красный клюв, крылья,
неловко распростертые на земле, и покрытое частицами инея тело.
     Регина оторвалась от гипнотизирующих глаз лебедя, перевела
взгляд на человека и поразилась его молодости. Он был совсем
юным, на год или два старше ее; гладкое безбородое лицо можно
было бы назвать красивым, если бы не лежавший на нем отпечаток
какой-то угнетающей маниакальной страсти. В длинные волосы юноши,
достигавшие бедер, были вплетены полоски сброшенной змеиной кожи...
     Регина слышала легенды о старых магах, возвращавших себе
юность, но этот человек не выглядел замаскировавшимся стариком.
Его тело было изящным и гибким, пальцы - тонкими и не
испорченными грубой работой, голос, который она услышала
позже, - тихим и глубоким. В лебеде было что-то непередаваемо
страшное, в юноше - что-то непоправимо порочное. Собравшись
вместе, они производили сильное впечатление...
     Минуту или больше девушка стояла, словно пораженная громом, а
странная пара предавалась безмолвному созерцанию темного зеркала.
     - Подойди, - вдруг тихо приказал юноша, и у нее не осталось
сомнений в том, что он и есть тот, кого называли Болотным Котом.
     Она сделала шаг, другой, пересекла границу светящегося
кольца - и еле устояла на ногах. Зеркало приковало к себе ее
взгляд.
     Она увидела в нем еще одного человека, которого не
было в шалаше. Увидела темные провалы вместо глаз и длинные пепельные
волосы. И руки, тасующие колоду карт с кроваво-красными рубашками,
окаймленными черным. И брезгливо искривленные чувственные губы...
     Человек по ту сторону зеркала стал выбрасывать карты, и они
выступали над гладкой поверхностью, словно всплывали из мерцающей
глубины.
     В кругу белфурской знати гадание давно превратилось в развлечение.
Здесь же к этому, похоже, относились весьма серьезно. Голова
лебедя начала покачиваться на длинной шее в такт неслышной
музыке. Юноша еще ниже склонился над зеркалом.
     Регине тоже пришлось отнестись к оракулу серьезно, когда она
увидела карту Императора, выпавшую в обратной позиции. Она не сразу
поняла, что у мужчины на карте было лицо ее отца, превратившееся в
трагическую маску.
     Болотный Кот удовлетворенно улыбнулся и накрыл карту
ладонью. Когда он убрал руку, Император уже отвернулся, и
Регина увидела его затылок и спину. Вожак бандитов стал переворачивать
другие карты сложной фигуры оракула. Лебедь помогал ему клювом...
     Регина знала о способах гадания очень мало, а данная
фигура оракула вообще была ей неизвестна. Кроме того, она
преувеличивала свою роль, - представление предназначалось не
для нее. Дочь герцога была всего лишь еще одной картой в
колоде, которой распоряжались седоволосый колдун и двое его
слуг. Все, что она видела, проходило перед нею, точно сновидение.
Большую часть происходящего она вообще не запомнила...
     Карта Смерти в окружении Тройки Мечей, Надежды и
перевернутой Луны. Перемены при странных обстоятельствах...
Бессмысленность усилий... Кровь... Ненужные жертвы...
     Семерка пантаклей в позиции близкого будущего.
Проникновение тонкого в плотное... Наведение порчи... Усиление
чужого влияния...
     Дьявол под Шестеркой Чаш. Соседство перевернутой Силы.
Сладострастие...
     Слишком много карт... Путаются мысли... Как отличить
реальность от видения?.. Регина перестала искать подсказки
оракула. Все равно она ошибалась...
     Последней выпала карта Влюбленных. Обнаженные любовники
медленно двигались, подчиняясь ритму соития. Их лица были
закрыты длинными волосами. Вдруг Регина узнала в женщине
себя, свое тело, свои волосы, свои руки...
     Лебедь дико закричал, вытянув шею, и забил крыльями,
обдавая ее потоками сырого холодного воздуха. Юноша снова
мрачно улыбался, глядя на нее. В его взгляде она прочла жалость,
и это оскорбило ее, как пощечина.
     Изображения на картах становились зыбкими и темными. Сами карты
возвращались в глубину, из которой появились, - прямо в руки
существа, находившегося по ту сторону зеркала. Седоволосый призрак
собрал их в колоду, тотчас же превратившуюся в сгусток темноты.
     Атмосфера в шалаше стала удушливой. Регина содрогнулась,
вступая в полосу неотвратимого. Юноша и лебедь были частью
нездешнего колдовства. Ее ноги оказались скованы льдом, и она не могла
двинуться с места...
     Юный маньяк склонился над потемневшим зеркалом и приблизил
к нему свое лицо. Навстречу ему всплывало лицо седоволосого.
Их губы соприкоснулись в долгом поцелуе, в котором не было
ничего сексуального. Только знак глубочайшей мистической близости,
возможной между отцом и сыном или между хозяином и рабом...
     После того, как Болотный Кот выпрямился, на потемневшей
поверхности зеркала не осталось ни капли влаги.

                        *    *    *

     Олимус смотрел на стоявшую перед ним насмерть перепуганную
женщину. Она была красива, но, пожалуй, слишком молода, чтобы
вызвать у него желание. Он предпочитал заниматься любовью с
опытными и развратными пленницами из аристократок, страх
которых только обострял чувства. Однако сейчас дело было не в
его желаниях. В любой момент он мог стать страстным и
неутомимым любовником. Достаточно было призвать на помощь
своего потустороннего союзника...
     Сегодня ему представился особенный случай. На самом деле
этот "случай" был подготовлен всей его семнадцатилетней
жизнью, но Олимус давно не воспринимал разницу между
собственными намерениями и предопределением. Наконец-то он
добрался до Левиура, до самых герцогских печенок, омытых
голубой кровью, до того уголка его сердца, куда можно впрыснуть
смертельный яд. Хороший выдался день! И хорошая будет ночь!..
     Вот и призрак пришел к нему этой ночью. Его указания
были совершенно недвусмысленными, и Олимус знал, что не обманет
ожиданий того, кому был обязан всем - своей жизнью, своей
неуязвимостью, своим исключительным положением среди бандитов,
своим жутким даром... Молодые чресла, полные похоти, совершат
то, чего уже не может сделать черная бездомная душа. Он знал
и другое: как всегда, в приказании Стервятника был подвох - совершая
зло, Олимус еще глубже увязал в трясине зависимости. Но то была
зависимость приятная, как разделенный с кем-то грех...

                        *    *    *

     Он поднялся на ноги и обошел вокруг дочери герцога. Остановился
позади нее и положил руки ей на плечи. Она вздрогнула, как будто он
прикоснулся к ней чем-то мокрым и холодным. Однако не посмела повернуть
голову. Танец лебедя заворожил ее.
     Два желтых глаза пылали, словно далекие луны, скользящие в темноте.
Иней осыпался с крыльев золотой пылью, алый клюв стал мягким и
упругим, как человеческие губы... Другие губы прикоснулись к ее шее, и
обжигающее жало языка медленно заструилось по руслу ее позвоночника...
     Страх Регины стал каким-то отвлеченным, словно все это
происходило не с нею. Она ощутила лихорадочный жар. Чьи-то
быстрые пальцы расстегнули ее платье и расшнуровали корсет...
Обнажилась ее почти сформировавшаяся грудь, и девушка с
облегчением погрузилась в пронизанное летящими кристаллами
льда пространство, в котором вырастал лебедь, поднимаясь на
темнокожих мужских ногах...
     Жалящий язык уже достиг основания позвоночного столба и
опускался ниже и ниже... Вскоре она почувствовала, что
истекает влагой. Вожделение оказалось настолько сильным, что
она застонала и судорожно выпрямилась, но ее ноги по-прежнему
были скованы льдом.
     Платье упало вниз. Она была полностью обнажена, и невидимые руки
ласкали ее вместе с лебединым клювом. Лоснящаяся длинная шея извивалась
где-то между ее ног, потом она поняла, что это уже не шея. Она
потянулась ртом к этому скользкому жадному органу... Тут кто-то
подтолкнул ее сзади, и она упала на живот. Под нею оказалась
раздавленная лебединая плоть - наполовину мужская, наполовину
птичья - холодная, как зимняя могила, и все же непереносимо влекущая...
     Длинноволосый юноша лег на нее. Она ощутила тяжесть и тепло его
тела; волосы упали сверху, окружив ее голову коконом струящегося черного
дождя. Потом он вошел в нее сзади, и вместе с болью мгновенно исчезло
наваждение.
     Она лежала на мокрых листьях, смешанных с грязью. Еще
больше грязи было внутри. Что-то яростно терзало ее
внутренности. Она закричала и вцепилась в волосы Олимуса.
Несмотря на боль, тот молча зажал ей рукой нос и рот, пока
она не ослабила хватку. После этого он вывернул ее голову
и дважды жестоко ударил. Кровь потекла из разбитого носа и губ...
     Олимус приподнялся на руках и продолжал насиловать
ее, уже почти потерявшую сознание. Иногда она приходила в
себя и снова начинала вырываться, визжа, как кошка, но, похоже,
это еще больше возбуждало его. Несмотря на худобу, он
оказался намного сильнее девушки. Ее кожа была иссечена его
ногтями, бедра залиты кровью и еще чем-то липким, грязь
облепила лицо и набивалась в рот...
     Никогда ей не снился столь жуткий кошмар. Она переносила
унижение такое глубокое, что после него было возможно либо
самоубийство, либо... любовь. Регина и не подозревала, что
так извращена. Болотный Кот лишил ее не только девственности,
но и надежды.

