Александр Степанович Грин. Пассажир Пыжиков


     ---------------------------------------------------------------------
     А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 3. - М.: Правда, 1980
     OCR & : Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 апреля 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------


I


     Пыжикова  словно  подтолкнуло  что-то;   он  протянул  руку,   коснулся
сваленных на  кожухе  поленьев  и  пробудился.  Плавно  подергиваясь,  шумел
колесами пароход;  на кожухе,  у трубы,  было жарко и темно. С высоты своего
ложа  лежавший  животом  вниз  Пыжиков  увидел  внизу,   в   проходе,   баб,
развязывающих узелки,  матроса,  загородившего проход с  фонарем в руках,  и
щелкающего чем-то помощника капитана.  Пыжиков хотел спрыгнуть, но раздумал,
матрос уже смотрел на  него охотничьим взглядом;  Пыжикову стало не по себе;
беспокойно и  стыдливо настроенный,  он принялся,  не отрываясь,  смотреть в
затылок помощнику,  скрепя сердце,  привел в  порядок одежду и сел,  спустив
ноги.  Помощник отдал вздыхавшей бабе  билет и,  чувствуя напряженный взгляд
Пыжикова, обернулся, подняв голову.
     - Ваш билет,  - сразу настраиваясь вызывающе, с протянутой кверху рукой
сказал помощник и посмотрел на матроса.
     - Я  билет  потерял,  -  давясь словами,  произнес Пыжиков,  держа руки
сложенными на коленях.
     Он  думал,  что  помощник  затопает ногами  и  пригвоздит его  к  месту
проклятиями,  матрос  загогочет,  а  бабы  всплеснут  руками,  но  этого  не
произошло. Помощник сказал:
     - Где он сел?
     - Усмотри за ими.  -  Матрос поболтал фонарем и прибавил: - Если билета
не имеешь, возьми.
     - Деньги есть?  -  спросил помощник.  Он и матрос любопытно смотрели на
Пыжикова.
     - Нет денег,  - упав духом, вполголоса сказал Пыжиков и сконфузился так
сильно,  что задрожали руки.  "Вот сейчас,  -  стрельнуло в голове, - сейчас
выругает".
     Баба, открыв рот, вздохнула, перекрестила подбородок, бормоча:
     - Господи Исусе.
     Пыжиков сидел  неподвижно,  все  больше пугаясь,  и  покорно смотрел на
низенького,  веснушчатого помощника,  думая,  что человек этот с такой хищно
вздернутой верхней губой и  белыми большими зубами,  должен быть  совершенно
жестоким.
     - Ссадить, - помолчав, сказал помощник и хотел идти дальше.
     Пыжиков,  гремя  поленьями,  спрыгнул с  кожуха,  обдергивая засаленную
жилетку.
     - Будьте так добры,  -  сказал он унылым голосом,  не надеясь и грустно
вздыхая, - провезите, пожалуйста; ей-богу, я первый раз... В Астрахани искал
места, нездоров.
     - Не могу,  -  быстро,  не оборачиваясь,  ответил помощник, - просите в
конторе.
     - Ну,  ей-богу,  что  же  мне  делать,  -  защищался Пыжиков,  -  разве
убудет... отец болен, прислал телеграмму, что же это? Пропадать надо...
     Помощник шел  сзади матроса с  фонарем;  матрос дергал спящих за  ноги,
говоря:
     - Билет, билет, господа, приготовьте билеты.
     Пыжиков замыкал шествие, причитал и просил.
     - А,  ну, господи... черт... хорошо, - сказал помощник, оборачиваясь, -
ладно, не ссадим.
     Пыжиков просиял,  порозовел,  улыбнулся взволнованно,  мотнул головой и
забормотал:
     - Вот спасибо...  Поверьте...  никогда в жизни... я не просил... Что же
делать?
     Приятно  ошарашенный  и  даже  согретый  душевно,   он  зашагал  назад,
остановился,  ликуя, у машины и стал счастливо смотреть, как отполированная,
сложная,  стальная масса выбрасывала тяжелые шатуны. Душа его успокаивалась,
а   бездушная  стальная  масса   казалась  ему   такой  славной  и   доброй,
согласившейся бесплатно везти его,  машиной.  Сон  прошел.  В  густо набитом
пассажирами третьем классе не было видно ни одной сидящей фигуры; в кухне на
столе храпел повар.  Взвинченный,  все еще чувствуя себя уличенным и жалким,
Пыжиков вышел наверх и сел у решетки, смотря в темноту.


