-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "На испытаниях". М., "Советский писатель", 1990.
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 February 2001
-----------------------------------------------------------------------
История эта - невыдуманная. Все это именно так и было. Автор позволил
себе только изменить некоторые собственные имена и додумать кое-какие
мысли, вложенные им в сознание одного из персонажей. Нельзя поручиться,
что персонаж в точности так думал, но что-то похожее думал наверное.
Итак - подлинное происшествие.
Несколько лет назад мой знакомый, инженер Юрий Сергеевич М., проводил
свой отпуск на Черноморском побережье Кавказа. С ним вместе путешествовал
его сын Сережа, кудрявый романтический мальчик, вылитый "маленький принц"
из сказки Сент-Экзюпери.
Сережа жаждал приключений. Путешествие проходило не без них. Нередко
оказывалось, что в гостиницах не было мест, и отец с сыном ночевали где
придется - один раз даже в чьем-то курятнике, по соседству с горластым
петухом ("Он ничего, только слишком рано встает", - сказал про него
Сережа). Но в целом судьба им благоприятствовала - чаще всего место в
гостинице вскоре находилось (на женскую администрацию помоложе, вероятно,
действовала неотразимая улыбка Юрия, а постарше - кудри и неземной облик
Сережи).
Впервые предоставленные самим себе, без материнской опеки, мужчины
"ударились в разгул". Сколько было съедено чебуреков, персиков,
мороженого! Сколько раз было схожено в кино, езжено на катере!
Естественно, они порастратились.
Впрочем, отпуск все равно подходил к концу, пора было уезжать домой, в
Москву. В Сухуми (последнем пункте маршрута) Юрий купил два билета на
самолет (один взрослый и один детский), и еще у него осталась скромная
сумма, достаточная для того, чтобы прожить оставшиеся дни - без особых
излишеств.
Но случилось так, что накануне отъезда у Юрия (видимо, в автобусе)
вытащили из кармана бумажник, в котором были почти все деньги, а главное -
билеты на самолет. Он оказался в сложном положении: в чужом городе, с
ребенком, без денег, без билетов, без единой знакомой души. По карманам он
нашарил какую-то мелочь, сущие пустяки.
Сережа был в восторге: "Это настоящее приключение?" Отец промычал
что-то невнятное - бывает, мол, хуже. Решил ехать на аэродром, чтобы
восстановить хотя бы билеты, номера которых он знал. Сережа настоял, чтобы
ехать в такси, - по его представлениям, ехать на аэродром можно было
только так. Отец пытался его образумить, ссылаясь на то, что денег мало,
что на такси обратно им все равно не хватит. "Обратно - автобусом", -
великодушно согласился Сережа.
Взяли такси, поехали. По дороге Юрий разговорился с шофером, глядя ему
в спину; рассказал о своей неприятности. Тот выслушал его с сочувствием,
качая головой, пожелал ему успеха в деле с билетами и предложил: "Если
негде будет ночевать - езжай ко мне". Юрий поблагодарил, но отказался:
номер в гостинице был оплачен вперед, ночевать где было. Шофер все-таки
назвал себя и дал адрес. Юрий записал его на папиросной коробке и забыл о
нем. Шофер уехал с другим пассажиром.
А с билетами ничего не получилось. Девушка в окошке была непреклонна.
Очень строго, очень официально она потребовала, чтобы Юрий внес полную
стоимость билетов (может быть, так и полагалось по правилам, но не об этом
сейчас речь). Улыбка, мастером которой был Юрий, на этот раз не
подействовала, а на Сережины кудри даже не было брошено взгляда.
Обескураженный, за руку с мальчиком, вернулся он на площадь перед
аэровокзалом. До ближайшего автобуса в город ждать было еще порядочно.
- Папа, ну а это - настоящее приключение? - ликуя, спросил Сережа.
Отец довольно кисло признал, что настоящее. Сережины глаза сияли, от
избытка впечатлений он засыпал. "Совсем немножечко посплю и скоро
проснусь", - сказал он. Юрий сел на скамью, посадил рядом с собой Сережу,
положил его голову к себе на плечо; тот мгновенно уснул. Кругом стояла
бархатная, теплая, звеневшая цикадами южная ночь; непривычные конфигурации
созвездий ярко выделялись на черном небе. Сережа спал, а Юрий тем временем
размышлял. Под стрекот цикад было удобно думать. Он вообще был склонен к
философствованию, любил вдумываться в смысл обыкновенных слов, понятных
каждому без объяснений. На этот раз, жалея о том, что у него нет в Сухуми
знакомых, он спрашивал себя: что такое "знакомые" и чем они отличаются от
"незнакомых"?