                        *    *    *

     Где-то очень далеко и вместе с тем очень близко от лесного лагеря,
в убежище, замороженном холодом бессмертия, Стервятник Люгер готов был
завыть от радости. Но у него не было легких и не было рта.
     Сопляк все-таки сделал ЭТО. Его избранник, его
воспитанник, его плотская половина, орудие его мести... Он
обесчестил дочь Левиура, не подозревая, что та является его
сестрой. Таким образом, он повторил в какой-то мере ошибку
самого Люгера, причинявшую тому такое страдание. Только Олимус
совершил нечто худшее...
     Стервятник испытывал наслаждение, втягивая юнца в черную
трясину насилия и зла. Когда-нибудь Люгер откроет ему истину
и будет единственным, кто поможет человечку справиться с этим...
     Но сейчас его темный замысел только начинал воплощаться. Глан
должен быть доволен. Для мертвого Магистра Лиги, как и для
бывшего валидийского дворянина, время ожидания уже не имело значения.
     Семнадцать лет пролетели, как одно мгновение. Семнадцать
призрачных лет... Где-то в непоправимом прошлом остались Сегейла, Венга,
Гагиус, Морт... Теперь Стервятник сам управлял человеческой судьбой, и
нити его колдовства протянулись в непоправимое будущее.
                        Глава седьмая
                        УЧАСТЬ ГЕРЦОГА
     Сайр Левиур был вне себя. Его тяжко оскорбили, унизили,
обвели вокруг пальца, как младенца. Он потерял двадцать лучших
людей - и тем не менее, лесное отребье похитило его дочь. Его
дочь!.. От этой мысли хотелось задушить кого-нибудь голыми
руками. Например, старого дурака Дилгуса, которого бандиты
выбрали в качестве своего посланца. Причем сделали это, проявив
своеобразное чувство юмора.
     Шута и служанку Регины обнаружили рано утром прямо перед
воротами герцогской резиденции в Скел-Могде. Оба были
совершенно голыми, связанными вместе лицом друг к другу и с
заткнутыми кляпами ртами. Левиур усматривал в этом личное
оскорбление. Но сильнейшая тревога о Регине заглушала все
остальные чувства, даже чувство оскорбленного достоинства.
По этой же причине Сайр не мог сосредоточиться и спокойно все
обдумать хотя бы в течение часа.
     Требование бандитов, которое изложил шут, было простым и
недвусмысленым: Левиур приезжает в указанное место один, без
охраны и солдат; в противном случае его дочь будет немедленно
убита. Она также будет убита, если герцог попытается
предпринять карательную экспедицию против банды с целью
освободить свою дочь. Кроме того, у герцога почти не оставалось
времени на раздумье: встреча была назначена на ближайшую ночь.
     ...Дилгус стоял перед ним, потупив глаза. Утром Левиур
все же не сдержался и ткнул кулаком ему в зубы. Теперь
он жалел об этом и вспоминал, что шут предупреждал его кое о
чем. Тогда, перед отъездом Регины, Сайр отмахнулся от него, ибо
с презрением относился к магическим опытам свихнувшегося старика.
     Кровь сочилась из разбитых губ и десен Дилгуса, - герцог бил по
незажившей ране. Потом он все же пришел в себя и протянул шуту свой
надушенный батистовый платок. Дилгус знал, чего стоило Левиуру такое
великодушие. Тот был жестоким человеком, презиравшим слабость и
сентиментальные чувства. Любовь к дочери была, возможно, его
единственным уязвимым местом, и кто-то с удивительной точностью ударил
в это самое место. Но Дилгус не знал, кто именно нанес этот удар. Он так
и не увидел Болотного Кота...
     Теперь шут стоял и выслушивал последние инструкции хозяина.
Никому ничего не говорить, даже герцогине (Дилгус понимал, что
престиж при дворе - слишком дорогая штука, чтобы давать врагам
повод подорвать его). Ничего не предпринимать в течение суток.
Если Левиур через сутки не вернется с дочерью, доложить об этом королю.
     Сам же герцог собирался до вечера побывать на аудиенции у
Его Величества. Он знал, как повлиять на решения туповатого
короля, и был уверен, что тот предоставит в его распоряжение всю военную
мощь Белфура. Только вряд ли это поможет спасти жизнь Регины...
     Левиур долго и тщательно одевался для предстоящего визита
во дворец и поездки в неизвестность. Следующий день неизбежно
окажется днем его смерти или его триумфа. И в том, и в другом
случае герцог не мог позволить себе выглядеть плохо.

                        *    *    *

     Вечером Дилгус, закутанный в серый неброский плащ,
поджидал Левиура возле восточных ворот Скел-Могда. Герцог
проехал мимо него верхом на вороном коне, низко надвинув
на глаза широкополую шляпу, но шут узнал бы хозяина и в
монашеской рясе. Дилгус на старой смышленой лошаденке
последовал за ним, держась на приличном расстоянии.
     Они оказались на оживленном северо-восточном тракте,
ведущем в Гарбию. Кареты, караванные повозки и верховые часто
сновали в обоих направлениях. Недавно прошедший дождь прибил пыль,
и Дилгус хорошо видел Левиура, скакавшего в трехстах шагах впереди.
     Через полчаса тот свернул на боковую дорогу, ведущую
к побережью. Здесь всадники и экипажи встречались гораздо реже;
шут отстал, опасаясь, что Левиур заметит его. Теперь герцог
и его конь превратились в черное пятнышко, скользившее между
зелеными стенами леса.
     Улучив момент, когда никого не было видно ни впереди, ни
сзади, Дилгус спешился и отправил лошадь обратно. Сойдя с
обочины дороги, он углубился в лес, нашел дуплистое дерево,
разделся и спрятал в дупле свою одежду. Потом с отвращением
осмотрел свое одряхлевшее тело. Очередное превращение будет
для него одним из последних, - старый шут прекрасно понимал это.
     Когда-то он совершил немало глупостей ради сильных мира
сего; сегодня предстояло совершить еще одну. Он был рожден
шутом, не роптал по этому поводу и никогда не претендовал на
большее. Даже тогда, когда предок Сайра Левиура посадил его,
трехлетнего мальчишку, в специальную клетку, в которой он
превратился в горбуна. Слишком тяжело было вспоминать об
этом. Еще тяжелее простить...
     Дилгус сосредоточился и закричал, окутываясь жирным
коричневым дымом. С возрастом превращения давались ему все
труднее... Крик перешел в хрип, сменившийся жалобным визгом.
Спустя несколько секунд на земле стоял уродливый старый пес
с искривленным позвоночником и облезлой грязно-рыжей шерстью.
     Пес встряхнулся, повертел головой, выскочил на дорогу и побежал
на восток, принюхиваясь к свежим лошадиным следам.

