Илья Варшавский
  
                              ПРОДЕЛКИ АМУРА
   Как часто приходится слышать фразу: "О, если бы мне было дано прожить
жизнь заново!" Попробуем откинуть ее эмоциональную составляющую (для чего,
как известно, нужно только убрать восклицательный знак) и разобраться во
всем этом с позиций чистого разума.
   О какой жизни, собственно говоря, идет речь?
   Природа значительно милостивей, чем кажется с первого взгляда. Она дает
нам возсть прожить, по крайней мере, четыре жизни. Беспомощное
детство, безрассудная юность, осторожная пора возмужания и, наконец,
чванливая старость. До чего же мало эти периоды походят друг на друга!
   Поскольку внутренний мир человека с его надеждами, сомнениями и
разочарованиями по давно установленным правилам игры подлежит юрисдикции
художественной литературы, очевидно, в ней и нужно искать разгадку
поставленного вопроса.
   Для этого достаточно обратиться к таким капитальным трудам, как "Фауст"
   Иоганна Вольфганга Гете и "Возвращенная молодость" Михаила Зощенко. В
них  проследить неуклонное стремление человека сочетать в себе
сомнительный опыт старца с тем возрастом, который характеризуется наиболее
интенсивной гормональной деятельностью организма.
   Говоря об опыте стариков, я не зря употребил эпитет "сомнительный". По
существу, всякий опыт носит отрицательный характер. Он сводится к тому,
что "в одна тысяча девятьсот таком-то году что-то похожее пробовали, и
ничего не получилось". Вообще, если человеческий опыт имел бы
действительно позитивный характер, то наверняка бы род людской больше
отличался от наших сородичей-приматов.
   Что же касается опыта, свойственного именно старости, то разве
размышления ослепшего Фауста не сводятся к той же формуле:
   "Любовь? Не знаю. В одна тысяча таком-то году заново пробовал. Ничего
хорошего не получилось".
   Теперь, внеся ясность в некоторые исходные положения,  приступить
непосредственно к повествованию.
   Казалось, ничто не предвещало полосу осенних любовных штормов в душе
Филимона Орестовича Полосухина. Жил он тихой, размеренной жизнью
пенсионера, отдавая избыток энергии благородному делу постановки голосов у
канареек. На семейную жизнь не жаловался, хотя и было одно обстоятельство,
несколько омрачавшее супружеское согласие. Дело в том, что жена его,
Варвара Степановна, не любила птиц в доме. Впрочем, к открытым конфликтам
это не приводило. Существовало молчаливое соглашение, по которому Филимон
Орестович проводил уроки со своими питомцами, когда она уходила за
покупками. Кроме того, всеми санитарно-гигиеническими мероприятиями по
поддержанию порядка в клетках и закупкой кормов занимался он сам.
   Так они и жили, пока однажды Варвара Степановна не покинула на три дня
семейный очаг, чтобы погостить у подруги, жившей за городом.
   На эти три дня Филимону Орестовичу было заготовлено пропитание и даны
подробнейшие инструкции по ведению хозяйства. В числе всевозможных
поручений была и уплата за квартиру.
   В первый день своего соломенного вдовства Филимон Орестович проснулся
позже обычного. Он сварил кофе, прибрал в клетках и начал думать, как же
лучше использовать неожиданно свалившуюся свободу.
   Стояла прекрасная осенняя погода, и он решил пойти в сберкассу -
выполнить оставленное ему поручение, а затем отправиться погулять в парк.
   Как водится в таких случаях, Лукавый подстерегал его уже в нескольких
шагах от дома. На этот раз он принял облик обольстительной красотки в
дезабилье, призывно взглянувшей с рекламного плаката кинотеатра.
Очарованный этим взглядом, Филимон Орестович решил отложить поход в
сберкассу и купил билет на ближайший сеанс.
   Тонкий знаток человеческой натуры, вероятно, отметил бы странное
состояние душевного томления, с каким наш герой покинул зрительный зал.
Это состояние походило на инкубационный период тяжелой и опасной болезни.
   Коварный вирус вспыхнувших неудовлетворенных желаний уже делал свое
дело, грозя в будущем вызвать настоящий любовный жар. Внешне же это пока
проявлялось лишь в повышенной рассеянности, с какой Филимон Орестович
взирал на окружающий мир.