...Он представлял себе: вот идет по улице маленький человек, тот же
Сережа. Как ему хорошо! Сколько кругом интересного! Он присаживается на
корточки, чтобы лучше разглядеть лужу. Лужа - красивая, перламутровая, с
бархатной грязью по краям. Большой дядя сверху, почти от уровня крыш,
смотрит на него с улыбкой:
- Ты что тут делаешь, кудрявый?
- Лужу смотрю.
- Смотри-смотри, да не засматривайся. Штаны замарал. Мать небось не
похвалит.
- Не похвалит.
- Ну, давай руку.
Большая рука спускается откуда-то сверху, тоже от уровня крыш, и
бережно берет маленькую руку в мокрой красной варежке. И вот уже ребенок
идет от лужи, идет с чужим дядей, по-нашему - с "незнакомым". Но детское
сознание не знает разграничения людей на "знакомых" и "незнакомых".
Ребенок изначально "знаком" со всеми. Все люди - его знакомые. И дети. И
собаки. И кошки.
Естественное, блаженное, привольное состояние!
...А вот идет по улице взрослый человек. Кругом поспешают, обгоняют его
другие взрослые. У каждого - своя авоська, свой портфель, свои знакомые.
...Едут люди в автобусе, в трамвае, в метро. До чего ж они сухи,
замкнуты, чужды друг другу! До чего ж они незнакомы!
Человек в метро сидит и читает. Сосед по скамье с любопытством
заглядывает в книгу. Читающий недоволен. Он старается плечом загородить от
соседа страницу. Тот больше вытягивает шею, прямо затылком чувствуешь, как
он напрягся. Вот нахал! Читающий возмущен: он чувствует, как в нем растет,
раздувается чувство оскорбленной "приватности" ("privacy" - английское
слово, не имеющее русского эквивалента).
А вот взрослый человек в силу необходимости проталкивается сквозь
толпу. И снова в нем бушует оскорбленная "privacy". Он почти ненавидит
окружающие его плечи, локти, головы. Все эти люди ему мучительно
посторонни, крайне незнакомы. От их близости он неподдельно страдает.
Но когда же, в какой момент совершается в человеке переход от светлого
детского "все знакомы" к взрослому, отчужденному "я их не знаю и знать не
хочу"?
Это - как у кого. У некоторых детей такое "посвящение во взрослые"
наступает рано, слишком рано.
Например (вспоминает Юрий), у семилетней Тани, дочери соседей по дому,
этот переход уже совершился. Девочка худенькая, отвлеченная, ходячая
запятая (Юрий не раз, встречая ее на лестнице, пытался заговорить, но
всегда натыкался на стену вежливо-оскорбленной "privacy" в зеленых
глазах). До чего же она полна уважения к обычаям, разъединяющим людей!
Вместо простого, естественного мира, где все знакомы, ее окружает
искусственный мир церемоний...
Юрий улыбнулся, вспомнив рассказ Таниной матери о "случае с ногой".
Мать-то как раз была смешливая, общительная, и они с Юрием нередко
беседовали у лестничного мусоропровода.
Дело было так: Таня играла на балконе со своим двухлетним братом Сашей,
оставленным взрослыми на ее попечение. Мальчик забавлялся ногой,
оторванной от деревянного паяца-дергунчика. В ноге еще сохранилась тугая
резинка; Саша вытягивал ее, отпускал и с удовольствием слушал звонкий
щелчок. Но вдруг как-то ненароком он выронил ногу, и она упала вниз на
другой балкон.
Саша залился отчаянным ревом. "Ногу! Ногу!" - кричал он и никак не
хотел успокоиться. Таня была в квартире одна с братом и должна была
принять решение. Она знала, что там, внизу, живут Солнцевы (недаром папа,
запрещая им с Сашей прыгать и стучать, всегда говорил: "Не стучите по
потолку Солнцевых!"). Таня - человек долга, а долг повелевал зайти к
Солнцевым и попросить, чтобы они вернули ногу.