                        *    *    *

     Стемнело, и Левиур с трудом находил указанные бандитами
ориентиры. Потом взошедшая Луна облегчила его задачу. Герцога не
покидало ощущение, что за ним следят, но так и должно было
быть. Очевидно, бандиты хотели убедиться в том, что он точно выполнил
их условия.
     Левиур был смелым, но не безрассудным человеком.
Поэтому он испытывал страх, и прежде всего - за свою дочь.
На его поясе висели меч и кинжал; герцог надеялся, что в
самом крайнем случае, если его девочки уже не будет в живых,
он успеет перерезать глотку хотя бы одному мерзавцу. Хорошо,
если под руку подвернется сам Болотный Кот...
     Подобные мысли снова привели Левиура в бешенство. Он,
закулисный властелин Белфура, в одиночку едет договариваться
с грязным бандитом!.. Сайр придержал коня, услышав сзади
какие-то звуки. Но как только он остановился, звуки затихли.
     - Скоты! - процедил герцог сквозь зубы и двинулся дальше.
     Рыжий пес, затаившийся в кустах, побежал следом за ним, стараясь
больше не шуметь. Он чуял запахи чужих и знал, когда именно хозяин
проехал мимо разбойничих патрулей. Вслед за Левиуром пес забрался в
один из самых дремучих уголков леса и не был уверен в том, что человек
сможет найти обратную дорогу.
     Бандиты оказались гораздо наглее, чем предполагал герцог.
Когда сверху на него упала сеть и выскочившие из-за деревьев
люди стащили его, беспомощного, с седла, ему оставалось лишь
ругаться и угрожать им пыточной камерой столичной тюрьмы.
     Потом его обезоружили, связали сетью, заткнули грязной
тряпкой рот и перебросили через лошадиную спину. После этого
он видел только мелькающие ноги и дрожащие ветви кустов,
некоторые из которых оставили болезненные отметины на его лице.
Кровь приливала к голове, и Левиур едва не потерял сознание.
     Утешало только то, что его не убили сразу. Значит, переговоры
все-таки состоятся. Он верил в свой дипломатический дар и свои
аргументы. Позже, возможно, наступит момент, когда придется обнажить
меч, но пока лучше было об этом не думать... Ради дочери.
     ...Одурев от долгой скачки с опущенной головой, он пришел в себя
посреди бандитского лагеря, озаренного пламенем костров и светом
ущербной луны. Как и Регину, его неприятно удивила численность
бандитов. Это была небольшая армия, образовавшаяся под носом у знати,
страдавшей разжижением мозгов. К категории тупоумных Левиур сейчас
относил и себя. Однако ночь сюрпризов только начиналась.
     Его поставили на ноги, и им занялся омерзительный тип со
шрамами и язвами на лице. Он так гнусно улыбался, что герцог
стал вспоминать, не отправлял ли он когда-нибудь на пытку
подобного субьекта. Все еще опутанный сетью, Сайр Левиур мог
передвигаться только небольшими шажками. Это было очень
неудобно, а со стороны еще и выглядело довольно смешно. Претерпевая
муки унижения, герцог молча шел за своим провожатым.
     Тот привел его на окраину лагеря, к уединенному шалашу.
Возле шалаша стоял какой-то длинноволосый юнец, на которого
Сайр вначале не обратил внимания, приняв за слугу вожака. Но
юноша остановил его, вцепившись узкой клешней Левиуру в подбородок.
     - Завтра мы едем с тобой в Земмур, - сказал он, и
ошеломленный герцог был вынужден посмотреть в его глаза - глаза
человека, у которого демоны Гангары похитили душу...
     В эту самую секунду Сайр понял, что пощады не будет. Теперь он
желал лишь одного: увидеть живой свою дочь. Молодой дьявол, похоже,
угадывал его мысли. Герцог все же попытался оттянуть страшное мгновение.
     - Что мне делать в Земмуре? - спросил он, пытаясь сохранить
достоинство, насколько это было возможно в его положении.
     - Ты ничего не будешь делать, - улыбнулся юноша. - Но, возможно,
что-нибудь сделают с тобой. Ты так долго распоряжался чужими жизнями, что
провидению было угодно, наконец, распорядиться и твоей. Это справедливо,
не так ли?
     Герцог подумал, что не ошибался, когда утверждал, что вожак
бандитов - вовсе не какой-нибудь безграмотный каторжник. Еще
он подумал, что поездка в Земмур, по-видимому, неизбежна. А вот
о том, что за это время произойдет в Белфуре, лучше было не думать.
     - Где моя дочь?
     - Ты ее скоро увидишь.
     Болотный Кот вошел в шалаш. Минуту спустя герцог услышал женский
голос, от которого у него заледенели внутренности. Это был голос
Регины. Левиур рванулся вперед, головой раздвигая тряпки, занавешивавшие
вход; обезображенный кожной болезью человек не препятствовал ему в этом.
     Когда герцог увидел то, что происходило внутри шалаша,
ему показалось, что небо обрушилось ему на голову.
     Его дочь, одетая, как дешевая проститутка, удовлетворяла
голого длинноволосого юнца на мягком ложе из свежих листьев.
Самое чудовищное заключалось в том, что ей, судя по всему, это нравилось.
Левиур почувствовал, что задыхается... Из его горла вырвался
нечленораздельный крик.
     Регина повернула голову и улыбнулась, облизывая влажные губы
кончиком языка. Пальцы Болотного Кота ласкали ее грудь. На
лице девушки были видны царапины и кровоподтеки...
     Этот кошмар не мог быть реальностью!.. Несмотря на потрясение, в
голове Левиура мелькнула мысль о том, что ему показывают шлюху,
загримированную под его дочь, или же Регину опоили какой-то гадостью,
или же он сам стал жертвой наваждения...
     Регина поднялась с ложа, бесстыдно потянулась и медленно подошла к
отцу. Ее теплые нежные пальцы коснулись его груди, и глаза Левиура едва
не вылезли из орбит.
     - Ты должен отдохнуть, - промурлыкала его дочь. - Завтра мы
отправляемся в путь.
     Болотный Кот захохотал, распластавшись на черных листьях.
В ту же секунду чьи-то сильные пальцы схватили Сайра за горло
и вытащили наружу. Герцог был слишком разбит, чтобы сопротивляться.

                        *    *    *

     Старый рыжий пес, подкравшийся к шалашу, еще долго лежал,
не шевелясь. По его морде катились крупные мутные слезы. Он
прислушивался к сладострастным стонам любовников и грязным
словечкам, которыми они поощряли друг друга... Дилгус пытался понять,
какая магия была заключена в непреодолимом развращающем влиянии вожака
лесных бандитов.
                        Глава восьмая
                  ОЛИМУС И СЛЕПОЙ СТРАННИК
     Экспедиция, возглавляемая Олимусом и замаскированная
под небольшой торговый караван, пересекла границу Белфура и
Гарбии. Здесь вожак отделился и верхом отправился на север,
уговорившись о встрече с основной группой ровно через две
недели на южном берегу озера Караскус. Никто не знал, зачем
Болотному Коту понадобилось перед походом на восток посетить
Валидию, да он и сам смутно представлял себе это. Призрак послал
его за каким-то магическим предметом, и Олимус не посмел ослушаться.
     Оставляя банду, он ни о чем не жалел. Наступила новая
пора его жизни, и это волновало его, как свежий весенний
ветер. А урод Нойтас будет хорошим вожаком. Почти таким же
хорошим, как Болотный Кот. Не менее жестоким, не менее изворотливым.
     Однако Олимус не сомневался в том, что рано или поздно банда будет
уничтожена, а Нойтаса подвергнут пытке и четвертуют на Дворцовой площади
Скел-Могда. Ведь он не имел союзника из сумеречного мира, существа,
которому известно прошлое и будущее, проводника в безвыходном лабиринте
зла...
     Перед походом Олимус отобрал два десятка лучших людей,
не посвящая их в истинные цели путешествия. Он пообещал им
щедрую награду, и в сочетании с мистическим ореолом, окружавшим
его имя, этого оказалось достаточно.
     В одной из повозок бандиты везли переодетого, выбритого и связанного
герцога Левиура, в другой - его дочь и еще нескольких женщин для
развлечений. Однако Регина принадлежала исключительно Болотному
Коту, и все об этом знали. Страх перед ним был так велик, что
даже в его отсутствие никто не пытался овладеть ею.
     Оказавшись в одиночестве, Олимус вообще не вспоминал о
пленниках. Они были для него всего лишь материалом, который
предстояло использовать. Нечто гораздо более важное ожидало
его впереди, в лесах под Элизенваром. Еще никогда он не
забирался так далеко на север и не предполагал, что ему предстоит
посетить родину Стервятника, которого он считал своим отцом.