   Может быть, иммунно-биологические силы организма и победили бы в борьбе
с этим вирусом, если бы прочие обстоятельства не сплелись в единый
дьявольский клубок.
   Во-первых, сберкасса оказалась закрытой на обед, во-вторых, Филимон
Орестович решил переждать в кафе, пока она откроется, а в-третьих...
   Впрочем, давайте уж все по порядку, без излишней торопливости.
   Заказывая у стойки мороженое, Филимон Орестович обратил внимание на
бутылку с надписью на этикетке, исполненной готическим шрифтом.
   - Либ.. фрау... мильх, - с трудом прочел он надпись. - Что это такое?
   - Немецкое полусладкое. Молоко любимой женщины, - улыбнулась продавщица.
   - Налить?
   - Налейте стаканчик, - сказал заинтригованный Филимон Орестович.
   Вино оказалось на редкость приятным. Филимон Орестович решил повторить.
   Выйдя из кафе, он почувствовал удивительный прилив сил. Тротуары были
полны прогуливающейся молодежи, сплошь симпатичной и благожелательно
настроенной. Солнце грело совсем по-летнему, под ногами приятно шуршали
опавшие листья, откуда-то из распахнутого окна неслась сладчайшая мелодия.
   Словом, только тупой, мрачный меланхолик мог в такой день торчать в
очереди у окошка инкассаторского пункта.
   Филимон Орестович сдвинул набок шляпу и, подкрутив усы, направился
походкой фланера куда глаза глядят.
   На перекрестке молоденькая продавщица протянула ему букетик:
   - Купите вашей девушке.
   Филимон Орестович усмехнулся. "Вашей девушке". Заметьте, она не сказала
"вашей жене". "Вашей девушке"! Растроганный, он сунул продавщице три рубля
и небрежно махнул рукой: мол, сдачи не надо, что за пустяки!
   Правда, букет несколько стеснял свободу движений, и Филимон Орестович
бросил его в урну перед тем, как купить пачку сигарет. Он с наслаждением
закурил. Почувствовав при этом легкое головокружение, он подумал, что все
врачи шарлатаны и обманщики. Сами небось курят, а другим не велят. Вот
десять лет не курил, а теперь от первой затяжки закружилась голова. Нет,
дудки! Больше его на эту удочку не поймают. Отныне он опять будет курить,
потому что это полезно. Излечивает от ожирения. А то вон какой живот стал.
   Вообще, нужно больше обращать внимания на свою внешность. Утренняя
зарядка и десяток сигарет в день - любой станет стройным, как тополь.
   Рассуждая все в таком духе, Филимон Орестович незаметно дошел до
зоологического магазина. Он хотел было прицениться к канарейкам, но тут
его осенила новая идея. На витрине в проволочной клетке сидели два
восхитительных попугайчика. Филимон Орестович подумал, как здорово было бы
научить их разговаривать по-немецки. "Либфраумильх" и еще что-нибудь вроде
"гутен морген". Вот Варвара Степановна удивится! Будет хвастать всем
знакомым: мол, у нас даже птицы по-немецки говорят. "Либфраумильх", молоко
любимой женщины. Даже в цирке  показывать.
   Сказано - сделано! Через пять минут Филимон Орестович вышел из
магазина, бережно неся проволочную клетку. Тут, подведя итог расходам, он
убедился, что сегодня идти в сберкассу уже совсем нет смысла, благо
послезавтра пенсия,  возместить растрату, а начавшийся так
великолепно день следует достойно завершить.
   Закупив в "Гастрономе" всякой снеди, главным образом того, в чем он
себе долгое время был вынужден отказывать по причине больной печени, и
решив, что вечерний чай с успехом заменяется напитком более калорийным,
Филимон Орестович отправился домой в твердом намерении сегодня же добиться
решающих успехов в обучении попугаев иностранным языкам.
   Однако то ли вследствие перемены местожительства, то ли по другой
причине попугаи не проявили в этот день никаких талантов. Они сидели
нахохлившись на своих жердочках, демонстративно отказываясь не только
говорить, но даже принимать пищу.
   Вскоре Филимон Орестович махнул на них рукой и решил подкрепиться.
