Илья Варшавский
Дельта-ритм
Васильев открыл глаза и посмотрел на часы. Было двадцать минут
четвертого. Значит, сегодня это продолжалось два часа. На столе перед ним
тихо пощелкивал автомат, включающий каждые десять минут осциллограф. Сняв с
головы контакты, Васильев вынул кассету из осциллографа и пошел в темную
комнату. Через двадцать минут у него в руках была проявленная пленка.
Сомнений не могло быть: опять дельта-ритм - колебания с частотой три
герца и почти постоянной амплитудой.
- Марина! - крикнул он, подходя опять к столу. Из соседней комнаты
вошла девушка в белом халате и вопросительно взглянула на Васильева.
- Дадите три вспышки света с произвольными интервалами, - сказал он,
гася в лаборатории свет.
Подойдя к аквариуму с розоватой жидкостью, в которой плавал комок серой
массы с торчащими из нее проводами, он включил катодный осциллограф.
Зеленая светящаяся точка возникла на экране.
Он манипулировал рукоятками прибора, пока точка на экране не
превратилась в кривую синусоидальной формы.
Яркая вспышка света залила лабораторию и погасла. Сразу же изменилась и
форма кривой на экране. Одновременно с уменьшением амплитуды на кривой
возникли колебания значительно более высокой частоты.
Так повторилось три раза.
- Можете идти, Марина.
Васильев сел на стул и обхватил голову руками. Некоторое время он сидел
неподвижно, затем, приняв решение, взял со стола папку и направился во
второй этаж.
Несколько секунд он нерешительно стоял около двери с табличкой:
Профессор А. А. Сильвестров - к вам, Анатолий Александрович?
- Пожалуйста, входите. Как у вас дела?
- Извините, Анатолий Александрович. Я к вам сегодня пришел по сугубо
личному делу, по поводу... Ну, словом, в качестве пациента.
- Что случилось?
- Последнее время со мной происходит что-то странное. Какие-то приступы
оцепенения. Это не сон и не обмороки. Я хорошо слышу все, что делается в
лаборатории, но вместе с тем испытываю непонятные ощущения, которых не
могу объяснить. В мозгу возникает какое-то подобие образов, совершенно мне
чужих. Как будто кто-то старается мне их внушить, однако эти образы
настолько отвлеченны, что я их не могу связать с какими-либо конкретными
представлениями.
- И давно это у вас?
- Началось дней десять тому назад. Вначале приступы продолжались не
более нескольких минут. В течение последних трех дней их длительность
резко увеличилась. Сегодняшний продолжался два часа.
- Раздевайтесь! - коротко сказал Сильвестров.
Осмотр занял немного времени.
- С такой нервной системой, как у вас, - сказал профессор, - в
космос отправлять. Решительно ничего не могу обнаружить. Может быть,
легкое переутомление. Как вы спите?
- Сплю хорошо.
- Старайтесь побольше отдыхать. Кстати, как дела в лаборатории?
- Последний опыт проходит удачно. Нам удалось не только сохранить
мозговую ткань в условиях искусственной питательной среды и газообмена, но
и даже поддержать в какой-то степени ее жизнедеятельность. Части мозга,
взятые у различных кошек, отлично приживляются друг к другу.
Сейчас у нас в искусственных условиях живет, если так выразиться,
гигантский комок мозговой ткани, содержащий, более восьмидесяти миллиардов
нервных клеток.
- Ого! В восемь раз больше, чем насчитывает человеческий мозг! Почему
же они не погибают, как в предыдущих опытах?
- Мы установили, что отсутствие раздражителей вызывает быструю гибель
нервных клеток. В этом опыте клетки периодически подвергаются раздражению
ультрафиолетовым облучением и электромагнитным полем высокой частоты.
- И как же они на это реагируют?
- Вначале никак не реагировали. Последнее время нам удается через
вживленные контакты записывать на осциллографе колебания с частотой три
герца и амплитудой восемьсот - девятьсот микровольт.
- Дельта-ритм?
- Совершенно верно! Вначале весь ансамбль давал один и тот же ритм.
Потом различные участки начали проявлять отклонения в пределах полутора
герц по частоте и триста - четыреста микровольт по амплитуде.
- И что же из этого следует, по-вашему?
Васильев замялся.
- Видите ли, Анатолий Александрович: мы имеем дело с совершенно
необычным скоплением нервных клеток. Вы же знаете, что нейрон животного
ничем не отличается от человеческого. Разница в мозге человека и животного
скорее вызвана макроскопическими различиями, чем отличительными
особенностями составляющих его элементов. Ведь мозг принадлежит к разряду
случайно организующихся систем. Кто знает, на что способно такое
колоссальное количество клеток, хотя трудно предположить, что в этом комке
ткани идут какие-то мыслительные процессы.
- Тем более, что она лишена всяких органов чувств, - добавил профессор.
