Аркадий Аверченко. Пропавшая калоша Доббльса


     OCR: Игорь Корнеев
     "После ``Таймса'' мы зашли в редакцию ``Дэли-Нью'',
     ``Пель-Мель'' и еще в несколько"...
     Соч. А. Конан-Дойля.
     Мы сидели в своей уютной  квартирке на Бэкер-стрит в то время, когда за
окном шел дождь и  выла буря. (Удивительно: когда я что-нибудь рассказываю о
Холмсе, обязательно мне без бури и дождя не обойтись...)
     Итак, по обыкновению, выла буря, Холмс, по обыкновению,  молча курил, а
я, по обыкновению, ожидал своей очереди чему-то удивиться.
     - Ватсон, я вижу, у тебя флюс.
     Я удивился.
     - Откуда вы это узнали?
     - Нужно быть  пошлым  дураком,  чтобы не заметить этого!  Ведь вспухшая
щека у тебя подвязана платком.
     - Поразительно!! Этакая наблюдательность.
     Холмс  взял  кочергу и  завязал  ее своими жилистыми руками  на  шее  в
кокетливый  бант.  Потом  вынул  скрипку  и  сыграл  вальс  Шопена,  ноктюрн
Нострадамуса и полонез Васко да Гама.
     Когда он заканчивал  39-ю симфонию Юлия Генриха Циммермана, в комнату с
треском ввалился неизвестный человек в плаще, забрызганный грязью.
     -  Г.~Холмс! Я Джон  Бенгам... Ради  бога  помогите!  У  меня украли...
украли... Ах! Страшно даже вымолвить...
     Слезы затуманили его глаза.
     -  Я  знаю, -  хладнокровно  сказал Холмс, -  у  вас  украли  фамильные
драгоценности.
     Бенгам  вытер рукавом слезы и с  нескрываемым  удивлением  взглянул  на
Шерлока.
     - Как вы сказали? Фамильные... что? У меня украли мои стихи.
     - Я так и думал. Расскажите обстоятельства дела.
     -  Какие  там  обстоятельства!  Просто я шел  по  Трафальгар-скверу  и,
значит, нес их,  стихи-то, под  мышкой, а он выхвати, да бежать. Я за ним, а
калоша и соскочи у него. Вор-то убежал, а калоша - вот.
     Холмс взял  протянутую калошу,  осмотрел ее, понюхал, полизал  языком и
наконец, откусивши кусок, с трудом разжевал его и проглотил.
     -Теперь я понимаю! - радостно сказал он.
     Мы вперили в него взоры, полные ожидания.
     - Я понимаю... Ясно, что эта калоша резиновая!
     Изумленные, мы вскочили с кресел.
     Я уже немного привык к этим блестящим выводам, которым Холмс скромно не
придавал значения, но  на гостя такое  проникновение  в  суть  вещей страшно
подействовало.
     - Господи помилуй! Это - колдовство какое-то!
     По уходе Бенгама мы помолчали.
     - Знаешь,  кто  это  был?  - спросил Холмс.  - Это мужчина,  он говорит
по-английски, живет в настоящее время в Лондоне. Занимается поэзией.
     Я всплеснул руками.
     - Холмс! Вы сущий дьявол. Откуда вы все это знаете?
     Холмс презрительно усмехнулся.
     - Я знаю еще больше. Я могу утверждать, что вор - несомненно, мужчина!
     - Да какая же сорока принесла вам это на хвосте?
     - Ты  обратил внимание,  что  калоша  мужская?  Ясно, что женщины таких
калош носить не могут!
     Я был подавлен логикой своего  знаменитого друга и  ходил весь день как
дурак.
     Двое суток Холмс сидел на диване, курил трубку и играл на скрипке.
     Подобно богу, он сидел в облаках дыма и исполнял свои лучшие мелодии.
     Кончивши  элегию Ньютона, он  перешел  на  рапсодию Микеланджело  и  на
половине этой  прелестной  безделушки английского  композитора обратился  ко
мне.
     -  Ну,  Ватсон,  собирайся!  Я-таки  нащупал   нить  этого  загадочного
преступления.
     Мы оделись и вышли.
     Зная, что Холмса расспрашивать бесполезно, я обратил внимание на дом, к
которому мы подходили. Это была редакция "Таймса".
     Мы прошли прямо к редактору.
     -  Сэр,  -  сказал Холмс, уверенно сжимая  тонкие губы. - Если человек,
обутый в одну калошу, принесет вам стихи, задержите его и сообщите мне.
     Я всплеснул руками.
     - Боже! Как это просто... и гениально.
     После "Таймса" мы  зашли  в  редакцию "Дэли-Нью", "Пель-Мель" и  еще  в
несколько. Все получили предупреждение.
     Затем мы стали выжидать.
     Все время стояла хорошая погода, и к нам никто не являлся. Но  однажды,
когда  выла  буря и  бушевал  дождь, кто-то  с  треском ввалился в  комнату,
забрызганный грязью.
     -  Холмс, -  сказал неизвестный грубым голосом. -  Я  Доббльс.  Если вы
найдете мою  пропавшую  на  Трафальгар-сквере калошу, я вас озолочу. Кстати,
отыщите также хозяина этих  дрянных стишонок.  Из-за чтения этой белиберды я
потерял способность пить свою вечернюю порцию виски.
     -  Ну,  мы эти  штучки знаем, любезный,  - пробормотал Холмс,  стараясь
свалить негодяя на пол.
     Но Доббльс  прыгнул  к дверям и, бросивши в лицо Шерлоку  рукопись, как
метеор, скатился с лестницы и исчез.
     Другую калошу мы нашли после в передней.
     . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
     Я  мог бы  рассказать еще  о  судьбе поэта Бенгама,  его стихов и  пары
калош,   но   так   как  здесь  замешаны  коронованные  особы,  то  это   не
представляется удобным.
     Кроме  этого преступления,  Холмс  открыл  другие,  может  быть,  более
интересные, но  я  рассказал  о  "Пропавшей  калоше  Доббльса" как  о  деле,
наиболее типичном для Шерлока.
     "Сатирикон", 1908 год, N 3. Публикация В. Сурмило.