                        *    *    *

     Теперь, спустя четверть века после пожара, только поросль
молодых деревьев указывала на то, что когда-то здесь была
дорога. Конь Олимуса продирался сквозь заросли, направляемый
всадником, которого, в свою очередь, направляла нечеловеческая сила.
Развалины родового дома Люгеров неожиданно показались из-за деревьев.
     Несмотря на то, что стоял солнечный день, тут, похоже,
царили вечные сумерки. Сквозь пепел и уголья буйно проросла
трава; пробившись сквозь растрескавшиеся плиты, она поглотила
ступени. Остатки почерневших стен были обвиты плющом; из пустых
глазниц окон тянулись вверх молодые побеги кустарника. Заброшенное
и ничем не примечательное место...
     Олимус объехал дом, удивляясь настойчивости подгонявшего
его духа. В бывшем парке он наткнулся на статуи, превратившиеся
в иссеченных непогодой каменных идолов, увидел несколько черепов и
обглоданные зверьем человеческие кости. Возле проема, который
когда-то был парадной дверью, он спешился и вошел в дом.
Чутье подсказывало ему, что здесь никого нет, и все же он
чувствовал какую-то смутную тревогу...
     Он последовательно обошел все помещения первого этажа. Затем
по лестнице поднялся на второй. В одной из комнат давление
призрака на его сознание стало настолько сильным, что это
заставило его внимательнее присматриваться к каждой детали. Он
остановился, настороженно озираясь.
     Среди обломков мебели и опавших листьев, давно превратившихся
в дряхлую сеть, тускло блестела полоска металла. Осторожно проведя
вдоль нее ножом и отбросив в сторону мусор, он увидел прямой меч с
потемневшим узким клинком и обгоревшей трубкой рукояти. В этот момент
Олимус почувствовал то же, что до него чувствовали предшественники Люгера,
владевшие мечом, сам Стервятник и даже помощник королевского прокурора
Мальвиус. Жуткое влияние неодушевленного предмета.
     Он прикоснулся к мечу, подняв облако пыли и пепла. Дрожь
обладания пронзила его. Осязать холодную сталь было так же
приятно, как ласкать женщину... Его собственный широкий короткий
клинок - идеальное оружие для разбойника - вдруг показался ему
грубым и вульгарным. Темный меч принадлежал тем, кто
совершал изощренное зло и был способен на утонченное
коварство; хищное лезвие было сродни гибкому змеиному телу.
     Болотный Кот принял боевую стойку и сделал несколько
выпадов. Меч рассекал воздух, словно черная молния; пение клинка
звучало завораживающе и неумолимо... Какая-то всепроникающая вибрация
заполнила пространство вокруг Олимуса; и он снова испытал благодарность
к духу отца, приведшему его сюда. Задрав голову, он закричал в голубое
небо, выпуская из себя накопившийся восторг...
     И тут ему показалось, что он слышит какие-то шорохи в стенах. Может
быть, это трепетали призраки, заключенные в камнях...