- Это не совсем так. Она пользуется моими органами чувств.
- Что?!
Сильвестров привстал со стула.
- Вот посмотрите: здесь запись биотоков этой ткани после воздействия на
нее вспышкой света. Никакой реакции нет. А вот запись, сделанная в моем
присутствии: ясно видно изменение амплитуды и частоты после трех вспышек
света. Контрольный опыт, проведенный при участии Марины, этого эффекта не
дал. Ткань реагирует на свет только в моем присутствии.
Профессор тихонько свистнул, разглядывая осциллограммы.
- Постойте! А это что такое?
- Это моя энцефалограмма во время приступа.
- Но ведь здесь явно наложенный дельта-ритм!
- Совершенно верно. В обычном состоянии он у меня не проявляется.
Некоторое время оба молчали.
- Почему вы сразу об этом не сказали? - спросил профессор.
- Все это так необычно. Я сам себе не верю. Приступы оцепенения
наступают у меня только в непосредственной близости к аквариуму с тканью.
С каждым днем ее воздействие на меня становится все более ощутимым.
Сильвестров внимательно рассматривал осциллограммы.
- Постараемся разобраться во всем последовательно, - прервал он,
наконец, молчание. - Мы должны дать ответ на три вопроса. Во-первых, может
ли мозговая ткань, взятая у различных кошек и сросшаяся в единый комплекс,
в искусственной питательной среде, в присутствии окислителя и внешних
физических раздражителей, проявлять признаки жизнедеятельности,
характерные именно для нервных клеток? Я считаю, что может; в этом ничего
удивительного нет. Удается же поддерживать в работоспособном состоянии
изолированное от организма сердце со всеми свойственными ему мышечными
сокращениями. Так?
Васильев кивнул.
- Второй вопрос: способна ли ткань в этих условиях на тот вид
деятельности, который мы называем мыслительными процессами? На этот вопрос
невоз ответить, пока мы не уточним само понятие мыслительной
деятельности. Конечно, существует разница в процессах, протекающих в мозгу
человека, решающего математическую задачу, и лисы, преследующей зайчат.
Однако, если проанализировать биотоки их мозга в это время, то
окажется, что в обоих случаях мы сталкиваемся с весьма сходными явлениями
возбуждения и торможения различных участков мозга, дающими очень сложную
картину наложенных друг на друга электрических импульсов.
- Но мозг живого существа, - возразил Васильев, - способен хранить
информацию, пусть самую примитивную, но все же являющуюся основой
сознательной деятельности, а здесь мы имеем дело просто с комком мозгового
вещества.
- А разве мы знаем, что такое память? - улыбнулся Сильвестров. - Есть
память сознательная, приобретенная в результате опыта, а есть память
наследственная, которую мы называем инстинктом. Если первый вид памяти мы
можем уподобить циркуляции нервного возбуждения по замкнутому пути, вроде
устройства памяти с линией задержки вычислительных машин, то
наследственная память, очевидно, связана с перестройкой протеиновых
молекул клетки и должна сохраняться в ней, пока клетка живет. Вы сами
говорили о том, что мозг представляет собой случайно организующуюся
структуру. Он напоминает армию, где перед каждым подразделением поставлена
задача, в решении которой каждым солдатом должна проявляться максимальная
инициатива в зависимости от случайно меняющейся обстановки. Не забывайте,
что здесь десятки миллиардов клеток могут образовывать временные связи в
самых разнообразных комбинациях.
- Значит, вы полагаете, что в этом комке мозгового вещества действительно
идут мыслительные процессы?
- "Я существую, следовательно я мыслю". Вот единственная обобщающая
формула деятельности мозговой ткани, - ответил Сильвестров. - Теперь
перейдем к третьему и самому сложному вопросу о влиянии этого комка ткани
на ваш мозг. На этот вопрос может ответить только очень тщательно
поставленный эксперимент. Признаться, я никогда не верил в существование
передачи мыслей на расстояние. Однако и в этом случае приходится считаться
с фактами. Приборы объективно зафиксировали нечто такое, что трудно
объяснить. Самое правильное воздержаться пока от каких-либо предположений
по этому вопросу и продолжать наблюдение. Вы говорите, что
продолжительность ваших приступов непрерывно увеличивается?
- Да, несмотря на то, что я с ними борюсь как могу.
- А вы попробуйте не бороться. Может быть, тогда картина проявится
более четко...
* * *
Когда на следующий день привлеченная шумом Марина вбежала в лабораторию,
она нашла Васильева на полу: он стоял на четвереньках в углу за шкафом.
Васильев медленно поднялся на ноги и левой рукой потер лоб, приходя в
себя после приступа.
Посмотрел на Марину и смущенно улыбнулся. Разжал правую руку.
На ладони у него лежал задушенный мышонок.
Полезные ссылки:
Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
Либмонстр - читай и публикуй!
Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|