II


     В  ветреной свежести реки угадывался недалекий рассвет.  Гористый берег
громоздил в ночном небе неясные свои склоны,  усталый блеск звезд струился в
водяной  ряби  длинными  искрами,   с  невидимых  плотов  неслись  суетливые
возгласы.  На  палубе,  кроме Пыжикова,  никого не  было;  немного погодя из
первого класса вышли две дамы,  сказав:  "брр...",  а за ними,  волоча ногу,
мужчина  в  цилиндре,  попыхивая сигарой,  небрежно  цедил  слова.  Пыжиков,
сутулясь,  смотрел на них,  завидуя и вздыхая,  вспоминал,  что в паспорте у
него написано: "не имеющий определенных занятий", и на левом сапоге дырка, и
денег семнадцать копеек, и булка съедена.
     "Отчего я  такой несчастный?  -  подумал Пыжиков.  -  А  ведь недурен и
здоров... судьба, что ли?"
     Дамы,  кутаясь в теплые,  белый и серый,  платки,  подошли к решетке, а
спутник их стал позади. Сигара, по временам разгораясь, освещала усы, лицо и
прищуренные глаза  старого  модника,  и  в  то  же  время  были  видны,  под
кружевами, скрученные на затылке, тяжелые волосы дамы в белой шали. Люди эти
представлялись Пыжикову презрительными,  беззаботными,  живущими непонятно и
завидно легко.
     Дама в сером сказала:
     - Как это заметно и вообще... я не приняла бы ее...
     - Почему?  -  возразил мужчина,  склонясь к крученным волосам и вынимая
изо рта сигару,  -  женщины так любят секреты,  это лакомство, а вам... - Он
покосился  на  Пыжикова  и,   согнув  руку,   прибавил:  -  Здесь  дует,  вы
простудитесь, не пройти ли на другую сторону?
     Дамы, зябко поводя плечиками, отошли, пропав в темноте; за белым пятном
двигался огонек сигары, прозвучал грудной смех.
     "Не нравится,  что я тут сижу", - подумал Пыжиков, ухмыльнулся, вытянул
ноги и  стал мечтать.  Пленительные женские фигуры рисовались ему  спящими в
теплых койках первого класса,  где пахнет чем-то очень дорогим и все уютное.
Пыжиков  свернул  папироску,   но  это  была  уже  не  махорка,  а  отличная
великосветская сигара,  дама же в белом пледе вышла за него замуж и зябла, а
он сказал:  "Дорогая моя,  протяните ноги к камину;  я прикажу ремонтировать
замок".
     Пыжиков  увидел  проходящую  мимо  в  платочке  женщину  и  прищурился,
стараясь рассмотреть лицо;  она села неподалеку,  боком к Пыжикову, смотря в
сторону.
     - Куда изволите ехать? - сладким голосом спросил Пыжиков.
     - Отсюда не  видать,  -  насторожившись,  сказала женщина и,  очевидно,
раздумав сердиться,  прибавила:  -  Я  к тете,  в Филеево,  у меня там тетка
живет, а я при ней.
     - Очень приятно познакомиться.
     Утешаясь тем,  что в  темноте не видно дырки на сапоге,  Пыжиков подсел
ближе и  изогнулся,  засматривая в  лицо  женщине.  Смутные и  грешные мысли
бродили в  его голове,  но  он  их стыдился,  чувствуя себя как бы не вправе
заниматься амурными делами, потому что ехал из милости.
     - Как это интересно.
     Пыжиков сделал  из  остатков табаку  экономную "козью  ножку",  блеснул
