-----------------------------------------------------------------------
"Собрание сочинений в четырех томах. Том первый".
М., "Молодая гвардия", 1973.
& spellcheck by HarryFan, 18 June 2001
-----------------------------------------------------------------------
Мы сидели в жарких кожаных креслах канцелярии Н-ского училища, говорили
о предстоящих стрельбах. В широко открытые окна с обожженного солнцем
пустынного плаца тек душный парной воздух.
Под окнами заскрипел ссохшийся на жаре гравий - по плацу ленивой
походкой плелся коренастый курсант в добела выгоревшей гимнастерке, с
противогазом на боку, в начищенных до блеска сапогах. Остановился в жидкой
тени тополя, возле бочки, наполненной желтой водой - место курилки, - вяло
достал пачку папирос, сел на скамью, да так и не закурил, а только, зевая
от зноя, стал пачкой обмахивать красное, пылающее лицо.
Все корпуса училища и классы пустовали. Батареи выехали в летние
лагеря. И командира дивизиона майора Рыжникова я застал почти случайно: с
отделением курсантов он привез в училищные мастерские неисправное орудие,
помимо того, у него были неотложные дела дома.
Мне нравился этот немолодой майор с мягким лицом, с едва заметной
улыбкой в небольших синих глазах, нравилось, как он вытирал платком потный
лоб и крепкой рукой наливал воду в стакан и как, говоря со мной, все
рассеянно смотрел на залитую белую дверь канцелярии, словно прислушивался
к чему-то в коридоре. Я хотел было уже встать, проститься, но тут за
дверью послышался приглушенный говор, затем смех, заразительный, молодой,
тот смех, который заставляет невольно улыбнуться.
Что-то похожее на догадку, на оживление мелькнуло в лице майора,
показалось, что он наконец услышал в коридоре то, что хотел услышать, и,
несколько виновато покосившись на меня, позвал громким и властным тоном:
- Курсант Скворцов, зайдите ко мне!
И застегнул на крючок воротник кителя.
В канцелярию вошел невысокий курсант с той бросающейся в глаза строевой
выправкой, какая свойственна только очень молодым офицерам, и, еще не
успев согнать улыбку с загорелого лица, доложил веселым голосом:
- Сержант Скворцов по вашему приказанию прибыл.
Майор Рыжников встал, нахмурился, внимательным взглядом окинул
Скворцова с головы до ног, спросил сухо:
- Вы из мастерских? Орудие готово?
- Так точно, товарищ майор, - ответил Скворцов о прежней искоркой смеха
в глазах.
Нос, сильно тронутый загаром, слегка лупился, брови и по-мальчишески
длинные ресницы выгорели, бронзовую прямую шею заметно оттенял белый
подворотничок, недавно пришитый к летней гимнастерке.
Майор сказал строго:
- Проверьте орудие тщательнее.
- Слушаюсь, товарищ майор.
Скворцов вышел. Майор, крякнув, сел в кресло, лицо снова стало
домашним, усталым от жары, добрым, мягким, и плотная фигура его
распустилась в широком кожаном кресле. Он задумчиво гладил ладонями
подлокотники.
- Вот, - сказал он, - Скворцов, видите какой!
И тотчас завозился вроде бы "смущенно в кресле, поймав мой
вопросительный взгляд: видимо, он не хотел показывать незнакомому человеку
свое подчеркнутое расположение к воспитаннику, как это делают в разговоре
с посторонним некоторые офицеры, желая выглядеть образцом
одинаково-объективного отношения к подчиненным. Но все-таки я удивился,
когда майор сказал с металлическими нотками в голосе:
- Вообще обыкновенный курсант. Даже излишне легкомысленный. Так вы
будете завтра на стрельбах? Мы выезжаем вечером.
Ночь я провел на НП дивизиона. Спал в окопе, прямо на соломе,
прикрывшись плащом. Часто просыпался, сначала видел острый блеск звезд в
черном небе, тихий их отсвет на мокрых листьях осин, потом к рассвету
услышал текучий шелест; на сереющем похолодевшем небе проступили неясные
пятна шумящих деревьев, посвежело перед зарей. Я по-солдатски накрылся с
головой плащом и крепко уснул.
Меня разбудило горячее солнце, его тепло чувствовалось сквозь нагретый
плащ, и я откинул его. Было раннее утро с росой.
В траншее началось движение, доносились негромкие команды - приехал
генерал, с ним группа офицеров, видимо, преподаватели артиллерии, и окопы
заполнились офицерами, все были с полевыми биноклями, в ожидании занимали
места, тихонько переговаривались перед стрельбами.