   Он аппетитнейшим образом разложил на тарелках свои припасы и,
отхлебывая живительную влагу из фамильного хрустального бокала - гордости
Варвары Степановны, - погрузился в чтение "Литературной газеты".
   В ту пору велась оживленная дискуссия о допустимости в нашем обществе
привлечения электронных машин в качестве свахи. Высказывались социологи,
экономисты, врачи-сексологи, разведенные супруги, девушки, мечтающие об
идеальном муже, восторженные старцы и юные скептики. Оказалось, что эта
проблема интересует всех.
   Филимон Орестович, всегда придерживавшийся взглядов передовых и
радикальных, был ярым сторонником организации Центрального бюро браков. Он
даже написал пространное и тщательно аргументированное письмо в редакцию,
но напечатано оно не было.
   Каково же было его удивление, когда, развернув газету, он увидел, что
проблема вышла уже из области споров и вычислительный центр в опытном
порядке предлагает всем желающим воспользоваться его машинами для
подыскания пары в браке.
   Филимон Орестович закурил и задумался. В самом деле. Ведь все в браке
случайно. Взять хотя бы его с Варварой Степановной. Познакомились они в
госпитале. Он лежал там раненый, а она работала медсестрой. Потом его
демобилизовали по инвалидности, и они стали жить вместе. Даже в загс не
пошли, настолько это казалось естественным и обыденным. А ведь в тот день,
под Гатчиной, могло ранить осколком не его, а кого-нибудь другого, и этот
другой лежал бы в госпитале и, может, женился бы на Варваре, а тем
временем и у него самого появилась бы другая подруга жизни. Воз, она
бы даже больше соответствовала его жизненным идеалам.
   Он закрыл глаза и попытался представить себе этот идеал. Получилось
совсем неплохо. Длинноногая голубоглазая блондинка, очень смахивающая на
ту киноартистку в соблазнительном дезабилье. С внешними данными все
обстояло благополучно. Ну, а характер? Тут тоже особых сомнений не
возникало. Добрая, заботливая, покладистая, нежная. Черт возьми! Вот так
где-нибудь ходит этот идеал, и никогда не придется с ним встретиться.
Может быть, она даже сидела сегодня рядом с ним в кино?
   У Филимона Орестовича мелькнула озорная мысль. Просто так, для
интереса, обратиться в Вычислительный центр, сказавшись холостяком. Они
подберут кандидатку, а он просто посмотрит на свою суженую.  даже
выпросить фотографию, чтобы подшучивать над Варварой Степановной. Вот,
мол, какой козырь из-за тебя упустил!
   Однако тут его размышления были прерваны неожиданным появлением самой
Варвары Степановны. Она примчалась в город раньше срока, так как забыла
оставить Филимону Орестовичу желчегонные таблетки и очень боялась, чтобы у
него не случился приступ печени.
   Ее взгляд мигом охватил всю ситуацию. И сигарету во рту, и наполовину
опорожненную бутылку, и строжайше запрещенные консервы в томате, и
твердокопченую колбасу, и двух попугаев.
   Со сноровкой опытного следопыта она начала допрос. Не прошло и
нескольких минут, как все художества Филимона Орестовича были вскрыты и
квалифицированы.
   Обычно безгласный в семейных передрягах Филимон Орестович, видимо, под
влиянием волшебного зелья проявил на этот раз удивительную строптивость,
решительно отказавшись признать себя виновным, что еще больше разгневало
его половину.
   Семейные ссоры подобны спонтанно протекающей химической реакции. Они
длятся, пока концентрация реагентов в виде давних затаенных обид не
уменьшится до естественной остановки реакций. Чем выше их начальное
содержание, тем больше конечного продукта - упреков, сожалений о
загубленной жизни и внезапно открывшихся горьких истин.
   Может быть, прояви Филимон Орестович больше смирения, все кончилось бы
как обычно. Но в этот день он, видимо, и впрямь всосал безумие с "молоком
любимой женщины".
   Обозвав Варвару Степановну мымрой и присовокупив к сему эпитет такого
рода, что в произведении изящной словесности его и привести-то совестно,
он хлопнул дверью и выбежал на улицу охладить воспаленную голову.
