Александр Степанович Грин. Человек, который плачет


     ---------------------------------------------------------------------
     А.С.Грин. Собр.соч. в 6-ти томах. Том 2. - М.: Правда, 1980
     OCR & : Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 марта 2003 года
     ---------------------------------------------------------------------
     - Не может быть...
     - Вы шутите...
     - Это арабские сказки.
     - Однако это так...  Повторяю...  мне тридцать пять лет, и я до сих пор
не знаю женщины.
     Человек,   взбудораживший   наше   мужское   общество   таким   смелым,
исключительно редким заявлением,  стоял прислонившись к  камину и  сдержанно
улыбался.  Голубые,  холодные глаза  его  смотрели без  всякого  смущения и,
казалось, ощупывали каждое недоверчиво и любопытно смеющееся лицо.
     Однако  солидные  манеры  этого  человека,  интеллигентная внешность  и
спокойная уверенность голоса произвели впечатление,  выразившееся в том, что
возгласы утихли и  в физиономиях отразилось напряженное,  тоскливое ожидание
целого ряда анекдотов и пикантных повестушек, приличествующих случаю.
     После  короткой паузы  доктор  Клушкин,  человек очень  нервный,  очень
веселый и  очень  несчастный в  личной жизни,  выпрямил скептически поджатые
губы,  потянул носом и  пристально посмотрел на  девственника.  Тот  вежливо
улыбнулся и коротко повел широкими плечами, как бы сознавая свою обязанность
дать в данном случае надлежащие объяснения.
     - Я  с  большим  удовольствием  слушал  ваш  разговор,  -  сказал  этот
господин,  представленный нам  хозяином под  фамилией Громова,  -  и  теперь
действительно жалею,  что молодость моя прошла... сухо. Собственно говоря, к
чему  бы  делать мне  такое  признание.  Но  бывают минуты,  когда случайные
стечения  обстоятельств,  случайный разговор,  анекдот  зажигают  желания  и
дразнят  тело,  наполняя  его  бессознательным  тяготением  к  этой  стороне
человеческой жизни, жгучей, таинственной и...
     - Да,  но  позвольте,  -  сухо перебил доктор,  нервно ерзая на стуле и
вскидывая пенсне повыше.  -  Вы  говорите,  что  вы...  ну,  одним словом...
вполне.
     - Совершенно.
     - И - никогда?
     - Всецело.
     - Ни-ни..?
     - Могу вас уверить в этом.
     Доктор вдруг побагровел, прыснул и хихикнул так громко, что сконфузился
сам. Снисходительно улыбнулись остальные.
     Дело  происходило  в  курительной  комнате  богатого  инженера,   после
хорошего обеда и основательной выпивки.  Дамы перешли в гостиную, а мы, люди
тугого кошелька и  веселого расположения духа,  удалились сюда,  отчасти для
пищеварения, отчасти для того, чтобы выкурить по сигаре и поболтать, пока не
приготовят столы для карт.  Надо сказать, что заявление Громова пришлось как
нельзя  кстати.  Запас  нескромных анекдотов уже  иссякал и  теперь  явилась
большая надежда воскресить угасавшее оживление...
     - Скажите...  э-э...  -  спросил доктор,  отделавшись от  душившего его
смеха: - вы развиты нормально?
     - Да.
     - Влюблялись?
     - Конечно.
     - И...
     - Как видите.
     Сказав  это,  Громов  отряхнул  пепел  сигары  на  каминную  решетку  и
полузакрыл глаза.  Доктор встал,  шумно отодвинул стул, подошел к Громову и,
взяв его  двумя пальцами за  пуговицу сюртука,  сказал печальным подвыпившим
голосом:
     - Вредно-с.  Вы  расстраиваете себя,  свой организм,  губите умственные
способности... Да-с...
     - Ну что же, - улыбнулся Громов, - видно уж так мне на роду написано...
     - Но,  -  сказал  худой  плешивый фельетонист,  похожий  на  картонного
Мефистофеля,  -  но...  почему же?  Это  же  странно...  Красивый,  здоровый
человек, умный...
     - О,  -  смутился Громов,  и лицо его приняло виноватый оттенок, - дело
очень просто... Я не имею успеха.
     - Да,  -  обрадовался толстый  учитель,  заикаясь и  причмокивая.  -  Я
пп-они-мм-аю вас...  Вв-ы...  ззз-астенчивы...  а-а...  жж-енщины... этт-ого
н-не-ллю-ббят...
     - Да.  Я застенчив и,  представьте,  застенчив как-то болезненно.  Одна
мысль о том,  что мне могут засмеяться в лицо, обливает меня с ног до головы
холодным потом.
     - И..? - хихикнул фельетонист.
     - Ну... и идешь себе прочь.
     Все дружно расхохотались.
     - А я хотел бы, - вздохнул Громов. - Хотел бы знать, что такое страсти,
супружество, весь этот особый таинственный мир, скрытый от меня...
     - Позвольте,  -  заволновался  пивовар,  жирный  и  необычайно  кроткий
человек с глазами навыкате. - Если вы хотите - я...
     Он,  грузно пыхтя, протискался между стульев и, подвалившись к Громову,
таинственно  зашептал  ему  что-то  на  ухо.  Физиономия  пивовара  выражала
сладостное  и  блаженное  самоуглубление  в  тайны  жизни.  Громов  серьезно