Но... беда в том, что Солнцевы были Тане незнакомы! Маленькая девочка в
свои семь лет уже была законченным образцом взрослого, отчужденного от
всех городского жителя. Она знала, что к незнакомым людям обращаться
нельзя, не полагается...
Тем временем Саша не унимался. Он так отчаянно вопил: "Ногу! Ногу!" -
словно решил тут же, на месте, лопнуть и умереть.
Надо было принять решение, и Таня его приняла. Она спустилась по
лестнице на один этаж. Дверь Солнцевых ее пугала - за ней жили незнакомые
люди, и как поступать в таких случаях, было неясно. Таня решила с
кем-нибудь посоветоваться.
Напротив Солнцевых, на той же площадке, жили люди, совсем Тане
незнакомые, даже фамилии их она не знала. Но спросить совета все же не то,
что потребовать ногу, с этим, на худой конец, можно обратиться к
незнакомым. Она нажала кнопку звонка и спросила женщину, отворившую ей
дверь, удобно ли будет, если она, Таня, обратится к Солнцевым по поводу
ноги?
- Отчего же нет, - ответила женщина, - спроси, только вежливо.
- Спасибо, - сказала Таня и позвонила в дверь Солнцевых.
Отворила ей сама хозяйка квартиры, солидная дама с усами.
- Простите, пожалуйста, что я вас беспокою, - очень вежливо сказала
Таня, - но дело в том, что мой брат потерял ногу и очень плачет.
Солнцеву чуть удар не хватил при таком известии... Она метнулась уже
вызывать неотложку, но тут выяснилось, о какой ноге идет речь...
Смешно? - подумал Юрий. Да, смешно, но чем-то и страшно. Эта затейливая
отчужденность. Спросить незнакомых, удобно ли будет обратиться к другим
незнакомым... Удивительно, пугающе рано переселяются наши дети из мира,
где все со всеми знакомы, в мир разделительных условностей. Сережа, слава
богу, еще не переселился.
Эта резкая черта, думал дальше Юрий, отделяющая "знакомых" от
"незнакомых", особенно типична для больших городов с их густыми потоками
чужих, безликих, ничем друг от друга не отличимых людей. Идут потоки
людей, потоки джинсов, потоки "дипломатов"... В деревнях и малых
поселениях сохранились еще кое-где остатки традиции, по которой все со
всеми знакомы, все со всеми здороваются... Попробуй соблюди ее в большом
городе, где за день каждый сталкивается с тысячами людей! Здороваться со
всеми? Отмечать каждого? Утопия. Прозрачная стена, отделяющая нас от
незнакомых людей, - единственное спасение от информационной и
эмоциональной перегрузки (Юрий любил говорить по-ученому). Спасительное
равнодушие к чужим, незнакомым - только оно делает возможной жизнь в
большом городе...
Значит, оправдать деление на "знакомых" и "незнакомых"? Выходит,
оправдать, но с ограничениями. Не слишком ли часто переходит спасительное
равнодушие к чужим людям в равнодушие к чужой беде?
Вот, например, лежит на обочине тротуара, головой к мусорному баку,
человек в неопрятной одежде; по-видимому, спит. Кто его знает, скорее
всего - просто пьян, а может быть, и болен? Мимо - люди, сплошным потоком,
каждый торопится, каждому некогда, никто не остановится, не нагнется
посмотреть, в чем дело. Сам не раз проходил мимо такой картины. Спросишь
кого-нибудь: "Чего это он лежит?" - "Известно, пьян". И усмешка. И тут
появляется какая-то старушка (на наших улицах почему-то именно старушкам
до всего есть дело!); нагнулась, потрогала лежащего за плечо, отошла,
вернулась с милиционером... Тут уж мое дело - сторона, я со спокойной
совестью иду дальше. Но почему все-таки старушка, а не я?
А вот плачет на скамейке женщина в платочке, плачет горько, вытирая
слезы по-странному - осенним кленовым листом... Кто ее знает, почему
плачет, может быть, ей надо помочь? Но неудобно обратиться, а вдруг
встретишь враждебный взгляд: "Тебе-то какое дело?" Этот страх враждебного
взгляда словно бы оправдывает мое равнодушие. А люди все идут, идут мимо.
Шаркают подошвы, стучат каблуки. А незнакомая женщина все плачет, утирая
слезы кленовым листом...