спичкой и  увидел  жеманное,  круглое лицо  со  вздернутым носом;  маленькие
подслеповатые глаза напоминали неспелые ягоды.
     - Как интересно,  -  повторил Пыжиков,  -  едут люди,  каждый по своему
делу,  и  вдруг,  извольте,  разговаривают;  вот  именно  гора  с  горой  не
сходятся... Вы замужем?
     - Нет, - сказала женщина и хихикнула глухим, хитрым смешком.
     Пыжиков подсел  еще  ближе,  думая:  обнять или  не  обнять,  и  сделал
попытку:  коснулся рукой  талии;  девица  не  отодвинулась,  но  вздохнула и
проговорила:
     - Разные мужчины бывают,  иной дуром лезет,  в  кармане вошь на аркане,
хучь бы пива поднес.
     - Я заплачу,  -  быстро сообразив положение,  прошептал Пыжиков, сладко
шевеля ногами и чувствуя под рукою соблазнительно упругий корсет. - Пойдемте
вниз, где-нибудь...
     Девица, захихикав, сильнее прижалась к нему плечом, и Пыжиков забыл обо
всем. Мимо них, внимательно приглядываясь, прошел матрос.
     - Идем вниз, - торопил Пыжиков.
     - Где же?
     Она говорила жеманным, воровским шепотом, и это еще больше воспламеняло
Пыжикова.   Он  встал,   кивая  убедительно  головой,   подманивая  пальцем,
оглядываясь,  и  побежал вниз по трапу;  девица следовала за ним,  поправляя
платок.  Внизу,  у  крана с  водой,  оба остановились,  тяжело дыша;  фонарь
призрачно освещал спящих на палубе вповалку мужиков.
     - Сюда,   -   торопился  Пыжиков,   толкая   женщину  между   краном  и
загораживающей борт решеткой, - спят все, скорее...
     - А сколько вы мне подарите? - доверчиво шепнула женщина.
     - Полтинник... рубль! - соврал Пыжиков. - Ей-богу, честное слово...
     Кто-то взял его за плечо и повернул лицом к свету.  Женщина взвизгнула,
закрываясь руками;  плечи ее  вздрагивали не  то  от стыда,  не то от смеха.
Помощник и матрос стояли по бокам Пыжикова.
     - Что вы гадость на пароходе разводите?  -  закричал помощник.  - Денег
нет,  отец болен,  а на девку деньги есть?  Высадить его на первой пристани,
гнать!
     Багровый от стыда, оглушенный и растерявшийся, Пыжиков с ужасом смотрел
на помощника. Помощник сделал гадливое лицо и быстро прошел дальше, а матрос
простодушно выругался. Женщина куда-то исчезла.
     - Не такие,  брат,  влопывались,  - почему-то сказал матрос и, подумав,
прибавил:  -  Втемяшил в башку ты,  можно сказать,  среди парохода... Теперь
слезешь.
     - Ну и слезу, - зло сказал Пыжиков, - а тебе что?
     - То-то вот; ты с оглядкой. Еще поразговаривай.
     Пыжиков вызывающе передернул плечами и отошел,  стиснув зубы. На душе у
него  было нехорошо,  словно его  сбили с  ног,  мяли,  били и  отшвыривали.
Пошатываясь от не прошедшего еще испуга,  Пыжиков пробрался к корме и сел на
свертке канатов.  Светало;  над  убегающей из-под кормы шумной водой бродила
предрассветная муть,  звезды остались только по краям неба и  гасли.  Зыбкая
свежесть воздуха щекотала лицо, расстилался туман.