Майор Рыжников доложил генералу, и бледный, с холодной строгостью в
лице подошел к стереотрубе, припал к ней, настраивая резкость, подошел к
буссоли, посмотрел, повернулся к генералу.
- Приступайте, - кивнул высокий и худой старик генерал, вынул толстый
янтарный мундштук и с равнодушным выражением прищуренных глаз продул его.
- Кто у вас первый?
Наступило короткое молчание. Осины шелестели над НП.
- Стреляющий сержант Скворцов! - четким и громким голосом подал команду
Рыжников. - Ко мае!
И я увидел сержанта Скворцова, того самого веселого, загорелого
курсанта, который вошел вчера в канцелярию с искоркой смеха в глазах. Он
не смеялся сейчас. Нечто спокойно-взрослое, сдержанное было в его
невысокой фигуре, без единой складки обтянутой по-строевому гимнастеркой,
с каплями росы на погонах, в его взгляде, в голосе, когда он сказал, что
готов к стрельбе. Генерал неторопливыми пальцами вправил сигарету в
мундштук, кашлянув, закурил, произнес жестко:
- Где ваш бланк записи стрельбы и карандаш, товарищ сержант? Не вижу...
- Здесь таблица стрельбы, карандаш, бланк, - ответил Скворцов,
показывая на сумку, висевшую на боку.
- Ага, - неопределенно промычал генерал. - Ну, ну...
Скворцов взглянул на молчавшего майора Рыжникова, потом на начальника
училища, сказал:
- Товарищ генерал, разрешите мне стрелять так.
- То есть как так? - удивленно поднял брови генерал.
- Без карандаша и бланка, я так быстрей готовлю данные.
- Фокусы, - недовольно сказал генерал и, сердито фыркнув, полуобернулся
к Рыжникову. - Что это у вас в батарее, Семен Павлович? Фокусники?
Иллюзионисты? Скоро на стволах орудий будут балансировать, а?
- Разрешите ему, товарищ генерал, - очень тихо, но твердо попросил
майор Рыжников.
- Вон как! Ну, ну что ж... - нахмурясь, сказал генерал. - Приступайте.
Как бывшему артиллеристу, мне хорошо была знакома глазомерная
подготовка данных для стрельбы, но даже на фронте я никогда не обладал
математическим складом ума. В подготовку данных входило: определение
расстояния до цели, вычисление угломера по буссоли, учет различных
поправок, то есть ряд математических расчетов, в результате которых
орудия, стоявшие в нескольких километрах от НП, направляются в цель.
Когда же я услышал первые слова команды майора Рыжникова, дающего
Скворцову целеуказание - уничтожить дзот на высоте, - я не успел заметить
этот дзот, потому что сразу услышал спокойный голос Скворцова: "Цель понял
и вижу!" - изумившего меня непонятной стремительностью ответа. Я увидел,
как майор нажал секундомер, а Скворцов, уже отойдя от буссоли, смотрел в
бинокль на возвышенность, зеленевшую далеко впереди, в полях.
И сразу опустилась тишина вокруг. Генерал, стоя около стереотрубы,
молча курил, морщась от дымка, и с высоты своего роста с суровым интересом
следил за Скворцовым. Офицеры перешептывались в траншее.
Тогда майор Рыжников напряженным движением поднес к лицу секундомер, и
Скворцов, теперь без бинокля, по-прежнему упорно глядел на высоту, и по
его подрагивающим, белым от солнца ресницам я понял, что в те секунды
математические вычисления заслоняли от него все - и генерала, и Рыжникова,
и офицеров, кто был здесь на НП. Он ничего не видел.
"Ошибется, спутает шаг угломера - мы не увидим первого разрыва", - с
тревогой подумал я, вспоминая весь знакомый мне процесс вычислений.
Но Скворцов перевел свои серые глаза на курсанта-телефониста и,
казалось, совсем неспешно скомандовал:
- По дзоту! Дальнобойной гранатой! Взрыватель фугасный...
Мне кажется, я не услышал заряд, угломер, прицел, уровень; только
последние слова команды, поданные Скворцовым чуть поднятым от сдержанного
возбуждения голосом, заставили всех офицеров одновременно взяться за
бинокли.
- Один снаряд, огонь! - докончил команду Скворцов.
- Выстрел! - крикнул телефонист.
Опережая телефониста, гулкий, как бы круглый, звук лопнул справа за
спиной. Высокий черный столб земли вырос в быстро опал далеко впереди на
высоте, облитой солнцем: желтый дым, разметая, поволокло ветром по ее
скатам, и сейчас же, после следующей команды, второй черный конус земли
поднялся ближе первого разрыва и тоже мгновенно рассеялся. Что это?
Вершину высоты замкнула вилка? Я не поверил, не мог поверить.