А что, собственно, это значит - знакомый, продолжал рассуждать Юрий
(специалист в области точных наук, он любил четкие определения). Если быть
честным, надо признать, что "мои знакомые" - это те люди, с которыми, по
чистой случайности, мне пришлось познакомиться, хотя бы поверхностно
пообщаться.
Встретил я, например, кого-то в доме моего приятеля. Нас познакомили, я
запомнил его лицо; столкнувшись с ним на улице, я, скорее всего,
поздороваюсь. Чем он отличается от других, "незнакомых"? А ничем.
Или, допустим, отдыхали мы с кем-то в санатории, пансионате. Сидели за
одним столом, передавали друг другу соль и горчицу. Вот мы уже и
"знакомы". А что я о нем знаю? Ничего.
Друзья - другое дело. Друзей мы выбираем сами. Знакомых - фактически не
выбираем. Они выпадают в наше поле зрения из окружающей среды.
А что, если вообще упразднить деление на "знакомых" и "незнакомых"?
Заранее считать, что все люди знакомы? А прекращать знакомство только
тогда, когда убедишься, что человек - негодяй, жулик?
Мысль показалась Юрию свежей и интересной, он даже стал набрасывать в
уме статейку на эту тему для заводской многотиражки (он иногда туда
пописывал, под псевдонимом Юрий Доверчивый).
...Начать можно с маленького мальчика на улице, фантазировал Юрий,
продолжить моими мыслями о пьяных и плачущих (это должно прозвучать).
Заключить деловыми рекомендациями...
Бывают люди, писал мысленно Юрий, которые уже осуществили сами для
себя, в одностороннем порядке, принцип "всеобщего знакомства". Они щедро и
весело вступают в общение со всеми. Придет такой человек в магазин, в
библиотеку, даже в милицию - и всюду ему рады, везде он свой... Увидев
его, люди улыбаются, готовы помочь ему, сами становятся рядом с ним добрее
и лучше (что греха таить, - Юрий имел в виду, в частности, самого себя.
Способность входить с людьми в общение и в самом деле его отличала).
Такому подражать нельзя, это талант. Но и на обычном, среднем уровне
способность к контактам можно в себе развить. Вернее, не дать ей
заглохнуть: ведь каждому нормальному человеку она свойственна изначально.
...Отвращение к личным контактам, мысленно писал Юрий, - тяжелая
болезнь, порожденная быстротой, перегруженностью, переусложненностью
жизни. Бюрократизм - одна из форм этой болезни. Бюрократ хочет
отгородиться от людей, поставить между собой и ими промежуточное
устройство, своего рода "кнопку", вроде той, с помощью которой пассажиры
просят водителя остановить машину на "стоянке по требованию". Что и
говорить - гораздо легче нажать безличную "кнопку", чем встретиться лицом
к лицу, глаза в глаза с живым человеком... Роль такой "кнопки" в случае
надобности может сыграть пункт инструкции (сегодняшняя девушка, отказавшая
ему в восстановлении билетов, с мрачным удовольствием жала именно на эту
кнопку)...
Так, не без приятного полета мысли, сочинял Юрий, и получалось неплохо.
Недаром товарищи по работе советовали ему попробовать силы в журналистике.
Но сейчас что-то мешало ему сочинять, какая-то внутренняя заноза. В чем
было дело?
Ага, вот в чем - вспомнил. На днях он прочел в местной газете статейку
под названием: "Глупая доверчивость". Начал читать по созвучию со своим
псевдонимом, а там и прочел до конца. "Глупо доверчивой" была, оказалось,
местная жительница Мария К. Она познакомилась на вокзале с какой-то
девушкой, назвавшей себя Людмилой. Девушка горько плакала, а когда Мария
К. спросила ее, в чем дело, рассказала, что ее якобы обокрали, что у нее
нет ни копейки денег, ни души знакомых, негде ночевать... Мария К. привела
ее к себе, уложила спать на раскладушке, слушала внимательно, как Людмила
"делилась своей жизнью", даже поплакали вместе, утром Мария ушла на
работу, а когда вернулась - Людмилы и след простыл. Вместе с ней исчезли
деньги и ценные вещи, находившиеся в квартире... Статья довольно разумно
призывала к осторожности в выборе знакомств, и, помнится, Юрий прочел ее
не без сочувствия... Как же примирить эту осторожность в "выборе
знакомств" с принципом "все люди - знакомые"? Над этим придется еще
подумать...