усмехнулся и  кивнул головой раза два.  Но у  пивовара,  когда он отошел,  в
кротких масляных глазах изображалась полная огорошенность.
     Художник сидел,  все время склонив на бок черную,  кудрявую голову, и в
его раскрасневшемся от  вина лице таилось вдохновенное глубокомыслие.  Вдруг
он встряхнулся, ударил рукой по колену и закричал:
     - Меня убили.  Ха-ха.  Убили.  Ну,  ей богу же,  я  не вру...  Женщины.
Женщинами полон свет. Они везде. Они как воздух, как вода, везде, на улицах,
площадях, в театрах, подвалах, кафе. В церквах, лугах и лесах. На крышах. На
чердаках. На башнях. На колокольнях. Под ногами, над головой. И вы не знаете
женщины?..  А...  Чудеснейшего,  любопытнейшего,  святейшего, развратнейшего
существа в  мире вы  не знали?  А  духи вы нюхали?  Цветы целовали?  В  лесу
гуляли? Наконец - ели, пили, спали? Так как же вы не знаете жен-щины..?
     Он  остановился,  перевел  дыхание  и  посмотрел на  Громова,  стараясь
придать взгляду торжественную строгость,  но  это  не  удалось.  Его пухлые,
румяные губы расплывались в  жизнерадостную улыбку,  а глаза лукаво смеялись
лукавыми блестками.
     - Постойте,    -    воскликнул   доктор.    -    Это    ненормальность,
несправедливость.  Как так. Да есть же, наконец, женщины... жрицы любви. Хе.
Что вы, в самом деле...
     Громов пожал плечами.
     - Боюсь, - сказал он. - Ну, что вы будете делать.
     - Да-а,   -  протянул  фельетонист,  ковыряя  в  зубах,  -  вы  того...
действительно   незадачливый...    Ну,    а   как...   в   теории-то...   вы
представляете... того...
     - Д-да,  конечно... но... Я как-то избегал вообще всякого общества и...
Вообще, у меня большие пробелы в этом отношении...
     - Слушайте,  господа,  -  сказал доктор,  воодушевляясь и подымая вверх
пухлый,  белый палец,  -  вот перед нами человек который... не смеется, а...
плачет. Но, клянусь вам, в моей практике был такой случай...
     Захлебываясь и  горячась,  он  рассказал нам  своим скрипучим,  нервным
голосом историю о  том,  как он  заставил жениться одного человека,  дав ему
прочесть скабрезный роман.
     Рассказ то  и  дело  прерывался громкими одобрительными возгласами.  Но
после  этого  фельетонисту тоже  захотелось  рассказать что-нибудь  из  этой
области,   и  он,   еле  дав  доктору  кончить,  пустился  в  необыкновенное
фантастическое повествование о бесчисленных совращениях, романах, изменах во
всех частях света.
     Скоро заговорили все.  Сочинялись небывалые истории, никем и никогда не
слышанные    анекдоты;    упоминались    имена    несуществовавших   женщин,
сверхтрогательные  идиллии  и  любовные  объяснения,  в  которых  рассказчик
неизменно  участвовал  сам,   соблазнял,   похищал  и  покупал.  Присутствие
человека,  никогда не знавшего женщины и, следовательно, завидующего всякому
поцелую,  полученному другим  мужчиной,  действовало пришпоривающим образом.
Каждый хотел,  чтобы ему,  именно ему, а не другому, завидовал Громов; чтобы
его,  именно его,  рассказчика,  женщины,  рожденные фантазией в необычайном
количестве,  - казались желанными, прекрасными и доступными только тому, кто
сочинил их.
     Прошло немного времени,  и пол,  казалось,  был сплошь усыпан осколками
разбитых невинностей и  супружеских честей.  И  только  тогда,  когда  лакей
пришел  доложить,  что  столы  готовы и  нас,  скромных отшельников,  просят
пожаловать -  родник эротической поэзии иссяк. Забытый Громов стоял у камина
и докуривал сигару.
     В глазах его сверкало живейшее, искреннее любопытство.
     - Так вот, батенька, - сказал доктор, подмигивая и тыча Громова в жилет
указательным пальцем,  - такое дело... Ну, идемте... Ну, идемте... А кстати,
я представлю вас Нине Алексеевне...  да вы ее знаете...  Нет?  Ба, простите,
совсем забыл,  что вы приезжий...  Ну -  это...  знаете,  я вам доложу... По
секрету: три года назад хотел из-за нее стреляться... Как честный человек...
     Все тронулись и,  войдя в гостиную, увидели несколько новых, незнакомых
лиц, а между ними - и женщин.
     А когда навстречу Громову поднялась красавица в белом шелковом платье и
крепко  пожала его  почтительно протянутую руку,  Громов сказал,  улыбаясь и
смотря в сторону...
     - Господа... позвольте представить... моя жена.
     Я с некоторым любопытством посмотрел направо и налево. Там, где секунду
назад  стояли фигуры наших недавних собеседников,  -  виднелись окаменевшие,
шире обыкновенного раскрытые рты.
     И только учитель спросил, беспомощно двигая челюстями:
     - Кк-ак..? Вв-а-шш-а жж-ена..?


ПРИМЕЧАНИЯ


     Человек, который плачет. Впервые - журнал "Новые мысли", 1908, Э 1.
                                                                    Ю.Киркин