Альфред Бестер Перепутанные провода

 

 

Перевод Е. КОРОТКОВОЙ

 

 

  Я расскажу эту историю без утайки, в точности так, как все произошло, потому

  что все мы, мужчины, небезгрешны в таких делах. Хотя я счастлив в браке и

  по-прежнему люблю жену, временами я влюбляюсь в незнакомых женщин. Я

  останавливаюсь перед красным светофором, бросаю взгляд на девушку в

  остановившемся рядом такси — и готово, влюбился. Я еду в лифте и пленяюсь юной

  машинисткой, которая поднимается вместе со мной, держа в руке стопку фирменных

  бланков. На десятом этаже она выходит и вместе с бланками уносит мое сердце.

  Помню, как однажды в автобусе я влюбился в красотку, словно сошедшую с обложки

  модного журнала. В руках у нее было неотправленное письмо, и я украдкой

  старался прочесть адрес.

  А какой соблазн случайные звонки по телефону! Раздается звонок, вы снимаете

  трубку, и женский голос говорит:

  — Попросите, пожалуйста, Дэвида.

  В доме нет никаких Давидов, и голос явно незнакомый, но такой волнующий и

  милый. За две секунды я успеваю насочинять, как я назначаю этой девушке

  свидание, встречаюсь с ней, закручиваю роман, бросаю жену и оказываюсь на

  Капри, где мы упиваемся греховным счастьем. После этого я говорю:

  — А какой номер вы набрали?

  Когда я вешаю трубку, мне стыдно взглянуть на жену, я чувствую себя

изменником.

  Звонок, который раздался в моей конторе на Мэдисон 509, вовлек меня именно в

  такую ловушку. Мои служащие — бухгалтерша и секретарша — ушли обедать, и я сам

  снял трубку стоявшего на моем столе телефона. Чей-то милый голосок с

  неимоверной быстротой затараторил:

  — Здравствуй, Дженет. Дженет, милая, ты знаешь, я нашла работу. Такая чудная

  контора, сразу за углом на Пятой авеню, там, где старое здание Тиффани.

  Работать буду с девяти до четырех. У меня свой стол в маленькой комнатке с

  окошком, и представляешь, она целиком в моем распоряжении, я...

  — Простите, — сказал я, после того, как, вволю нафантазировался. — Какой номер

  вы набрали?

  — Господи боже! Ну, конечно, не ваш!

  — Боюсь, что все-таки мой.

  — В таком случае простите, что побеспокоила.

  — Ну что вы! Поздравляю с новой работой.

  Она засмеялась.

  — Большое спасибо.

  Послышались гудки. У моей незнакомки был такой чудный голосок, что я решил

  отправиться с ней на Таити, а не на Капри. Тут опять зазвонил телефон. И снова

  тот же голосок:

  — Дженет, милая, это Пэтси. Представляешь, только что звонила тебе, а попала

  совсем не туда. И вдруг ужасно романтичный голос...

  — Благодарю вас, Пэтси. Вы опять попали не туда.

  — Господи! Снова вы?

  — Угу.

  — Это ведь Прескотт 9-32-32?

  — Ничего похожего. Это Плаза 6-50-00.

  — Просто не представляю, как я могла набрать такой номер. Видно, я совсем

  поглупела от радости.

  — Скорее, просто разволновались.

  — Пожалуйста, простите.

  — С удовольствием, — ответил я. — У вас, по-моему, тоже очень романтичный

  голос, Пэтси.

  На этом разговор закончился, и я отправился обедать, повторяя в уме номер:

  Прескотт 9-32-32. . Вот позвоню, попрошу Дженет и скажу ей... что я ей скажу?

  Об этом я не имел понятия. Я знал лишь, что ничего подобного не сделаю, и все

  же ходил в каком-то радужном тумане. Только вернувшись в контору, я стряхнул

  наваждение. Надо было заняться делами.

  Подозреваю все же, что совесть у меня была нечиста: жене я ничего не

рассказал.

  До того как выйти за меня замуж, моя жена служила у меня в конторе, и до сих

  пор я рассказываю ей все наши новости. Так было и в этот раз, но о звонке

  Пэтси я умолчал. Как-то, знаете, неловко.