- Батарея, четыре снаряда, беглый огонь!
- Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел! - крикнул телефонист.
Широкие молнии ударили там, в вершину высоты: объятая ураганом, она
будто взметнулась в воздух, вихри дыма и земли застлали сияющее над
высотой небо.
Утренний ветер быстро снес с вершины эту зловеще заклубившуюся черную
тучу, погнал по полю желтое, просвеченное солнцем облако; оно унеслось,
растаяло. И тогда напряженная, тонкая, кристальная тишина затопила все
поле полигона, окопы НП. И я, изумленный этой молниеносной пристрелкой
двумя снарядами без доворотов и поправок, этой спокойно-точной стрельбой
на поражение, оглянулся на Скворцова, на офицеров со странным чувством
волнения, что я присутствую при рождении феноменально талантливого
командира батареи, виртуозно владеющего артиллерийской стрельбой.
Офицеры-преподаватели не выказывали ни волнения, ни радости, в раздумье
молчали, глядя на Скворцова: майор Рыжников с замкнутым лицом пальцами
гладил бинокль и тоже не говорил ни слова. Генерал курил сигарету,
прищурившись, пепел сыпался на его новый светло-серый плащ, он не обращал
внимания на это. А Скворцов стоял, слегка одергивая гимнастерку, и только
мальчишеские светлые волосы, выбившиеся из-под пилотки, выгоревшие брови,
смешно облупившийся нос, мелкие капли пота на верхней губе объяснили мне,
что это не офицер, не опытный командир батареи, а всего лишь курсант.
- Пулемет! - вдруг, встрепенувшись, хрипло крикнул генерал и почти
подбежал к Скворцову, показал рукой в поле. - Вон, левее кустиков.
Пулемет! Наша пехота залегла, пулемет мешает продвижению, косит людей.
Уничтожить! Даю шесть снарядов на поражение!
- Цель понял и вижу!
Я увидел далеко слева от возвышенности высокие кусты, они качались
среди солнечного блеска влажной травы, и понял тут же, что большой доворот
орудий может быть неточен, не выведет первый снаряд на линию цели,
осложнит пристрелку.
- Выстрел!
Снаряд, сопя, тяжко дыша, расталкивая воздух, прошел над НП, и с
отдаленным громом возник разрыв около кустов. Поднявшийся дым плоско
прижало ветром к земле, желтое облако расстелилось за бугорком, где был
пулемет. Я не заметил, перелет это был или недолет. И, не услышав
следующую команду Скворцова, я обернулся. Он, сжав губы, с напряжением
смотрел туда, на цель, на бугорок, и все юное, темное от загара лицо его
покрылось потом.
По-видимому, ветер помешал ему определить точность падения снаряда.
Генерал с пустым мундштуком в зубах быстро раскрыл на ладони серебряный
портсигар, протянул его Скворцову, сказал:
- Курите, нет?
- Не надо, товарищ генерал, - тихо ответил Скворцов, не оборачиваясь, и
внезапно звонким голосом скомандовал телефонисту больший прицел.
Мне казалось, что первый снаряд упал дальше цели, - зачем же он
увеличивал прицел? Это означало, что, беря цель в вилку, он не возьмет ее.
- Выстрел! - доложил телефонист.
Разрыв лег впереди бугорка, и вслед за этим поспешная команда
Скворцова: "Батарея, четыре снаряда, беглый огонь!" - опять удивила меня
своей стремительностью.
Когда дым рассеялся и снова тишина затопила НП, там, возле кустов,
бугорка - пулеметного гнезда - не было. Оно сровнялось с землей, чернеющей
огромными воронками.
Только после этого Скворцов провел пальцами по верхней губе и чуть-чуть
улыбнулся. И тогда я понял: ветер унес дым первого разрыва за цель, и
получилось впечатление перелета, в то время как был недолет. И вот
Скворцов учел это вторым снарядом и перешел на поражение.
- Голубчик мой, умница, - неожиданно сломанным, задрожавшим голосом
сказал генерал и, мигая, внезапно неловко обнял Скворцова, стиснул его,
поцеловал в нотную щеку звучным поцелуем. - Мне, старику... спокойно...
Спасибо, да... Идите, идите же, - забормотал он, уже оттолкнув Скворцова,
и, почему-то нахмурившись, отвернулся со странно блестевшими глазами и
тотчас сердито крикнул майору Рыжникову: - Ну, ну! Что вы стоите?
Следующий стреляющий!
...Был вечер необычайно тихий, теплый; закат над лесами мерк, еще
светясь, и в высоком позеленевшем небе покойно таяла перистая гряда алых
облаков. И там, среди этой пустоты заката, мохнато зашевелилась, замерцала
первая ясная вечерняя звезда.