Сережа пошевелился, вздохнул во сне и, не просыпаясь, сказал кому-то
"сам дурак". Кстати, автобус скоро должен был прийти. Вернуться в
гостиницу - ближайшее очевидное действие. Как быть дальше, Юрий еще не
решил. Утро вечера мудренее. Что-нибудь да наклюнется.
Недалеко от скамейки, где они сидели, остановилась легковая машина.
Спустя некоторое время ее передняя дверца открылась, и из нее вышел
человек в темном. Осторожными, крадущимися шагами он подошел к скамейке и
остановился, пристально разглядывая сидящих.
Юрию стало не по себе. "Грабитель? - подумал он. - Вряд ли. А впрочем,
пусть грабит. Взять-то у меня сейчас нечего".
На всякий случай он восстановил в памяти рекомендации по самообороне в
случае внезапного нападения, преподанные ему когда-то в кружке самбо.
Сережа проснулся, почему-то сказал: "Маленькие хвостики" - и немедленно
заснул снова. Человек в темном подошел ближе.
- Это вы? - спросил он с грузинским акцентом.
- Это я, - ответил Юрий. - А что вам от меня надо?
- Ой, как я рад, что это вы! Я - Ираклий Пимениди, не узнали? Я вас
сегодня в такси возил, помните?
- Конечно, помню, - приходя в себя, сказал Юрий.
- Ну как, вам билеты восстановили?
- Нет, не восстановили. Предложили купить новые.
Ираклий пощелкал языком:
- Ай-яй, беда какая! И что же будете делать?
- Пока не знаю. Что-нибудь придумаю.
Ираклий самую малость поколебался (может быть, вспомнил, что все-таки с
Юрием незнаком?) и спросил:
- Сорок рублей хватит?
Он полез в карман, вынул и протянул Юрию четыре десятки. Тот был
ошеломлен более, чем благодарен.
- Почему вы мне так верите? - спросил он.
- Очень просто. Смотрю: человек, - и верю.
- Честное слово, я сразу же вышлю деньги.
- Не надо честное слово, - сказал Ираклий. - Садись в такси, поедем.
Мальчика жалко, совсем спит...
Вернувшись в Москву, Юрий, конечно, первым делом отослал деньги
телеграфом, в ответ на что получил следующее письмо [письмо - подлинное, в
нем не изменено ни слова, кроме обращения; имя и фамилия шофера Ираклия
Пимениди - подлинные]:
"Уважаемый Юрий Сергеевич!
Получили деньги и отвечаем вам. Пишет вам сестра Ираклия, так как его
несколько дней не будет дома. Мы все очень рады, что вы выслали деньги, то
есть, простите, рады не за деньги, а за вашу честность. Был у нас такой
случай. Наш старший брат одолжил 200 рублей одному киевлянину. Братья у
нас вообще очень добрые и, можно сказать, хорошие ребята. Так этот
киевлянин не только не отдал деньги, но даже не признал брата, когда он
поехал в Киев к нему за деньгами. И мы очень рады, да и Ираклий будет
довольный, записку в переводе оставим, чтобы он прочел. А теперь, когда
будете в Сухуми, обязательно приезжайте к нам. Мы всегда рады людям с
добрым и честным сердцем. Для них у нас всегда двери открыты, а для таких,
как киевлянин, нет.
На этом кончаю писать, так как мы знакомы, как говорится, только
заочно, и писать больше нечего.
До свидания. С приветом вся семья Пимениди".
Вот такое письмо получил из Сухуми мой знакомый инженер Юрий М.
Он прочел его, перечел, и ему стало стыдно. За сочиненную (к счастью,
еще не написанную!) статью о "знакомых людях". За свою готовность к
самообороне - там, на скамье у аэровокзала. Да мало ли еще за что!
Ведь Ираклий, давая ему деньги, прекрасно знал историю с киевлянином.
Знал - и все-таки дал. Сумел пренебречь "суровыми уроками жизни". "Смог ли
бы я так поступить? - спросил себя Юрий и честно ответил: - Не знаю".
В Сухуми в гости к семье Пимениди он до сих пор так и не собрался.
1982
Last-modified: Mon, 12 Feb 2001 18:10:32 GMT
Полезные ссылки:
 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
 Либмонстр - читай и публикуй!
 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|