  До того неловко, что на следующий день я отправился в контору раньше обычного,

  надеясь утихомирить укоры совести сверхурочной работой. Никто из моих девушек

  еще не пришел, и отвечать на звонки должен был я сам. Примерно в полдевятого

  зазвенел телефон, и я снял трубку.

  — Плаза 6-50-00, — сказал я.

  Последовало мертвое молчание, которое меня взбесило. Я лютой ненавистью

  ненавижу растяп-телефонисток, принимающих по нескольку вызовов сразу и

  заставляющих абонентов ждать, пока их соизволят соединить.

  — Эй, девушка, черт вас возьми! — сказал я — Надеюсь, вы меня слышите.

  Сделайте одолжение, впредь не трезвоньте до того, как сможете соединить меня с

  тем, кто звонит. Что я вам, мальчик?

  И в тот самый миг, когда я собирался шмякнуть трубку, испуганный голосок

  сказал:

  — Простите.

  — Пэтcи? Снова вы?

  — Да, я,— ответила она.

  Сердце у меня екнуло: я понял, понял, что этот звонок уже не мог быть

  случайным. Она запомнила мой номер. Ей захотелось еще раз поговорить со мной.

  — Доброе утро, Пэтси, — сказал я.

  — Какой вы сердитый!

  — Боюсь, что я вам нагрубил.

  — Нет, нет. Виновата я сама. Все время вас беспокою… Не знаю, почему так

  получается, но всякий раз, когда я звоню Джен, я попадаю к вам. Наверно, наши

  провода где-то пересекаются.

  — В самом деле? Очень жаль. А я надеялся, что вам захотелось услышать мой

  романтичный голос.

  Она рассмеялась

  — Ну, не такой уж он романтичный.

  — Я с вами грубо говорил. Мне бы очень хотелось как-то загладить свою вину. Вы

  позволите угостить вас сегодня обедом?

  — Спасибо, нет.

  — Ас какого числа вы приступаете к работе?

  — Уже с сегодняшнего. До свидания.

  — Желаю вам успеха, Пэтси. После обеда позвоните Джен и расскажите мне, как

  вам работается.

  Я повесил трубку, не совсем уверенный, пришел ли я так рано движимый трудовым

  энтузиазмом или в надежде на этот звонок. Второе, если уж говорить честно,

  представлялось мне более правдоподобным. Человек, вступивший на скользкую

  стезю обмана, внушает подозрения даже самому себе. Словом, я был настолько

  собой недоволен, что вконец заездил своих помощниц.

  Вернувшись после обеда, я спросил у секретарши, звонил ли кто-нибудь.

  — Только из бюро ремонта телефонов, — ответила она — Какие-то неполадки на

  линии.

  Значит, и сегодня утром Пэтси звонила случайно, подумал я, а не потому, что ей

  хотелось поговорить со мной.

  Я отпустил обеих девушек домой в четыре — в виде компенсации за утренние

  придирки (во всяком случае, себе я объяснил это так). С четырех до половины

  шестого я слонялся по конторе, ожидая звонка Пэтси, и до того размечтался, что

  самому стало стыдно.

  Отхлебнув малость из последней бутылки, которая оставалась после встречи

  рождества у нас в конторе, я хлопнул в сердцах дверью и пошел к лифту. В тот

  момент, когда я нажимал на кнопку, я услышал, что в конторе звонит телефон. Я

  как сумасшедший бросился назад (ключ от двери был еще у меня в руках) и

  схватил трубку, чувствуя себя последним идиотом. Я попытался замаскировать

  свое волнение шуткой.

  — Прескотт 9-32-32, — запыхавшись, произнес я.

  — Извините, — сказал голос моей жены — Я не туда попала.

  Что я мог ответить? Пришлось прикусить язык. Я стал ждать ее вторичного

  звонка, обдумывая, каким голосом мне говорить, чтобы она не догадалась, что за

  минуту до этого уже разговаривала со мной. Я решил держать трубку как можно

  дальше ото рта, и когда телефон зазвонил, осторожно снял трубку и, отставив

  руку, стал отдавать энергичные приказы отсутствующим подчиненным; затем,

  поднеся трубку ко рту, небрежно произнес.