Мы шли со Скворцовым по берегу реки, точно застывшей в своем течении,
шли мимо розовеющих заводей, медовой свежестью недавно скошенного сена
тянуло с лугов.
Скворцов вдруг улыбнулся и сказал:
- А вы умеете плавать? Искупаемся?
Мы разделись на берегу, под песчаным обрывом. Песок, нагретый за день,
был еще ласково-тепел, плотен. Скворцов взобрался на бугор, разбежался,
весело что-то крикнул мне и нырнул с обрыва в спокойную гладь заводи. Его
гибкое бронзовое тело мелькнуло в воздухе и почти бесшумно ушло в розовую
воду. Он вынырнул минуты через две и легко и сильно поплыл к тому берегу,
оставляя за собой тонкую рябящую полосу на воде.
Я нырнул в теплую, будто парную, воду, поплыл к нему.
Через несколько минут мы сидели на берегу и курили. Скворцов, со
слипшимися ресницами, с влажными волосами, свежий, сильный, смотрел на
линяющий малиновый свет возле берега, говорил:
- Вы спрашиваете, почему я решил стать офицером? Я коротко расскажу.
В войну мама отвезла меня из Ленинграда в Крым, к своей сестре,
учительнице. Мне было тогда семь лет, кажется. Война все же дошла до
Крыма, мы никуда не успели уйти, в общем, остались в оккупированном
городке. Я не буду подробно рассказывать, - вы знаете, что это такое...
Главное - голод. Шли мы однажды с тетей по улице, и вдруг она упала от
истощения, я никак не мог ее поднять. Увидел какой-то немец, остановился,
засмеялся, потом вынул из кармана сушеную тарань, говорит: "На, бабка,
кушай", - но в руки тарань не дал, а бросил в пыль и ногой подтолкнул:
"На, на". Тетя тарань взяла, отдала мне и сказала: "Брось ее через забор,
слышишь?" И я швырнул ее подальше, а так и хотелось зубами впиться в нее.
Однажды налетели на бухту наши самолеты, стали бомбить, у немцев затонула
баржа с продуктами. Узнав, тетя оживилась. Говорит: "Теперь мы будем
ходить в бухту, плавать, закаляться - надо жить".
Она была крымчанка, плавала здорово, а я - как утюг. Но мы сходили с
тетей в бухту только два раза. По взрослым в море немцы без предупреждения
стреляли из автоматов, а на мальчишек не обращали внимания. Была осень,
море стало холодным, сводило ноги, а тетя каждый вечер говорила: "Все
время плавай в бухте, ныряй. Старайся быть больше в море, привыкай к
холоду, это нужно. Потом поймешь. От этого зависит все". Целыми днями я
торчал в море, нырял и выучился плавать.
Потом тетя посоветовала мне нырнуть на том месте, где затонула баржа, -
узнать, что там за продукты. Я нырнул, чуть не задохнулся, но все же
достал банку с консервами. Принес домой. И она сказала: "Ныряй, еще, еще,
без конца ныряй, но когда нет рядом немцев". И я нырял до зеленых чертиков
в глазах, доставал банки, закапывал в песок, а вечером за пазухой
приносил. Мне уже казалось, что всю баржу разгрузили, а дома не было у нас
ни одной лишней банки. Приходили какие-то люди по ночам, и она отдавала им
все.
Однажды ночью пришли немцы и ваяли тетю. Она погладила меня по голове и
сказала: "Если бы ты знал, как я виновата перед тобой!.. Прощай!.."
И я, помню, бросился к тете, но меня отшвырнули. Тогда я заплакал от
бессилия. Вы знаете, что такое плакать от бессилия?
Тетю я больше не видел... До освобождения жил у одного человека,
который часто приходил к тете за продуктами. Он был связан с партизанами.
Вот так я решил стать офицером. И точно так же, как я научился плавать, я
учился и стрелять: ночами сидел над формулами, над таблицами стрельбы...
Слышите, в лагере горн? Ужин. Пойдемте!
Он встал и, взглянув на меня, неожиданно засмеялся своим заразительным
молодым смехом.
- А наш старик сегодня растрогался, правда?
Я молчал. Приятно и грустно мне было видеть в нем и взрослость и
мальчишество одновременно. Эту пору своей жизни я давно уже стал забывать,
и у меня было такое чувство, словно я прикоснулся к своей юности.
Last-modified: Tue, 19 Jun 2001 12:09:40 GMT
Полезные ссылки:
 Крупнейшая электронная библиотека Беларуси
 Либмонстр - читай и публикуй!
 Любовь по-белорусски (знакомства в Минске, Гомеле и других городах РБ)
|