                        *    *    *

     Олимус скакал на восток, к соленому озеру Караскус, скакал,
избегая больших городов и оживленных дорог. Он торопился к месту
условленной встречи со своим отрядом. На его бедрах лежал земмурский
меч, завернутый в плащ за неимением ножен. Олимус испытывал
благоговейный трепет, прикасаясь к этому оружию. Еще не разу он не
пускал его в ход, обходясь своим старым тяжелым тесаком. Для дорожных
стычек и уличных драк этого оружия оказалось достаточно.
     Но одна встреча произвела на него тягостное впечатление. Она
произошла на диком гарбийском севере, где даже замки провинциальных
баронов являлись редкостью, а крестьянские деревни были обнесены
деревянными стенами на случай нападения варваров.
     Народ здесь жил молчаливый, нелюбопытный и суровый, что вполне
устраивало Олимуса. У него хватало денег и мелких камней, чтобы покупать
себе еду, корм лошади и иметь кров по ночам. И никто не задавал ему лишних
вопросов.
     Человека, встретившегося ему на пути ранним утром, он принял вначале
за местного жителя, не слишком дорожившего жизнью. У него была походка и
фигура старика; он держал в руке корявую клюку, которой выстукивал перед
собой дорогу. В его огромных бельмах все предметы отражались, точно в
выпуклых зеркалах.
     Вблизи оказалось, что лицо у слепца гладкое и розовое, как у
младенца, а руки высохшие, словно у мумии. Сквозь белые лохмотья
просвечивало тело. В десяти шагах от всадника он остановился и стал
вынюхивать воздух, будто собака.
     Олимус огляделся, опасаясь ловушки. Если не считать
слепого, дорога была пустынной, а полоса зарослей начиналась
достаточно далеко, чтобы успеть скрыться в них в случае внезапного
нападения. Однако недостаточно далеко для выстрела из лука или арбалета...
     На лице слепого появилась улыбка, вызывавшая содрогание, - его
розовые десна были абсолютно лишены зубов.
     - Знакомый запах, - сказал слепец в пространство. - Разве ты не
сдох?
     Олимус не был таким суеверным, каким в свое время был Стервятник
Люгер, однако в этой встрече было что-то мистическое. К страннику нельзя
было отнестись, как к обыкновенному прохожему, и отмахнуться от его слов,
как от бреда.
     - Уйди с дороги, - сказал Олимус. Его конь грудью наступал на
слепого.
     - Не верю своим ушам, - совершенно спокойно объявил странник, не
переставая мерзко ухмыляться. - Запах Стервятника, но не его голос. Чего
только не случается в мире!.. Может быть, ты Морт? Но тот сгнил под
Вормаргом... Тогда кто же ты?
     Олимус впервые слышал названные имена и прозвища. Он поступил с
причиной своего внезапного страха так, как не поступил бы на его месте
ни один валидиец, - вытащил из ножен короткий меч и плашмя ударил им
слепого по голове.
     Клинок погрузился в какую-то вязкую субстанцию; лицо
существа исказилось, словно было вылеплено из размягченного
воска, бельма лопнули, обнажив розовые углубления глазниц.
"Воск" раздвинулся, пропуская сталь, и снова слился в единое
целое. Меч звонко шлепнул по лошадиному боку.
     Когда Олимус успокоил коня, слепой принял свой прежний вид.
     - Это была ошибка, - невозмутимо проговорило существо и
засмеялось над удивленным, но не растерявшимся человеком. - Оказывается,
ты еще глупее того, кому служишь. Тот, по крайней мере, не сразу хватался
за меч...
     - Что тебе надо? - с хмурым видом перебил его Олимус.
     - Я думал, что-нибудь нужно тебе, мой мальчик. Например,
совет. Обычно к моим советам прислушиваются. Я предостерегаю от добрых
дел и еще никогда никого не обманул. Даже Люгера...
     Упоминание о Стервятнике вызвало у него новый приступ хохота.
     - О ком это ты говоришь? - враждебно спросил Олимус, которого
слепец начал утомлять своей болтовней. И все же что-то мешало ему
пустить коня галопом.
     - Когда-нибудь ты это узнаешь. У нас не принято вмешиваться в
чужие игры...  Но ты точно кончишь еще хуже, чем он.
     Это разозлило Болотного Кота по-настоящему. Он терпеть не мог
никаких пророчеств, кроме пророчеств призрака. Не зная, что заставляет
его делать это, он развернул плащ и вытащил на свет земмурский
меч, который успел уже очистить от следов копоти. Лезвие
засверкало на солнце, и его блестящие двойники отразились в
бельмах слепца. Только теперь блеск клинка впервые приобрел багровый
оттенок...
     Олимус увидел, как гаснет улыбка странника, и понял, что
на человеческом лице это выражение обозначало бы страх.
     - Откуда у тебя ЭТО? - спросил слепой, отодвигаясь от всадника.
     - Почему ты не предсказал себе собственную смерть? - Олимус
цинично засмеялся и занес меч оборотней над головой слепца.
     Быстрый, сильный, чистый удар; сверкающая дуга, короткий
свист. Клинок косо рассек существо от горла до пояса, и оно
развалилось, оплывая гниющей массой и благоухая, как полуразложившийся
труп. Чей-то прозрачный силуэт силуэт выскользнул из двух бесформенных
луж, образовавшихся на дороге, и устремился вверх, дробясь в зыбком
океане воздуха.
      Мощный низкий звук ударил по барабанным перепонкам
Олимуса, и он едва не выронил меч. Звук заставил его сжаться.
Он бросил меч поперек бедер и закрыл ладонями уши. Лошадь
шаталась под ним, как безумная...
     Когда звук стал стихать и Олимус открыл глаза, он увидел,
что лужи превратились в два бездонных колодца с гладкими лоснящимися
краями. В глубине их сгущалась чернота, нетронутая лучами солнца. И
колодцы все еще низко гудели, как трубы ангелов в Судный день.
     Болотный Кот понял, что на сегодня с него достаточно. Коня
тоже не нужно было подстегивать. Тот рванулся с места, и Олимус
перевел его на рысь только тогда, когда темные гудящие колодцы
исчезли за желто-голубым горизонтом...
     На скаку он очистил меч от высыхающей слизи и поцеловал
его. Теперь сталь была теплой, словно в толще клинка медленно
перетекала древняя кровь...
                        Глава девятая
                         СИНЯЯ ВУАЛЬ
     Заснеженные вершины хребта Согрис растворялись в седых
тяжелых облаках. Ветер блуждал среди гор, разнося вокруг
мелкую пыль и холод ледников. Тихо шелестели листья на
припавших к земле деревьях; чахлая трава пятнами плесени
устилала присыпанные землей ложбины.
     Небольшой караван двигался вдоль подножья хребта в
поисках туннелей, ведущих в Земмур. Олимус не подозревал об
их существовании до тех пор, пока призрак не показал ему в
видениях кратчайшую дорогу к Дарм-Пассаргу. После того, что
меч сделал со слепым странником, Болотный Кот полностью
доверял указаниям духа.
     Попытка преодолеть хребет по перевалу была заведомо
обречена - пришлось бы оставить лошадей и повозки и тащить
на себе оружие и провиант. Без проводника такой переход
был затяжным самоубийством. А если вспомнить о горцах, жадных
до оружия, одежды и скота, то гибель становилась неизбежной.
     Прошло восемь дней с тех пор, как отряд отправился в путь
от берегов озера Караскус. За все это время Олимус не перемолвился
с герцогом ни единым словом. Случалось, он уединялся в закрытой
повозке с Региной, когда ему требовалась женщина. Постепенно он начинал
видеть в ней не только самку и обнаружил ее извращенную преданность.
     Нельзя сказать, что Олимус привязался к ней, - ведь он не
любил никого, кроме, возможно, призрака. Но призрак был
недоступен и терзал его, как вечная загадка. Женщина была