  — Алло.

  — Господи, до чего же вы важный! Прямо генерал.

  — Пэтси?! — Сердце гулко ударило в моей груди.

  — Боюсь, что так.

  — Кому же вы звоните: мне или Джен?

  — Разумеется, Джен. С этими проводами какой-то кошмар творится. Мы уже звонили

  в бюро ремонта.

  — Знаю Как вам работается на новом месте?

  — Ничего… По.-моему, ничего. Шеф рычит совсем как вы. Я его боюсь.

  — И напрасно. Поверьте моему опыту, Пэтси. Когда кто-то очень уж орет, знайте,

  что он чувствует себя неуверенно.

  — Я что-то не поняла.

  — Допустим, ваш начальник занимает слишком высокий пост и сам понимает, что не

  тянет. Вот он и строит из себя важную птицу.

  — По-моему, это не так.

  — А может быть, вы ему нравитесь, и он боится, как бы это не отразилось на

  служебных делах. Он, может быть, покрикивает на вас просто для того, чтобы не

  быть слишком любезным.

  — Сомневаюсь.

  — Почему? Разве вы непривлекательны?

  — Об этом не меня нужно спрашивать.

  — У вас приятный голос.

  — Благодарю вас, сэр.

  — Пэтси, — сказал я. — Я мог бы дать вам немало полезных и мудрых советов.

  Ясно, что сам Александер Грэм Билл сулил нам встретиться. Чего же ради мы

  противимся судьбе? Пообедаем завтра вместе.

  — Боюсь, мне не удастся...

  — Вы условились обедать с Дженет?

  — Да.

  — Значит, вам нужно обедать со мной. Я все равно выполняю половину

  обязанностей Дженет: отвечаю вместо нее на телефонные звонки. А где награда?

  Жалоба телефонному инспектору? Разве это справедливо, Пэтси? Мы с вами съедим

  хотя бы полобеда, а остальное вы завернете и отнесете Дженет.

  Пэтси засмеялась. Чудесный был у нее смех.

  — Я вижу, вы умеете подъехать к девушке. Как ваше имя?

  — Говард.

  — Говард — а как дальше?

  — Я хотел задать вам тот же вопрос. Пэтси, а дальше?

  — Но я первая спросила.

  — Я предпочитаю действовать наверняка. Либо я представлюсь вам, когда мы

  встретимся, либо останусь анонимом.

  — Ну хорошо, — ответила она. — Мой перерыв с часу до двух. Где мы встретимся?

  — На Рокфеллер Плаза. Третий флагшток слева.

  — Как величественно!

  — Вы запомните? Третий слева.

  — Да, запомню.

  — Значит, завтра в час?

  — Завтра в час, — сказала Пэтси.

  — Вы меня легко узнаете: у меня в носу серьга. Ведь я дикарь, у меня нет

  фамилии.

  Мы рассмеялись, и разговор был закончен. Я не мешкая выкатился из конторы,

  чтобы меня не застиг звонок жены. Совесть покалывала меня и в этот вечер, но я

  кипел от возбуждения. Еле уснул. На следующий день ровно в час я ждал у

  третьего флагштока слева на Рокфеллер Плаза, приготовляя в уме искрометный

  диалог и одновременно стараясь выглядеть как можно импозантнее. Я полагал, что

  Пэтси, прежде чем подойти, непременно оглядит меня украдкой.

  Пытаясь угадать, которая из них Пэтси, я внимательно рассматривал всех

  проходивших мимо девиц. Нигде на свете нет такого множества красивых женщин,

  как на Рокфеллер Плаза в обеденный час. Их здесь сотни. Я придумал целую

  обойму острот. А Пэтси все не шла. В половине второго я понял, что не выдержал

  экзамена. Она, конечно, заглянула на Рокфеллер Плаза и, увидев меня, решила,

  что продолжать со мной знакомство не стоит. Никогда в жизни не был я так

  унижен и зол.