III


     - Встань, приехали, - сказал угрюмый матрос Пыжикову, дергая спящего за
упорно сгибающуюся кренделем ногу. - Путешественник!
     Пыжиков  чмокнул  губами,  поежился и  вскочил.  Он  уснул  на  свертке
канатов, незаметно, с печальными мыслями.
     Пароход стоял у конторки.  Живая изгородь ярких баб на глинистом берегу
пронзительно щебетала,  предлагая  пассажирам  булки,  колбасу  и  пельмени.
Посад,   утонувший  до  крыш  в  яблочных  садах,   полных  веселой  белизны
осыпающегося  цвета,   блестел  стеклами  окон.  Голубоватый  простор  Волги
расплывался на горизонте, у плеса, светлыми точками.
     - Я уйду, сейчас уйду, - сказал, потягиваясь, Пыжиков, встал и тронулся
к сходням; матрос шел за ним.
     На  берегу  Пыжиков увидел жующего пирог  полицейского и  захотел есть.
Полицейский ел аппетитно,  собирая крошки в  ладонь и слизывая их,  а кончив
трапезу, сосредоточенно вытер усы красным платком. Пыжиков купил хлеба, пару
соленых огурцов и сел у воды, на камне.
     "Господи, - подумал он, - давно ли в конторе служил, утром стакан чаю и
булочка, и барышня на ремингтоне: все водка проклятая!"
     Белый пароход, дымя трубой, стоял против Пыжикова, и Пыжиков смотрел на
него исподлобья,  со страхом думая, что следующего парохода надо ждать целый
день,  а сев, снова говорить, что билет потерян. Ночные происшествия сделали
его трусом еще больше, чем был он им до скверного эпизода с женщиной. Парень
с распухшей щекой, в лаптях и плисовых шароварах, лениво подошел к Пыжикову,
остановился, посмотрел на него сбоку, вынул из-за пазухи кисет и спросил:
     - Куда едешь?
     - В Казань, - сказал Пыжиков, - а что?
     - Пробиться в  Симбирск хочу,  -  сообщил  парень,  облизывая цигарку и
вопросительно глядя на пароход. - Без работы я - на шермака сяду. Айда!
     - Меня высадили, - сказал Пыжиков, - только всего и ехал.
     - Высадили,  -  повторил парень.  -  Это они могут. Их, брат, хлебом не
корми, а только дай подиковаться. Ну, пойду, пропади они, живодеры.
     Он  повернулся и  побрел к  сходням.  Пыжиков доел  огурец,  завистливо
провожая глазами нырнувший в толпу картуз парня.
     "Доберется,  этот не пропадет,  ему все равно, вытурят - на другой день
сядет, да обругает еще в придачу", - думал Пыжиков.
     Многие  испытания предстояли еще  ему.  Надо  изворачиваться,  хитрить,
лезть,  просить,  настаивать, сопротивляться всеми силами - тогда доедешь; а
это почему-то стыдно,  противно,  уныло и  жалко.  Но парню с опухшей щекой,
по-видимому,  не противно и  не стыдно.  Пыжиков позавидовал парню и опустил
голову.  Серая,  кислая гадость накипала в  душе,  хотелось подойти к даме в
белой шали, захныкать, попросить пять рублей и купить билет.
     Когда  пароход  ушел,   к   полицейскому,   собравшемуся  идти   домой,
приблизился человек,  одетый  в  лакейский фрак,  меховую шапку,  стоптанные
штиблеты и ситцевую рубаху. Это был Пыжиков.
     - Арестуйте меня...  по этапу,  - сказал он. - Паспорт утерян, папаша в
Казани живет, сделайте милость.


ПРИМЕЧАНИЯ


     Пассажир Пыжиков.  Впервые под  заглавием "Заяц"  -  журнал  "Всемирная
панорама",  1912.  Э 2;  под заглавием "Тоскливый заяц" - журнал "XX-й век",
1915, Э 35.
     Ремингтон - марка пишущей машинки начала века.
                                                                    Ю.Киркин