рядом, и Олимус видел в ней искаженное отражение собственных пороков...
     Он еще не позволял ей участвовать в своих ритуалах,
справляемых по ночам в полном одиночестве, однако она уже
понимала, что магия тенью следует за ним. Все его поступки и
желания были окрашены чужим влиянием; Регине оставалось только
ждать, когда это влияние, сделавшее из нее послушную игрушку,
проникнет и в ее сознание...
     Олимус понимал, что его люди устали и раздражены бесцельными
поисками. Ориентиры, которые он находил, ничего не говорили
всем остальным. Трудно было бы объяснить кому-либо, что он
увидел их во сне... Еще немного, и он мог столкнуться с
открытым недовольством. Теперь Болотный Кот не расставался с
мечом оборотней и всегда носил его за спиной, как охранный
талисман, уверовав в его неотразимость.
     На десятый день он роздал лесным братьям большую часть
своих камешков и золотых монет. Это на время воодушевило бандитов,
хотя некоторые из них, наиболее смышленые, усмотрели в таком жесте
дурное предзнаменование. И оказались правы.
     В любом случае, на следующее утро, спустившись в неглубокое
ущелье и продвигаясь по его усеянному каменными обломками дну, они
наткнулись на две стальные полосы, пролегавшие на неизменном
расстоянии друг от друга. Казалось, они протянулись в
бесконечность.
     Олимус и его люди впервые видели столько железа, хотя
для вожака появление этой странной дороги не было
неожиданностью. Она уже снилась ему, уходящая вдаль между
окрашенных в синее скал и исчезающая в черной норе туннеля...
Одна из дорог, проложенных древними задолго до Катастрофы и
ведущих на ту сторону хребта, в королевство Земмур. Одна из
дорог, которыми пользовались оборотни, путешествуя на запад.
Возможно, единственная из дорог, уцелевшая после взрыва
Небесного Дракона...
     Олимус редко встречал оборотней и никогда не видел ни
одного из представителей Серой Стаи, зато слышал множество легенд
о силе восточных чернокнижников, магических машинах перемещений,
зловещем культе Гангары, заколдованной крови валидийских королей и
королеве-волчице Ясельде... Сердце Олимуса радостно сжималось - он
чувствовал, что приближается к самому источнику тайны.
     Стальные полосы проржавели, и в них образовались каверны,
заполненные водой. Когда бандиты по приказу Олимуса раскопали
полузасыпанный участок дороги, их взглядам предстали длинные
плоские камни, на которых были закреплены металлические
направляющие. Болотному Коту достаточно было посмотреть на
повозки, чтобы понять: они могли бы двигаться гораздо быстрее,
если бы расстояние между колесами точно соответствовало
расстоянию между направляющими. И если бы выступы на ободах
удерживали повозки на дороге...
     Эти мысли поглотили его, но ненадолго. Впереди был туннель
и, возможно, отряду предстоял многодневный путь в полной
темноте. Олимус приказал рубить карликовые деревья, собирать сухие
ветви и готовить факелы. Кое-кто, наверное, посчитал его безумцем, и
прежде всего - герцог Левиур, которому теперь позволили идти в хвосте
каравана. Бежать все равно было некуда - они зашли слишком далеко. Из
западных людей дальше заходил, вернее, залетал, только Слот Люгер. Но и
Стервятник, пока был жив, никогда не видел туннелей, проложенных под
хребтом Согрис.
     В полдень они приблизились к входу в туннель. Когда-то
правильная арка была похожа на сведенный судорогой рот с
криво торчащими зубами. Олимус надеялся, что туннель не имеет
завалов на всем своем протяжении, а также - что он достаточно широк
и высок для лошадей и повозок. Об этом должен был позаботиться призрак,
для которого не существовало ни времени, ни расстояний, ни преград.
     Даже если дух отца вел его к гибели, Олимус хотел
испытать все на этом пути. Его не терзали сомнения, чего
нельзя было сказать о его людях. Неизвестность пугала их
больше, чем простая и понятная угроза, например, виселица...
Но Олимус уже не нуждался в большинстве из них. Двух человек
для охраны герцога было бы вполне достаточно. Однако он не
знал, что ожидает его по ту сторону хребта, и не хотел бы в
одиночку пробиваться к Дарм-Пассаргу.
     Отряд остановился на привал у входа в туннель. Поздним
вечером Олимус по очереди переговорил с пятью наиболее
преданными людьми и изложил им свой план. В нем не было
ничего нового. Подобные мысли бродили в голове каждого из
пяти избранных. Вожак пообещал им деньги тех, кто отказывался
идти дальше, и это решило дело.
     Той же ночью двенадцать человек были без шума зарезаны
прямо возле лагерного костра. Восемь из них даже не успели
перед смертью проснуться. Трое спасли свои жизни, вовремя заявив
о желании двигаться дальше вместе с отрядом...
     Регина видела все это, и ее сердце обливалось темным ядом страха.
Она была рабыней настоящего чудовища и понимала, что Болотный Кот
находится лишь в самом начале своего пути.
     Утром, освободившись от лишнего "бремени" и имея по две
лошади на человека, маленький отряд вошел в туннель. Тела мертвецов
достались шакалам и стервятникам. Спустя неделю уже ничего не будет
напоминать о том, что здесь проходил караван. Повозки не оставляли
следов на камнях; пепел костров быстро разносился ветром...
     Не зная, сколько времени продлится подземное путешествие,
Олимус запретил зажигать факелы без крайней необходимости.
Вскоре вход в туннель превратился в светлое пятно, иголочное
ушко, светящуюся точку... Потом исчез совсем, и воцарилась абсолютная
темнота.
     Болотный Кот ехал впереди, положившись на чутье
своего коня, медленно переступавшего с камня на камень, и
отчасти - на свое собственное чутье. Таким образом он давал
понять остальным, что не опасается ловушек и колодцев. За
ним тянулась скрипящая змея из повозок и всадников.
     Одна мысль не давала Олимусу покоя: если путь через
туннель действительно был кратчайшим и наиболее доступным
(не считая магических машин) способом достичь Земмура, это
означало, что им часто пользуются оборотни. И он сомневался,
что они вот так же вслепую бродят во тьме. Кроме того, нельзя
было исключить возможность столкновения с ними, а тогда
преимущество явно будет не на стороне его отряда...
     Через несколько часов запылали факелы, при свете которых
люди накормили лошадей и осмотрели стены туннеля. Они были
облицованы вогнутыми плитами прямоугольной формы, между которыми
обильно просачивалась вода. Вдоль плит тянулось множество
гибких трубок и проволок разной толщины, покрытых лохмотьями
плесени. Здесь, в подземелье, железная дорога сохранилась гораздо
лучше - так же, как и бесконечная лестница из продолговатых камней.
     Пользуясь случаем, Олимус присмотрелся к лицам своих
спутников и на большинстве из них прочел затаенный страх.
Огромная невидимая толща хребта давила и на его сознание. Ненадолго
задержавшись, он отправился взглянуть на пленника. Герцог выдержал его
взгляд и посмотрел на него чуть ли не с жалостью, как на неизлечимого
маньяка.
     Гораздо приятнее было общаться с Региной. Ее глаза по-прежнему сияли
фанатичным блеском. Заметив это, Олимус поздравил себя с успехом. Он сумел
сделать из наложницы верного человека, а это удается крайне редко...
     Вскоре факела были погашены, и процессия двинулась дальше. Прошло еще
около трех часов, прежде чем во мраке забрезжило то, что уцелевшие
спутники Болотного Кота запомнили как "синюю вуаль".