  В конце дня моя бухгалтерша отказалась от места, и, говоря по совести, я не

  могу ее винить. Ни одна уважающая себя девушка не стала бы терпеть такого

  обращения. Я задержался, чтобы позвонить в бюро по найму с просьбой прислать

  новую бухгалтершу, и лаялся с ними добрых полчаса. В шесть зазвонил телефон.

  Это была Пэтси.

  — Кому вы звоните: мне или Джен? — сердито спросил я.

  — Вам, — ответила она ничуть не менее сердито.

  — Плаза 6-50-00?

  — Нет. Такого номера не существует, и вы отлично это знаете. Я позвонила Джен,

  надеясь, что пересекающиеся провода снова соединят меня с вами.

  — Как прикажете понять ваши слова о том, что моего номера не существует?

  — Уж не знаю, что за странная у вас манера шутить, мистер Дикарь, но,

  по-моему, это просто подлость. Продержали меня целый час на площади, а сами не

  пришли. Как вам не совестно!

  — Вы меня ждали целый час? Неправда. Вас там не было.

  — Нет, я была, и вы меня обманули, как дуру.

  — Пэтси, это невозможно. Я вас прождал до половины второго. Когда вы пришли?

  — Ровно в час.

  — Значит, произошла какая-то ужасная ошибка. Вы точно все запомнили? Третий

  флагшток слева?

  — Да. Третий слева.

  — Может быть, мы с вами перепутали эти флагштоки? Вы не представляете себе,

  Пэтси, милая, как я расстроен.

  — Я вам не верю.

  — Как мне вас убедить? Я ведь и сам решил, что вы меня одурачили. Я весь день

  так бесновался, что в конце концов от меня ушла бухгалтерша. Вы, случайно, не

  бухгалтер?

  — Нет. Кроме того, у меня есть работа.

  — Пэтси, я прошу вас, пообедайте завтра со мной, только на этот раз условимся

  так, чтоб ничего не перепутать.

  — Право не знаю, есть ли у меня желание...

  — Ну, пожалуйста, Пэтси. Кстати, объясните, отчего вы вдруг решили, что номера

  Плаза 6-50-00 не существует? Что за чушь!

  — Я совершенно точно знаю, что его не существует.

  — Как же я с вами говорю? По игрушечному телефону?

  Она засмеялась.

  — Скажите мне ваш номер, Пэтси.

  — Э, нет. С номерами будет то же, что с фамилиями; я не скажу вам своего,

  покуда не узнаю ваш.

  — Но вы же знаете мой номер.

  — Нет, не знаю. Я пробовала к вам сегодня дозвониться, и телефонистка сказала,

  что даже коммутатора такого нет. Она...

  — Она сошла с ума. Мы все это обсудим завтра. Значит, снова в час?

  — Но никаких флагштоков.

  — Хорошо. Вы, помнится, когда-то говорили Джен, что ваша контора сразу за

  углом от старого здания Тиффани?

  — Да.

  — На Пятой авеню?

  — Ну да.

  — Так вот, я буду ждать вас завтра ровно в час там на углу.

  — И не советую вам меня подводить.

  — Пэтси...

  — Что, Говард?

  — Вы даже еще милее, когда сердитесь.

  На следующий день лил проливной дождь. Я добрался до юго-восточного угла

  Тридцать седьмой и Пятой, где возвышается старое здание Тиффани, и проторчал

  под дождем добрый час — до без четверти второго. Пэтси снова не явилась. У

  меня не укладывалось в голове, как могла эта девчонка так ловко водить меня за

  нос. Потом я вспомнил ее нежный голосок и милую манеру выговаривать слова, и у

  меня мелькнула слабая надежда, что она побоялась выйти на улицу из-за дождя.

  Может быть, она даже звонила мне, чтобы предупредить, но не застала.

  Поймав такси, я вернулся в контору и с порога, не раздеваясь, спросил — не

  звонил ли кто в мое отсутствие? Мне не звонили. Расстроенный и возмущенный, я

  спустился вниз и зашел в бар на углу Мэдисон Авеню. Заказал себе виски, чтобы

  согреться после дождя, пил, строил догадки, предавался неопределенным мечтам и

  через каждый час звонил в контору. Один раз какой-то бес толкнул меня, и я

  набрал Прескотт 9-32-32: хотел поговорить хоть с Дженет. Но тотчас услышал

  голос телефонистки.