   Как в тумане бродил он по городу, полному соблазнов, проклиная себя за
то, что так неразумно связал свою жизнь со сварливой старой женщиной.
   Все же, поостыв немного, он решил пойти домой, надеясь, что все
недоразумения этого дня уладятся сами собой.
   Увы! Надеждам его не суждено было сбыться. Вернувшись в свою квартиру,
он обнаружил, что семейные отношения прерваны весьма основательно при
помощи двух платяных шкафов и ситцевой занавески. В шкафу, дверцы которого
открывались непосредственно в новую экологическую нишу Филимона
Орестовича, лежали его личные вещи и аккуратная стопка постельного белья,
выделенная при разделе имущества. Холостяцким ложем отныне должен был ему
служить узкий диванчик, использовавшийся раньше для приема гостей. У окна
стояли клетки с птицами.
   Филимон Орестович заглянул на кухню. Его бывшая жена мыла там окно -
верный признак бушующего в ней негодования, хорошо известный по прежним
ссорам. Поразмыслив, Филимон Орестович решил вести себя так, словно ничего
не случилось.
   - Слушай, Варенька, - сказал он примирительным тоном. - Я тут оставил
"Литературку". Ты ее куда прибрала?
   - Вытерла стекло.
   - Гм... Ну, допустим, - на этот раз Филимон Орестович был воплощением
кротости и всепрощения. - А поесть у нас не найдется? Я, знаешь ли, как-то
проголодался.
   Варвара Степановна молча указала на холодильник. У Филимона Орестовича
было мелькнула надежда, что все уже обошлось. Не тут-то было! Он открыл
дверцы и сразу убедился, что принцип "твое - мое" восторжествовал и здесь.
В отведенной ему половине красовалась початая бутылка вина и остатки
сегодняшнего пиршества, тогда как вожделенный сейчас кефир находился на
вражеской территории.
   - Забирай свою жратву и выметайся, - сказала Варвара Степановна. - Мне
еще нужно тут полы мыть.
   Оскорбленный в самых лучших чувствах, Филимон Орестович отправился к
себе, не поужинав.
   Спал он из рук вон плохо. От гастрономических излишеств у него и в
самом деле приключился приступ печени. Диван был жесткий и неудобный,
простыня все время сползала. Но больше всего терзало уязвленное самолюбие.
Как это его, отдавшего лучшие годы жизни этой женщине, вышвырнули, как
паршивого пса.
   Подумаешь, цаца, медицинская сестра на пенсии. Не такие еще бегают в
поисках мужей. Красавицы и молодые. Не зря пишут, что женщин больше, чем
мужчин.
   Так, постепенно распаляясь от собственных мыслей, к утру Филимон
Орестович принял решение. К черту Варвару Степановну. Сегодня же он
отправится в Вычислительный центр искать новую подругу жизни.
   Вот таким образом в результате коварного хитросплетения случайных
обстоятельств тщательно выбритый Филимон Орестович, в блеске нейлоновой
рубашки, украшенной лучшим из галстуков, оказался на пороге Бюро
консультаций Электронно-вычислительного центра.
   Вопреки его предположениям это учреждение мало походило на Дворец
бракосочетаний. Там не было ни мраморных колонн, ни лепных карнизов, ни
оксидированных под золото светильников, ни синтетического ковра, на
который разрешается ступать только новобрачным, ни буфета с шампанским и
реликтовыми шоколадными конфетами. Помещалось оно в первом этаже точечного
дома, рядом с пунктом приема белья в стирку.
   Филимон Орестович с волнением распахнул дверь и сразу оказался перед
столом, за которым юная красавица в вельветовой брючной паре изучала
толстый потрепанный фолиант. На появление Филимона Орестовича она никак не
реагировала. Он кашлянул, но и это не произвело на служительницу Гименея
никакого впечатления. Тут он подошел ближе. Девушка перевернула страницу.
   При этом Филимон Орестович, скосив глаза, смог прочитать: ФИЗИОЛОГИЯ
БРАКА.
   Видимо, работа Бюро была построена действительно на солидной научной
базе.
   - Простите... - сказал он.
   Девушка с неудовольствием оторвалась от цветного рисунка на вкладном
листе и подняла на Филимона Орестовича глаза цвета полированного агата.