                        *    *    *

     Фиолетовое свечение могло показаться иллюзией, игрой
воображения, утомленного тьмой... Потом Олимусу стало ясно, что
свет видит не он один. Из тьмы выступали силуэты людей, лошадей и
повозок. Они выглядели зловеще, словно волшебные существа, окутанные
аурой кошмара. Бледно-голубая кожа и синие бороды, отливающие лиловым
зубы и тусклые болотные огни в глазах... Туннель стал похож на
внутренности гигантского, слегка изогнувшегося червя.
     Миновав плавный поворот, Олимус увидел источник свечения:
проход был затянут чем-то вроде перепонки, "растущей" прямо из
стен и дрожавшей, как кусок ткани на ветру. Но никакого ветра
не было. Синяя перепонка, паутина или вуаль беззвучно
вибрировала, словно за нею билось в муках живое существо. Ее
липкие побеги проникали в камни, сливались с полосами стального
пути, голубыми зеркалами стекали со свода...
     Олимус с опаской приблизился к вуали. Это препятствие, чем
бы оно не казалось, было преодолимо для оборотней. Но
преодолимо ли оно для чужеземцев?..
     Он опять выбрал самый простой и грубый способ, чтобы проверить это.
Земмурский клинок мягко вошел в вуаль - вошел, как в воду, не оставляя
разреза.
     Почти сразу же Олимус почувствовал на себе чей-то взгляд.
Взгляд ИЗ-ЗА вуали, полный презрения и неоспоримого превосходства.
Олимус цепенел от этого взгляда, хотя не боялся ничего и никого.
Наверное, то же самое ощущала скотина в загоне, когда он приближался
к ней с ножом в руке...
     Самое неприятное заключалось в том, что он не видел лиц и глаз тех,
кто смотрел на него. Они появились позже - всплыли из фиолетовой
глубины, словно оживающие утопленники. Вуаль приобрела рельеф, чьи-то
глазницы обозначились глубокими воронками на ее упругой поверхности.
     Болотный Кот увидел множество лиц и все они, за исключением одного,
принадлежали оборотням - молодым и совсем старым, - но среди них не
было женщин. Одно из лиц - узкое, обрамленное гривой, которая сейчас
была дымчато-синей, - он знал слишком хорошо.
     И тут что-то прикоснулось к его мечу по ту сторону вуали - не рука
и не твердый предмет. Волна отвращения и злобы накатила на него. Потянув
на себя меч, он увидел, что клинок покрылся липкой черной жидкостью...
     Олимус не мог заставить коня сдвинуться с места. Тогда он
спешился и шагнул в синюю пелену, почти не встретив сопротивления.
     Мгновение удушья... Тело Олимуса прорвало вуаль и оказалось по ту
сторону преграды. Без неприятных последствий, если не считать фиолетового
пузыря, окружавшего теперь его голову. Он обернулся. Позади дрожала вуаль,
но уже мертвая и черная, не испускавшая света.
     Он понял, что благодаря сомнительному украшению может
видеть в полной темноте, причем, не только существ из плоти и крови.
Он узрел призрак своего отца в окружении оборотней. Своды
туннеля проступали сквозь их силуэты. Тяжкий груз безвременного
проклятия лежал на каждом из них и оставил отпечаток на лицах,
воссозданных человеческим воображением. Отец был одним из
клана и все же - чужим, дерзким пришельцем из другого мира.
     Холодная струя омыла внутренности Олимуса - он понял, что
сейчас призрак пытается спасти его жизнь. Впервые он услышал
голоса духов за пределами сновидений. Отец говорил о чем-то с
самым старым из оборотней. Они разговаривали, как два
смертельных врага, лишившихся оружия и повода для убийства...
Потом отец повернулся и приблизился к нему.
     - Они пропустят только троих, - сказал он, и от его голоса кровь
застыла в жилах Олимуса. - Остальные не нужны.
     Болотный Кот не мог похвастаться тем, что понял все, однако призрак
уже повернулся к нему спиной, тряхнул своей великолепной синей гривой,
струившейся по плечам, как водопад в гроте, и исчез. Дух был лаконичен
и пренебрежителен, как всегда.
     Олимус шагнул обратно - и попал в перекрестье напряженных и
испуганных взглядов. Что-то он принес с собой из-за вуали,
какую-то печать обреченности и смерти. Во всяком случае,
никто не задавал ему никаких вопросов. Конь отшатнулся от него,
но тут же стал удивительно послушным и первым пересек преграду.
Следом безропотно двинулись остальные спутники Олимуса.
     Теперь по ту сторону вуали не было призрака и оборотней.
Каждый из прошедших сквозь нее испытал кратковременное
удушье и видел в темноте, потому что был обременен
прозрачно-синим пузырем вокруг головы. Олимус остановился,
пропуская мимо себя повозки и верховых. Его интересовало
только одно: с кем ему предстоит продолжить путешествие?
Он догадывался об этом, и очень скоро его догадки подтвердились.
     Как только последний человек прошел через вуаль, люди начали
задыхаться внутри синих коконов, не пропускавших ни звука. Их ожидала
не слишком быстрая, но бескровная смерть. Олимус видел,
как чернеют лица, дергаются конечности, вываливаются языки,
вылезают из орбит глаза...
     Жестокость оборотней показалась ему оправданной и понятной,
чего нельзя было сказать о Регине. Она оказалась одной из уцелевших
и в ужасе озиралась по сторонам. Вскоре ее окружали почти одни мертвецы
в посмертных масках удушья. С их голов сползали тусклеющие сгустки и
устремлялись к вуали, чтобы снова слиться с нею...
     Болотному Коту даже не нужно было заглядывать в повозки,
чтобы узнать, кто третий уцелевший. Лошади беспокойно
ржали и метались, пытаясь освободиться от мертвецов,
запутавшихся в поводьях. Олимусу пришлось заставить Регину
помочь им. Сам он почувствовал внезапный приступ голода. Нимало
не смущаясь обилием покойников, он стал жевать вяленое мясо.
Регину же тошнило при одной только мысли о еде. Ему показалась
дурацкой ее разборчивость. В конце концов, члены его банды
сами были убийцами...
     Голубое облако, окутывавшее голову Олимуса, беспрепятственно
пропускало не только воздух, но и пищу. Правда, он заметил, что куски
мяса, попадавшие ему в рот, были значительно меньше, чем те, которые он
накалывал на острие своего кинжала. Однако странности пузыря, оказавшегося
в каком-то смысле живым, не пугали, а только забавляли его.
     Когда Болотный Кот закончил трапезу, они двинулись в путь. Регина
управляла повозкой, в которой лежал снова связанный герцог. Олимус ехал
рядом. Следом тянулся целый табун из двух десятков лошадей.
     За первым же поворотом гостей поджидали существа из плоти
и крови, а также низкая карета из темного дерева с непривычными плавными
очертаниями и бронзовыми волчьими головами на дверцах - символами Серой
Стаи.
     Олимус не без любопытства рассматривал офицеров ложи,
внушавшей на западе такой страх, их узкие мечи в ножнах,
покрытых искусной резьбой, дорогие, но неброские одежды из
бархата и меха, кожаные ошейники, усыпанные драгоценными
камнями. Лица за прозрачно-голубыми масками казались
обескровленными и пустыми. Внешне они были совершенно
спокойны и безразличны, хотя их миссию нельзя было назвать
обычной, - впервые за много лет человек, не родившийся в Земмуре,
прошел через вуаль и к тому же привел с собой женщину и пленника.
     Старший офицер имел приказ доставить всех троих в Дарм-Пассарг.
Его взгляд на несколько секунд задержался на завернутом в плащ клинке,
рукоять которого торчала над плечом Олимуса. Он узнал это оружие и помнил,
кому оно принадлежало. Тогда он улыбнулся своим мыслям. Странные дела
творились в восточных королевствах, а коварство Магистров Лиги оставалось
неисчерпаемым.
     Не приветствуя гостей и не произнося ни слова, оборотень жестом
указал на карету. Олимус спешился и велел герцогу выйти из крытой повозки.
Не развязывая Левиуру рук, подтолкнул его к экипажу. Тот задержался,
внимательно рассматривая людей из Стаи.
     У герцога появилось нехорошее предчувствие, что его
конец близок. Он оказался в руках тех, кто подготовил заговор.
Длинноволосый ублюдок был всего лишь исполнителем, - теперь
Сайр не сомневался в этом.
     Старший офицер невозмутимо смотрел сквозь него. Он просто выполнял
свою работу. Имя Левиура значило для него не больше, чем собачья кличка...
     Как только трое чужеземцев сели в карету, экипаж тронулся с места.
Олимус оценил его совершенство - они двигались удивительно быстро и
мягко, хотя отчетливо слышался ритмичный стук колес о камни. Впереди и
сзади скакали мрачные всадники. Дважды промелькнули встречные экипажи,
тоже окутанные голубым облаком и казавшиеся призрачными отражениями в
зеркале, освещенном зимней Луной...
     Олимус сидел молча и смотрел в пустоту. На его лице застыла жуткая
улыбка. Он давно ощущал притяжение этих мест. Здесь его ждала награда,
новая судьба и новое возвышение.
     Призрак обещал ему это.
     А хозяин никогда не обманывал.
                       Глава десятая
                       МАГИСТР ЙЭЛТИ
     Гладкие серые купола земмурской столицы торчали над линией
горизонта, словно яйца, отложенные прямо в бесплодной земле.
Ветер обносил их сугробами белой пыли. Город окружали каньоны с
отвесными стенами, служившие прекрасной естественной защитой.
Хотя Олимус не представлял, кто мог угрожать оборотням, кроме
варварских племен. Но линия обороны от варваров проходила
далеко от столицы, по территории северных стай. Действительно,
уже более пяти веков никто не нарушал обманчивый покой
Дарм-Пассарга, в котором никогда не прекращалась незримая война
против всего остального мира.
     Узкие перемычки между пропастями каньонов были похожи на
ажурные мосты, созданные безумным архитектором, однако никто не
нашел бы на них и следа от инструмента. Еще большими безумцами
были те, кто несся по ним, не снижая скорости. Сверху город
напоминал огромного жирного паука с шишковатым телом; во все
стороны от него тянулись тончайшие паутинки мостов, по которым
сновали микроскопические существа.
     Завороженный этой странной и тревожной картиной, Олимус
не замечал ни Левиура, ни Регины, подавленных мрачным величием
восточной столицы. Опоры моста, по которому они мчались, тонули
в вечернем тумане и сумерках где-то далеко внизу. Крылатые
демоны Гангары, изваянные из камня, стерегли въезды и ступени,
ведущие к серым куполам и башням с узкими окнами. Издали это делало
их похожими на припавших к земле великанов, настороженно следящих за
всеми, кто въезжает в город.
     Но три обезглавленные башни ослепли навсегда. Как черные
обломанные пальцы они протыкали небо, напоминая о катастрофе,
поразившей юг Земмура почти полсотни лет назад. Тогда взрыв
Небесного Дракона вызвал землетрясение, уничтожившее не только
ветхие каменные строения, но и несколько мостов. От них
остались только осыпающиеся скалы опор. Обвал похоронил в
общей могиле около трехсот оборотней. В их числе были пятеро
офицеров Серой Стаи.
     Все это постепенно стиралось из памяти обитателей
Дарм-Пассарга, но оставались те, кто никогда ничего не забывал.
Это было смыслом их слишком долгой жизни. Магистры Лиги
Нерожденных - существа без желаний и почти неуязвимые для чужих
интриг - никогда не изменяли своим целям и ничего никому не
прощали.
     Поэтому Олимус был обречен, хотя еще не догадывался
об этом. Как бабочка, летящая к открытому огню. Только его
свет был тьмой.