  — Назовите, пожалуйста, номер, по которому вы звоните.

  — Прескотт 9-32-32.

  — Прошу прощения. У нас не зарегистрирован такой индекс. Будьте добры, еще раз

  сверьтесь с вашим справочником.

  Ну что ж, поделом мне. Я повесил трубку, заказал еще порцию виски, потом еще,

  потом вдруг оказалось, что уже половина шестого, и, прежде чем отправиться

  домой, я решил в последний раз звякнуть в контору. Набрал свой номер. Раздался

  щелчок, и мне ответил голос Пэтси. Я сразу его узнал!

  — Пэтси?..

  — Кто это говорит?

  — Говард. Для чего вы забрались ко мне в контору?

  — Я у себя дома. Как вы узнали мой номер?

  — Сам не знаю. Я звонил к себе в контору, а попал к вам. Наверно, наши провода

  барахлят в обе стороны.

  — У меня нет охоты с вами разговаривать.

  — Еще бы, вам стыдно разговаривать со мной.

  — Что вы имеете в виду?

  — Послушайте, Пэтси. Вы безобразно со мной поступили. Если вам хотелось

  отомстить, вы могли хотя бы…

  — Как я с вами поступила? Да это же вы обманули меня!

  — О-о, бога ради, давайте уж хоть сейчас обойдемся без этих шуток. Если я вам

  неинтересен, куда порядочней сказать мне правду. Я вымок до нитки на этом

  проклятом углу. Мой костюм до сих пор не просох.

  — Как это вымокли до нитки? Почему?

  — Да очень просто! Под дождем! — рявкнул я. — Что в этом удивительного?

  — Под каким дождем? — изумленно спросила Пэтси.

  — Бросьте дурачиться. Под тем самым дождем, который льет весь день. Он и

  сейчас хлещет.

  — Мне кажется, вы сошли с ума, — испуганно сказала Пэтси. — Сегодня ясный,

  совершенно безоблачный день, и солнце светит с самого утра.

  — Здесь в городе?

  — Конечно.

  — И вы видите безоблачное небо из окна своей квартиры?

  — Да, разумеется.

  — Солнце светило весь день на Тридцать седьмой и на Пятой?

  — На какой это Тридцать седьмой и Пятoй?

  — На тех самых, что пересекаются у старого здания Тиффани, — сказал я

  раздраженно. — Вы ведь около него работаете, сразу за углом.

  — Вы меня пугаете, — сказала Пэтси шепотом. — Нам… давайте лучше кончим этот

  разговор.

  — Почему? Что вам еще не слава богу?

  — Так ведь старое здание Тиффани — на Пятьдесят седьмой и Пятой.

  — Здравствуйте! Там новое.

  — Да нет же, старое. Вы разве забыли, что в сорок пятом году им пришлось

  переехать на новое место?

  — На новое место?

  — Конечно. Из-за радиации дом нельзя было отстроить на прежнем месте.

  — Из-за какой еще радиации? Что вы тут мне...

  — Там ведь упала бомба.

  Я почувствовал, что по моей спине пробежал странный холодок. Может быть, я

  простыл под дождем?

  — Пэтси,— сказал я медленно. — Все это очень... странно. Боюсь, что

  перепуталось нечто поважнее телефонных проводов. Назовите мне ваш телефонный

  индекс. Номер не нужен, только индекс.

  — Америка 5.

  Я пробежал глазами список индексов, вывешенный в телефонной кабине: АКадемия

  2, АДирондайк 4, АЛгонкин 4, АЛгонкин 5, АТуотер 9... АМерики там не было.

  — Это здесь, в Манхэттене?

  — Ну, конечно. А где же еще?

  — В Бронксе, — сказал я. — Или в Бруклине. Или в Куинсе.

  — По-вашему я стала бы жить в оккупационных лагерях?

  У меня перехватило дыхание.