   Пораженный ее красотой, он было подумал, что при наличии таких служащих
вряд ли есть необходимость загружать электронные машины. Однако здравый
смысл подсказал ему тут же, что едва ли брак со столь солидной разницей в
возрасте может быть действительно счастливым.
   - Слушаю, - сказала она.
   Филимон Орестович смутился.
   - Вот я... - пробормотал он, запинаясь, - пришел... в общем... ищу жену.
   - Кому? - спросила девушка.
   - Как кому? - опешил он. - Себе, конечно! Или вы считаете меня слишком
старым? - добавил он, осмелев.
   Она оглядела его с головы до ног.
   - Отчего же? Бывает. - В ее голосе сквозило обидное равнодушие,
неприятно кольнувшее Филимона Орестовича. Нет, безусловно, такая девчонка
в жены не годится. Женщина должна созреть для брака.
   Девушка вынула из ящика квитанционную книжку.
   - Стоимость консультации с одной рекомендацией - двадцать пять рублей.
   За каждую последующую рекомендацию - пять рублей. Платить будете? -
выпалила она профессиональной скороговоркой.
   Подобный расход никак не предусматривался Филимоном Орестовичем. Однако
в тоне, каким задан был вопрос, чувствовалось столько пренебрежительного
сомнения в серьезности намерений клиента, что Филимон Орестович вздохнул и
вынул бумажник. После вчерашних похождений в нем оказалось всего десять
рублей.
   - Вот, - сказал он, краснея, как юноша. - Остальные, если , я
занесу завтра.
   - Нельзя, - она подтолкнула перламутровым ногтем десятирублевку обратно.
   - Завтра и заплатите. А пока возьмите анкету.
   - Спасибо! - Филимон Орестович взял пачку листков и, не зная, куда
девать глаза, повернулся к двери. - Всего хорошего!
   - До свиданья! - насмешливо ответила девушка, вновь погружаясь в
изучение таинств брака.
   Заполнение анкеты оказалось делом кропотливым и неприятным. Ушло три
дня на то, чтобы ответить на все 100 вопросов. Многие из них казались
Филимону Орестовичу просто бестактными. Они извлекали на всеобщее
рассмотрение подробности насчет потаенных желаний, склонностей и привычек,
которые обычно составляют интимную сферу каждого человека.
   Ставили в тупик и такие вопросы:
   "Как вы оцениваете свою привлекательность для лиц противоположного пола:
   сильная, средняя, слабая? Нужное подчеркнуть".
   Поначалу Филимон Орестович невольно преувеличивал свои достоинства, но
потом решил, что это ни к чему. Пусть принимают его таким, как есть.
   Больше всего смущало отсутствие вопросов, на основании которых машина
могла бы судить о его идеале. Все они почему-то относились к нему самому.
   Только последний пункт вопрошал:
   "Что вы больше всего цените в партнере по браку: красоту, ум, талант,
доброту, темперамент? Нужное подчеркнуть".
   Пропотев над ответом больше часа, Филимон Орестович дипломатично
написал: "Женщину в полном смысле этого слова". Да, пожалуй, именно такой
была героиня в том фильме, с которого все и началось. Прообраз современной
Евы.
   Наконец труд был закончен, и Филимон Орестович вновь отправился в Бюро
консультаций.
   Сдав анкету и получив квитанцию в том, что все хлопоты Купидона
оплачены авансом, он поинтересовался, долго ли придется ждать.
   Девушка пожала плечами.
   - Трудно сказать. Это зависит от количества заказов. У нас все
наоборот, - она улыбнулась, - чем больше заказов, тем скорее. Ждите, вас
известят.
   Ждите! Ждать всегда неприятно, а в таком деле особенно, если к тому же
принять во внимание, что дома у тебя все вверх дном.
   Варвара Степановна устроилась работать, и Филимон Орестович целые дни
без толку слонялся один в своем закуте. Питался он в столовой, отчего все
чаще побаливала печень. Кроме того, почему-то стало не хватать денег.
Раньше такая проблема не возникала. Они вполне сносно жили на пенсии, даже
что-то удавалось отложить на летний отдых. Теперь же, когда в его руках
была большая часть их прежнего бюджета, он постоянно испытывал нужду в
деньгах.