                        *    *    *

     Они въехали в столицу и оказались в каменном лабиринте, из
всех щелей которого сочились миазмы чужеродности и отторжения.
Слишком высокие стены, слишком узкие окна, слишком низкие
двери, мосты, переброшенные через улицы, аморфные скульптуры
из темного камня, решетчатые украшения из позеленевшей бронзы.
Этот город чем-то напоминал звериное логово, - казалось,
животные инстинкты заставляли его обитателей забиваться в темноту.
Возможно, волчья половина была причиной того, что они чувствовали
себя более защищенными, имея над головой пещерные своды.
     Карета подъехала ко дворцу, распластавшемуся на площади
в окружении трех церквей, больше похожих на сторожевые башни.
Неровные щупальца пристроек протянулись от него во все стороны -
в соответствии с каким-то неясным замыслом. Средняя часть
дворца была увенчана куполом, озаренным взошедшей Луной. Издали
скорлупа гигантского яйца казалась надтреснутой, но вблизи
становилось ясно, что весь купол покрыт густой сетью ветвящихся
линий. Что это было - карта, магический инструмент, местный
оракул?.. Если ответ и существовал, то не для чужеземцев.
     Экипаж остановился возле длинной пристройки, ступенями
поднимавшейся к основному зданию и сливавшейся с ним. Офицер
Стаи, сопровождавший карету, повел Олимуса и Регину по гулким
пустынным коридорам, однообразие которых нарушали только
бронзовые статуи и смена узоров на панелях. Заботы о герцоге
были поручены двум слугам, которые увели связанного Левиура
в неизвестном направлении. Больше всего Сайра уязвило то, что
дочь даже не проводила его взглядом. Но не так сильно, как
уязвило бы раньше. В нем вызревала злоба, порожденная предательством
Регины и страданием.
     Во дворце странная пара вызвала у придворных легкую
заинтересованность. Несколько раз офицер останавливался, чтобы
побеседовать с поддаными земмурского короля. Болотного Кота
удивило то, что его не обыскали и даже не разоружили. Либо оборотни
ему доверяли, - хотя в это трудно было поверить, - либо полностью
пренебрегали опасностью.
     Офицер привел гостей в маленькую квадратную комнату без
окон и мебели. Свет проникал сюда через решетку в стене, но
его источник оставался неразличимым. Закрыв дверь, офицер
нажал на какой-то выступ, и пол дрогнул у них под ногами.
Олимус ощутил внезапную тяжесть и понял, что комната поползла
вверх. Подъем длился несколько десятков секунд и сопровождался
гудением какого-то механизма.
     Когда Олимус вышел за дверь, ему показалось, что он снова
очутился под открытым небом... Он стоял в центре огромной
арены, накрытой невидимым в темноте куполом. Издали доносилась
странная музыка, похожая на завывание ветра.
     Потом он увидел две багровые звездочки, медленно плывущие
где-то вдали. И вдруг они оказались совсем близко. Высокая фигура
выступила из мрака - два адских зрачка принадлежали ей.
     Как когда-то Стервятник в подземелье Фруат-Гойма, Олимус
уже не мог оторвать взгляда от этих зрачков. Они существовали
как бы отдельно от тощего бледнокожего тела, лица с необычно высоким
для оборотня морщинистым лбом, узкогубым ртом и тонким прямым носом.
     Незнакомец был дьявольски красив. Но его красота пугала;
в ней было что-то неизменное, замороженное и мертвящее. Мантия
из драгоценного серебристого меха обволакивала его, будто облако инея.
     Он поднял руку, и вокруг вспыхнуло светящееся кольцо - все
тот же холодный голубоватый свет... Сияние кольца резало глаза, и
невозможно было увидеть его источник. Внутри него находился
черный кристалл, заключенный в металлическую решетку. Небрежным
жестом незнакомец удалил офицера Стаи за пределы светящегося кольца.
     Не видя Регины, Олимус чувствовал рядом с собой ее дрожь. При этом
сам он не владел своим телом. Два красных глаза "высасывали" из него
волю. Тем не менее, его не покидало ощущение, что кто-то наблюдает за
происходящим из темноты. Кто-то, имевший не меньшую власть, чем оборотень
в серебристой мантии...
     В глубине мерцающего кристалла что-то зашевелилось. Незнакомец
ослабил свое влияние, и Болотный Кот сумел отвести от него взгляд.
В следующее мгновение он узнал того, кто находился внутри изысканного
черного гроба и испытал громадное облегчение. Олимус узнал обитателя
каменных стен, существо, тонущее в зеркалах, призрак отца...
     - Это и есть наш новый слуга? - спросил у призрака
оборотень, почти не открывая рта. Его голос был тихим, но
навязчивым, как собственные мысли. Впрочем, к тому моменту
Олимус уже не отличал собственных мыслей от внушенных извне.
     Хмурый озлобленный призрак, заключенный в кристалл,
казалось, мучительно вытягивается, пытаясь выйти за пределы
решетки. Покрываясь испариной, Болотный Кот понял, что и его
всемогущий союзник здесь - всего лишь раб.
     - Да, - раздался хрустальный голос, почти звон. Это
вибрировал кристалл, делая различимыми тонкие вибрации Стервятника.
Теперь его слышала даже Регина, оцепеневшая от ужаса.
     - Он захватил и привел с собой Левиура, - продолжал
несчастный дух. - Рядом с ним - дочь герцога... Видишь,
Йэлти, я выполнил то, что обещал Глану.
     Губы того, кого назвали Йэлти, дрогнули, что, должно
быть, обозначало улыбку.
     - По-моему, ты заговорил о каком-то искуплении? Но ты
сделал лишь то, что должен был сделать. Это не так уж много и не
так уж важно. Твой щенок... он не внушает доверия. Так же,
как и ты. Глан не понял этого и поплатился телом.
     Олимус хотел ответить какой-то дерзостью, но не смог
разжать челюсти. Прочерк красных огней - и он превратился в
послушного пса, прислушивающегося к разговору хозяев. Призрак
в кристалле казался бы бесконечно уставшим, если бы не злоба,
искажавшая каждую складку бесплотного лица.
     - Чего ты хочешь теперь? - кристалл прозвенел совсем тихо.
     - Эта самка рядом с ним... Зачем она здесь?
     - Ее можно использовать. Когда Белфур останется без правителя...
     - Она не нужна. Эти твари тупеют, когда рядом с ними
появляется женщина. Пусть твой щенок докажет свою преданность.
     Болотный Кот вздрогнул. Предчувствие поразило его, как
обещание... Все, что он совершил до сих пор, казалось детской
игрой по сравнению с тем, что предстояло сделать в будущем.
Правда, при условии, что Йэлти оставит его в живых. До сих пор Олимус
сильно сомневался в этом.
     - Ты что, не слышишь? - безразличный голос оборотня стал чуть
более громким. - Король посвятит его в рыцари Земмура. Мне нужна кровь
самки... и ее голова. Пусть начинает прямо сейчас.
     Дочь Левиура упала на колени и обмякла, как будто из нее
вынули скелет. Проделать путь, полный унижений, чтобы закончить
здесь свою жизнь, казалось вопиющим абсурдом. И все же она еще надеялась,
что в Олимусе осталось хоть что-то человеческое.
     Он повернулся к ней, и она увидела его глаза. Пустые, как
у змеи. В это мгновение последняя искра надежды покинула ее и
погасла где-то под темным куполом.
     Стервятник корчился внутри кристалла. Он знал, каким будет
наказание, если человек подведет его. Но теперь он был бессилен
что-либо изменить. Вся его сущность перетекла в цепенеющий
мозг Олимуса и душу, которую предстояло похоронить как можно
глубже. На краткий миг Люгеру показалось, что у него снова
появилось тело. На самом деле, человек, как послушная тень,
следовал его замыслу.
     Олимус выдернул из-за плеча сверток и рывком развернул
плащ. Красные зрачки Йэлти вспыхнули, когда он увидел меч
Гха-Гулов, врученный Ясельдой последнему барону клана -
валидийцу Люгеру. Оружие было здесь в своей стихии...
     Холодный ад голубого огня. Бескрайняя арена. Жертва, уже умершая в
собственных мыслях. Близость непоправимого зла. Духи оборотней, следящие
из темноты. Музыка, превратившаяся в низкий барабанный грохот, вводящий
в транс. Присутствие Магистра Лиги Нерожденных... Прямо сейчас
закладывались основы нового и непостижимого для Олимуса волшебства.
     Он был растерян и подавлен, но это не означало, что он не мог
сделать самого простого и очевидного. Того, чего от него хотели.
     Регина завизжала и рванулась за пределы светящегося
кольца. Он настиг ее тремя широкими шагами и ударил сбоку,
проломив несколько ребер. Не переставая кричать, она упала
и попыталась отползти, опираясь на локоть. Тогда он еще раз поднял меч
и на границе света и тьмы одним сильным ударом отрубил ей голову.
     Крика уже не было, но еще страшнее шумела бьющая из
шейной артерии кровь. Если бы голова упала лицом вверх, он, наверное,
тут же сошел бы с ума. Но этого не случилось, и он смотрел на
подрагивающие конечности трупа, пока серебристая мантия Йэлти
не надвинулась на него и красные зрачки жадно поглотили его ужас.

                        *    *    *

     Ритуал продолжался. Дряхлый король Шедарг, отец бывшей
королевы Валидии Ясельды, посвящал в рыцари еще одного шута
с запада. Так хотел Магистр Йэлти, а что было хорошо для Лиги,
было хорошо и для Земмура. Шедарг был слишком стар, чтобы
спорить или интересоваться интригами Магистров. Те обеспечили
ему спокойную старость; мечтать о большем было бы непростительной
наглостью со стороны монарха.
     Когда-то король сам выводил стаи оборотней на битвы с
варварами и еще помнил времена, когда пещерный город Фруат-Гойм
был неисследованной частью захваченных территорий. Но любой
из Магистров Лиги был намного старше его и помнил намного
больше. Время научило Шедарга принимать вещи такими, какие они есть.
     Сейчас он со снисхождением смотрел и на длинноволосого
юнца в забрызганной кровью одежде, и на ритуальные мечи кланов,
и на урны с прахом рыцарей, и на введенных в транс
приближенных. Он безразлично смотрел даже на обезглавленный
труп и круглый сосуд, из которого свисали чьи-то волосы.
     Колдовство Йэлти... Король не мог не признать, что оно
неоднократно спасало ему жизнь. Но какова будет плата? Когда
и где ему, дряхлеющему оборотню, придется заплатить за все -
и за свои преступления, и за чужие? И за то, что он на многое
закрывал глаза?.. Он отогнал бесплодные мысли и сосредоточился
на ритуале посвящения.
     Йэлти как раз сделал надрез на запястье Олимуса, собрал в
широкую чашу его кровь и поднес чашу к трону. Уже очень давно
Шедарг не превращался и не лакал человеческой крови. Сейчас
этого требовал обычай.
     Он обвел взглядом фанатичные лица воинов и посмотрел на чуть
ироничное лицо Магистра. Потом отпил молодой крови и почувствовал
приятное легкое головокружение. Теплое облако расползалось по его
коченеющим членам, он ощутил себя помолодевшим на десять лет, и тут,
конечно, не обошлось без магии Лиги. Йэлти был весьма искушен в подобных
делах. Правда, эйфория, к сожалению, длилась недолго.
     Шедарг поднялся с трона и спустился по ступеням на арену.
Из его рук Олимус принял меч, омытый кровью жертвы. Кто-то,
неслышно приблизившись сзади, надел на шею нового Гха-Гула
ошейник с тремя бриллиантами чистой воды. Олимусу показалось,
что он чувствует запах ошейника. Он не хотел даже думать о
том, из чьей кожи был сделан этот отличительный знак Стаи.
     Ему показали рельефную карту Земмура, высеченную в огромном
полудрагоценном камне, и границы его владений. Но Олимус знал, что
вряд ли когда-либо появится там. Он прочел свою судьбу в кошмарном
гипнотическом взгляде Магистра Йэлти...
     Где-то за пределами видимого круга кружились в танце вечного
проклятия мертвые Гха-Гулы, Стервятник Люгер и Магистр Глан.

     [...............................................................]

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.11.2001 16:15