  — Пэтси, милая, извините меня: как ваша фамилия? Мне кажется, мы с вами

  оказались в совершенно фантастических обстоятельствах, и, пожалуй, нам лучше

  не играть в прятки. Я — Говард Кэмпбелл.

  Пэтси тихонько охнула.

  — Как ваша фамилия, Пэтси?

  — Симабара, — сказала она.

  — Вы японка?

  — Да. А вы янки?

  — Совершенно верно. Скажите, Пэтси... Вы родились в Нью-Йорке?

  — Нет. Наша семья приехала сюда в сорок пятом... с оккупационными войсками.

  — Понятно. Значит, Штаты проиграли войну... и Япония...

  — Ну, конечно. Это исторический факт. Но, Говард, это же нас с вами совершенно

  не касается. Я здесь, в Нью-Йорке. Сейчас тысяча девятьсот шестьдесят

  четвертый год. Сейчас...

  — Все это так, и мы оба в Нью-Йорке, только я в одном Нью-Йорке, а вы в

  другом. У вас светит солнце, и дом Тиффани на другом месте, и это вы сбросили

  на нас атомную бомбу, а не мы на вас, вы нас разбили и оккупировали Америку. —

  Я истерически расхохотался. — Мы с вами живем в параллельных временах, Пэтси.

  Я где-то читал, что это может быть... Одним словом, ваша история и моя не

  совпадают. Мы в различных мирах.

  — Я вас не понимаю.

  — Неужели? Вот послушайте: каждый раз, когда мир в своем движении вперед

  достигает какой-то развилки, он — ну, как бы это вам сказать? — расщепляется.

  Идет дальше двумя путями. И эти миры сосуществуют. Вы никогда не пытались

  представить себе, что случилось бы с миром, если бы Колумб не открыл Америку?

  А ведь он где-то существует, этот другой мир, в котором не было Колумба,

  существует параллельно с тем миром, где Америка открыта. И может, даже не один

  такой мир, а тысячи разных миров сосуществуют бок о бок. Вы из другого мира,

  Пэтси, из другой истории. Но телефонные провода двух различных миров случайно

  скрестились. И я пытаюсь назначить свидание девушке, которая, простите, не

  существует... для меня.

  — Но, Говард...

  — Наши миры параллельны, но они различны. У нас разные индексы телефонов,

  разная погода. И война кончилась для нас по-разному. В обоих мирах есть

  Рокфеллер Плаза, и мы оба, вы и я, стояли там сегодня в час дня, но как

  безумно далеки мы были друг от друга, Пэтси, дорогая, как мы далеки...

  В этот момент к нам подключилась телефонистка и сказала:

  — Сэр, ваше время истекло. Будьте добры уплатить пять центов за следующие пять

  минут.

  Я поискал в кармане мелочь.

  — Вы еще здесь, Пэтси?

  — Да, Говард.

  — У меня нет мелочи. Скажите телефонистке, чтобы она позволила нам продолжить

  разговор в кредит. Вам нельзя вешать трубку. Нас могут разъединить навсегда.

  Ведь у нас начали чинить линию, и у вас там тоже, рано или поздно наши провода

  распутают. Тогда мы навсегда будем отрезаны друг от друга. Скажите ей, чтобы

  позволила нам говорить в кредит.

  — Простите, сэр, — произнесла телефонистка, — но мы так никогда не делаем.

  Лучше повесьте трубку и позвоните еще раз.

  — Пэтси, звоните мне, звоните, слышите? Позвоните Дженет! Я сейчас вернусь в

  контору и буду ждать звонка.

  — Ваше время истекло, сэр.

  — Пэтси, какая вы? Опишите себя. Скорее, милая. Я...

  И монеты с отвратительным грохотом высыпались в лунку.

  Телефон молчал, как мертвый.

  Я вернулся в контору и ждал до восьми часов. Она больше не звонила или не

  смогла позвонить. Я целую неделю просидел у телефона, отвечая вместо

  секретарши на все звонки. Но Пэтси исчезла. Где-то, может быть, в ее, а может,

  в моем мире починили перепутанные провода.