   Единственное, что его подбадривало, - это надежда, что все уладится с
женитьбой. Он переедет к жене, и заживут они в покое, согласии и достатке.
   Между тем время шло, а обещанного извещения не было.
   Филимон Орестович несколько раз ходил справляться по этому поводу, но
безрезультатно. Теперь вместо былой красавицы, устроившей, видимо, свою
судьбу без вмешательства электронной техники, там сидел грубоватый юноша в
очках. В довольно резкой форме он попросил Филимона Орестовича не шляться
сюда каждую неделю, не мешать людям работать, а спокойно ожидать дома,
поскольку тщательный подбор супруги в интересах самого же Филимона
Орестовича. Раз нет извещения, значит не появилась достойная кандидатка.
Все дело в том, что еще мало народа обращается за помощью.
   С горя Филимон Орестович стал захаживать в то самое кафе, отчего его
бюджет стал еще более напряженным, а характер и вовсе утратил былое
добродушие. По ночам мучили кошмары. То он в образе Фавна оказывался в
хороводе прелестных нимф, насмехающихся над пунктом девятым его анкеты
("Считаете ли вы себя способным составить пару женщине, мужчине с
нормальными задатками, да, нет? Нужное подчеркнуть"), то безрезультатно
преодолевал множество препятствий, пытаясь настигнуть белокурую
прелестницу, то электронное чудовище, подмигивая красным глазом,
предлагало ему в жены корову.
   Птиц он совсем забросил. Попугаи сдохли, а канареек пришлось срочно
продать на рынке, так как они заразились от своих тропических собратьев
черной меланхолией и петь больше не хотели.
   Нужно сказать, что не раз, просыпаясь по ночам, Филимон Орестович
обдумывал планы капитуляции. Порою ему нестерпимо хотелось броситься на
колени и вымолить прощение у Варвары Степановны. Однако он самым
решительным образом гнал эти малодушные мысли. Пойти на мировую значило
навсегда распрощаться со своим идеалом и разменять ожидавшее его счастье
на серые будни.
   И вот однажды, когда, казалось, уже всякая надежда была потеряна, он
обнаружил в почтовом ящике адресованный ему конверт со штампом
Вычислительного центра. По краям конверт был окаймлен гирляндами красных
роз, а в левом углу, над электронной схемой, парил Амур, изготовившийся к
стрельбе по живым целям.
   Сомнений быть не могло. Наконец-то Филимон Орестович держал в своих
руках судьбу!
   С пылом юноши, срывающего маску прекрасной незнакомки, он единым махом
вскрыл конверт и прочел заветное имя:
   Варвара Степановна Орешкова Далее следовали адрес и телефон, столь
известные Филимону Орестовичу.
   Говорят, что в момент сильных потрясений перед человеком проносится вся
его жизнь. Ну, если и не вся, то хотя бы важнейшие ее этапы.
   Так и сейчас, закрыв глаза, Филимон Орестович за короткое время
вспомнил прошедшие тридцать лет. По сравнению с его нынешним состоянием
они казались годами настоящего счастья, которое он так неразумно упустил,
предавшись несбыточным иллюзиям.
   Он радостно улыбнулся и направился в кухню, откуда доносились
сладостные его уху звуки переставляемой посуды...
   Если бы автор задался целью написать новогодний рассказ, то лучшего
конца и придумать нельзя. Вновь соединенные супруги под звон курантов
поднимают бокалы в честь электронного Деда Мороза.
   Однако, как утверждают философы, жизнь - очень сложная штука. Пусть они
даже немного преувеличивают, но, во всяком случае, она сложнее примитивных
сюжетных схем. Что же касается гибрида Амура с компьютером, то даже
воображение фантаста не всегда может предугадать, на какие пакости этот
ублюдок способен. Итак, терпение, читатель!
   ...С радостной улыбкой вошел Филимон Орестович в кухню. Он тут же
заметил на столе точно такой же конверт.
   - Ну, чего тебе? - спросила Варвара Степановна.
   - Значит, ты тоже?.. - Филимон Орестович указал на конверт.
   - А ты как думал?! Что ж я, по-твоему, одна и помирать буду?
   - Эх, старуха, старуха! - вздохнул Филимон Орестович. - Много мы с
тобой глупостей понаделали. Ну, теперь все! Завтра идем в загс.
   - Ишь, какой прыткий! - усмехнулась она. - Я своего еще и не видела.
   - Так посмотри! - Филимон Орестович петухом прошелся по кухне.
   - Ты что, обалдел?!
   - Обалдеешь тут! - Он засмеялся и, взяв со стола конверт, извлек оттуда
извещение. Тут же смех комом застрял у него в горле. На плотной бумаге с
водяными знаками заказчица торжественно извещалась, что лучшего мужа, чем
некий Аврелий Маркович Октовианов, проживающий в поселке Ручьи, улица
такая-то, собственный дом, ей не сыскать.
   Удивительное создание человек! В этой новой ситуации Филимона
Орестовича почему-то больше всего возмутили именно Ручьи.
   - Ручьи! - захохотал он. - Нет, вы только подумайте, Ручьи! Собственный
дом!
   Усы у него брезгливо топорщились, как у кота, нюхнувшего нашатырного
спирта, глаза сверкали дьявольским пламенем, нос заострился и выгнулся
дугой.
   - Ручьи! Ха-ха-ха! Ручьи!!! Что ж, не смею препятствовать!
   Отвесив насмешливый поклон, он с достоинством Каменного гостя
направился к себе за шкафы.
   Я не мастак описывать сложные душевные переживания. Сопутствующие им
мысли настолько сумбурны, что изложить их хоть в какой-то логической
последовательности очень трудно. Да и ни к чему это. Важно, что теперь
Филимон Орестович готов был один на один биться за свою поруганную честь
со всеми электронными своднями на свете. Что же касается гнусного
соблазнителя из поселка Ручьи, то хороший удар шпагой:
   Впрочем, чушь, какие теперь шпаги? Правда, есть еще кулачная расправа,
но и эта мысль тоже была откинута. Возраст не тот, да и сердце пошаливает.
   Оставалось одно: протестовать, протестовать!
   Протест - одна из самых хилых форм борьбы. Ниже его в табели о рангах
стоит только кукиш в кармане. Кроме того, попробуй протестовать, когда
перед тобой - равнодушный очкарик, впившийся молодыми зубами в яблоко.
   - Вот, полюбуйтесь! - Филимон Орестович швырнул на стол извещение. - И
зачем вас только тут держат?!
   - Что, не подходит? - спросил очкарик, чавкая при этом самым
омерзительным образом.
   - Подходит! - дрожащим от негодования голосом произнес Филимон
Орестович. - Очень подходит, только я ей не подхожу. По вашему мнению не
подхожу. Это вы ей какого-то Аврелия подсунули!
   - Что ж, бывает, - усмехнулся тот. - Тут уж, как говорится, ничего не
попишешь. Вам она подходит, а вы ей нет, ситуация вполне жизненная.
Платить будете? - Он вытащил из стола квитанционную книжку. - За повторную
рекомендацию пять рублей.
   - Как?! - выпучил глаза Филимон Орестович. - И вы еще имеете наглость
мне предлагать?! Вы!.. вы!.. - Тут он изрек нечто столь нецензурное, что
даже видавший всякое очкарик поперхнулся яблоком и долго еще после того,
как за посетителем захлопнулась дверь, сокрушенно качал головой.
   Тут наша легенда об электронном Фаусте подходит к концу. Тривиальному и
грустному.  было бы написать еще много страниц о том, как Филимон
Орестович боролся за свое счастье с домовладельцем из поселка Ручьи и как
был счастлив, когда наконец насладился победой. Все произошло именно так.
   Однако пыл страстей, вовсе несвойственный его возрасту, окончательно
подорвал здоровье престарелого молодожена, и результатом всей этой истории
явилась скромная гипсовая раковина на одном из кладбищ - неопровержимое
свидетельство того, что извечное противоречие между стремлениями человека
и отпущенными ему возстями окончательно улажено природой.
   Воз, что автором где-то был допущен просчет, когда он брался за
эту тему.
   Может быть, человечество еще не готово передать свои сердечные дела
полупроводниковым схемам и запоминающим устройствам, или, наоборот,
алгоритмы решения задач, связанных с удовлетворением высоких порывов души,
еще недостаточно отработаны. А может, и впрямь браки заключаются в небесах?
   Право, не знаю.